Страница 16 из 28
Меган держала слово и регулярно посылала отчеты о проделанной работе и о том, как расходуются его деньги, вплоть до каждого доллара. Он радовался ее письмам и ненавидел их одновременно, потому что они были абсолютно безличны.
Как будто близость, которую они испытали, была ошибкой и должна быть предана забвению.
Он отвечал ей так же безлично, стараясь не посягать на то, что она считала исключительно своим правом, и не выказывать своего огорчения из-за того, что она как бы вычеркнула его из своей жизни.
Джонни не сообщал никаких подробностей о съемках, просто информировал о том, сколько осталось — два месяца, шесть недель, четыре, две, несколько дней. Он не остался на традиционную прощальную вечеринку по окончании съемок, не испытал никакого удовлетворения оттого, что режиссер не скрывал того, что потрясен его игрой.
Как только стало понятно, что его участие в съемках закончилось и контракт выполнен, он собрал свои вещи и улетел домой — в Гундамурру, к Меган Магуайр.
Иссушенная земля не стала выглядеть лучше дождей по-прежнему не было, но овцы явно поздоровели и «похорошели», удовлетворенно подумала Меган. Благодаря деньгам Джонни увеличилось количество скважин с артезианской водой и овцы могли теперь пить вдоволь, как и есть закупаемый корм. Кроме того, она могла не волноваться из-за того, что Джонни будет критиковать или вмешиваться в то, как она ведет дела — в его электронных письмах было только одобрение ее действий.
Все ее проблемы с ним будут только личного характера. Она бросила взгляд на часы, направляясь в кухню, чтобы выпить утренний чай. Еще несколько часов, и Джонни будет здесь. А когда он прилетит… Она сначала должна увидеть, как он поведет себя по отношению к ней.
В кухне Эвелин яростно натирала на терке морковь для любимого пирога Джонни. Две ее помощницы, Бренда и Гейл, наводили порядок в комнате Джонни, чтобы к его приезду все блестело и благоухало. Меган отказалась от предложения Эвелин приготовить чай, схватила два сухих бисквита, чтобы осадить тошноту, затем налила себе полную кружку чая и села за стол.
— Вы собираетесь рассказать ему?
Меган пришла в замешательство.
— Кому… о чем?
Эвелин вытерла руки о фартук, ее темные глаза коренной жительницы этих мест впились в лицо Меган.
— Не думайте, что можете одурачить меня, мисс Меган. Я видела эти признаки слишком много раз.
Меган почувствовала новый приступ тошноты.
— Припомните, я поняла, что мисс Лара беременна, прежде, чем она сама узнала об этом, продолжала Эвелин, не оставляя сомнений в теме разговора.
Меган поняла, что отрицать что-либо бессмысленно.
— Ты кому-нибудь сказала? — спросила Меган озабоченно. Неужели все в Гундамурре знают о ее положении, но деликатно молчат?
— Нет. Но я обязательно расскажу мистеру Джонни, если вы сами этого не сделаете, — с вызовом ответила Эвелин.
— Ты не должна делать этого, — воскликнула Меган, испуганная этой перспективой.
— Не выйдет ничего хорошего из хранения секретов, которые не должны быть секретами, убежденно заявила экономка. — Особенно от отца своего ребенка.
— А с чего ты решила, что отец — Джонни? — с вызовом спросила Меган.
Фырканье Эвелин было более чем красноречивым.
— Никто другой им быть не может. Думаете, я не знаю, что произошло в день похорон мистера Патрика? Я что, не видела, какой вы были, стремясь произвести впечатление на мистера Джонни? Не понимала, что вы сохли по нему все эти годы? Так или иначе, своего вы добились, заставив его увидеть себя.
От такого унижения Меган вспыхнула. Неужели ее чувства были столь очевидны? Нет, этого не может быть! Джонни был уверен, что она его презирает, терпеть не может. Ее сестры очень переживали из-за ее реакции на завещание отца. Они не понимали, почему она так враждебно настроена против Джонни и той помощи, которую он готов оказать. Митч и Рик тоже недоумевали. И только Эвелин… Эвелин, чьим любимцем Джонни всегда был…
— Это не его вина, что я забеременела, — выпалила Меган. — И нечестно вешать на него эту проблему.
— Для этого дела всегда нужны двое, — решительно возразила Эвелин. — И дело не в вине, мисс Меган. Этот ребенок принадлежит ему в такой же степени, что и вам.
— Я заставила его поверить, что предохраняюсь. И только я несу ответственность за эту беременность. Он был уверен, что этого не случится.
Эвелин покачала головой, укоризненно и разочарованно.
— Если даже вы сплели паутину лжи, чтобы заманить мистера Джонни в свою постель, новая ложь сделает ситуацию еще хуже. Вы должны сказать ему правду, мисс Меган.
— Я не хочу, чтобы он чувствовал себя загнанным в ловушку. Это несправедливо, Эвелин! — закричала Меган.
— Вы думаете, он захочет, чтобы этот ребенок рос без отца, как он сам когда-то? Никогда, мисс Меган. Ни за что! И вы причините ему худшее из зол, если утаите от него его отцовство. — Глаза Эвелин сузились. — Вы думаете только о себе. О том, чего хотите вы. И так было всегда. Но я не позволю, чтобы мистер Джонни лишился того, что принадлежит ему по праву. Или вы ему скажете, или я!
— Это не твое дело! — Это был отчаянный крик протеста. Это только между ней и Джонни, и ей нужно время, чтобы решить, как поступить.
Эвелин была неумолима.
— Ваша дорогая мать умерла. Ваш отец, которого я уважала больше всех людей на свете, умер. Эвелин подняла руку и ткнула пальцем в Меган.
Они взяли меня в этот дом, чтобы я следила за тем, чтобы в нем все было в порядке. И не один из них не одобрил бы обмана хорошего человека.
Обман… Какое ужасное слово… Она жила с чувством вины все последние недели, вины, смешанной с опьяняющей радостью оттого, что у нее будет ребенок Джонни — его частичка, которая всегда будет с ней. Но обман…
Эвелин уперлась руками в пышные бедра. Ее массивная грудь ходила ходуном, подбородок круглого лица гордо поднят.
— Я живу в Гундамурре всю свою жизнь. Скоро уже пятьдесят лет. Я служила вашим родителям со всей своей любовью и преданностью. Они всегда были для меня примером. Можете выгнать меня, мисс Меган, ваш отец дал вам такое право…
Гундамурра без Эвелин?!
— ., но пока я здесь, я не буду стоять в стороне и наблюдать, как вы водите за нос мистера Джонни, особенно в том, что для него так важно.
Его ребенок…
И мой тоже, с яростным чувством собственницы мысленно поправила ее Меган.
— Не рассчитываешь же ты, что я сообщу ему эту новость, как только он выйдет из самолета и ступит на землю? — все еще пыталась открутиться Меган.
— Вы уже должны были сообщить ему, — последовал осуждающий ответ. — С каждой минутой вы делаете ситуацию хуже и хуже. Более нечестной. Более обидной.
Меган поняла, что, если она не пообещает сама рассказать Джонни, Эвелин сделает это прежде, чем накормит его своим морковным пирогом.
По мнению Эвелин, дочь Патрика не может поступать так, как поступает Меган, — это нарушает те традиции честности и справедливости, которые всегда царили в Гундамурре. Именно они научили Джонни верить — в Патрика, в людей, в себя. И отец оставил ее хранительницей этих традиций.
— Мне жаль, что я разочаровала тебя, Эвелин.
Эвелин тяжело вздохнула.
— Я думаю о ваших родителях, мисс Меган.
Они сказали бы вам то же самое, что говорю я.
Откройте правду и уже тогда решайте, как поступать дальше.
Теперь у нее нет другого выбора.
— Вечером. Я скажу ему вечером. — пообещала Меган.
Эвелин на миг задумалась, потом кивнула.
— Я сразу пойму утром, сказали вы или нет, предупредила она. — Мне и так будет тяжело смотреть мистеру Джонни в глаза сегодня…
Слава богу, короткая передышка.
Все-таки у нее будет немного времени, чтобы понять, как Джонни к ней относится, как надолго он собирается остаться в Гундамурре, узнать, какие у него карьерные планы. Меган хотела быть готовой к любым неожиданностям, прежде чем сообщить ему новость, которая неизбежно изменит жизнь их обоих, к любым вопросам, которые Джонни может задать ей.