Страница 3 из 5
– Живи для других, Александрушка, и сама спасешься! Больше уединяйся, уединение способствует спасению. Помни это, особенно, когда годы подойдут. Тогда это особенно будет важно! Ибо сказал Господь: “В чем застану, в том и судить буду!” Как доживешь до моих лет, припомни эти мои слова: живи для других, уединяйся и причащайся Святых Тайн еженедельно!
– Доживу ли, батюшка? – с сомнением спросила она. – Здоровье-то и сейчас не то.
– Доживешь, доживешь, матушка, – махнул рукой старец, – и еще переживешь.
Александра Петровна пережила о. Симеона на тридцать восемь лет. “Любите прискорбности, любите притрудности”, – часто повторяла она нам слова псковской блаженной Екатерины Булыниной. Мне кажется, что Александра Петровна самоей своей жизнью выполнила этот завет блаженной. Последние годы она прожила вместе с двоюродной сестрицей Анастасией, которой было уже без малого девяносто. Матушка Анастасия, неутомимая творительница Иисусовой молитвы, не могла самостоятельно передвигаться и дни и ночи проводила либо сидя на стульчике подле кроватки, либо полулежа на ней. Младшая сестрица, и сама-то едва двигающаяся, относилась к старшенькой с трогательной материнской заботой.1
Александру Петровну спрашивали, почему не уезжают они, почему мыкают горе, две безпомощные старухи, полагаясь на свою сомнительную самостоятельность? Почему? Действительно, почему? Ведь могли бы уехать к сыну священнику (который постоянно упрашивал приехать, звал), к дочери, к внуку, наконец, известному в С.-Петербурге протодиакону? Могли бы, конечно… если бы перечеркнули всю предыдущую свою жизнь, все, во что верили, что исповедовали. С юности им, живущим церковной жизнью, говорили про скорби, про болезни, про терпение и смирение. И они повторяли о том же другим. Теперь приспело время самым делом исполнить все эти слова. Это самое трудное в жизни нашей – чтобы слова не рознились с делами. Самое, верно, главное и спасительное!
В 1994 году старшая сестрица все же покинула младшую, покинула, чтобы уйти в путь всея земли… Помню свое последнее к ней слово, опубликованное в “Благодатных лучах”.
Многие же будут первые последними, и последние первыми (Мф. 19, 30). К сожалению, мы часто забываем эти слова Спасителя и судим о людях по той славе, которую сами же им воздаем. Да будут нам в назидание слова древнего подвижника аввы Агафона: “Ин суд человеческий, и ин суд Божий”.
Недавно, в канун радоницы, тихо отошла ко Господу раба Божия Анастасия. Она прожила долгую жизнь (89 лет), не накопила богатств земных, но зато сполна испила из чаши скорбей и страданий, выпавших в нынешнем столетии на долю русского народа. Подлинными же сокровищами, которые сумела она стяжать, стали глубочайшее смирение и высочайшая любовь к Богу и ближним своим. Такие богатства не подвластны тлену и смерти: они во веки пребудут с каждым, кто сумеет обрести их.
Когда я немощен, тогда силен (2 Кор. 12, 10) – эти слова св. апостола воистину определили последние годы жизни матушки Анастасии. Прикованная тяжелым недугом к постели, она непрестанно молилась, молилась о всех, кого знала и помнила, о живых и умерших. И верю, что молитвы эти не остались не услышанными…
Показателен такой случай, который произошел незадолго до ее смерти. Накануне Пасхи, ее духовному отцу, старенькому священнику о. Иоанну, явилась во сне давно умершая певчая Анна и сказала: “Анастасия должна лежать рядом со мной”. И действительно, на погосте Камно, где она (Анна) похоронена чудом сохранилось свободное место, скрытое от любопытных крестом и надгробной плитой (хотя захоронения там не было). Так и сбылось. Матушка Анастасия была погребена в этом месте, буквально в нескольких метрах от западной стены церкви св. великомученика и Победоносца Георгия. Господь явил ей Свою милость, в назидание нам, живущим.
Хочу сказать несколько слов о ее кончине. До последнего издыхания она сохраняла ясность ума: простилась со сродниками и внуком: просила, чтобы они чаще исповедывались и причащались Св. Тайн; благословила всех и, закрыв глаза, тихо отошла ко Господу, под чтение канона на исход души. Подлинно христианская кончина. Она и сейчас еще пред глазами моими: тихая, маленькая, легкая, как былинка, чуть слышным шепотом творящая свою безпрестанную молитву… Вечная тебе память!”2
Это Александра Петровна познакомила нас с замечательным камновским батюшкой о. Валентином Мордасовым, ставшим на последующие шесть лет (до своей кончины, последовавшей 18 июля 1998 г.) моим духовным наставником. Она рассказала нам о старце Симеоне Псково-Печерском, псковском блаженном Василие Графове, блаженной монахине Екатерине (Булыниной), блаженной Анастасии Струлицкой и других, которых знала лично и духовными советами которых руководствовалась всю свою жизнь.
Некий иностранец с известной долей юмора подметил: “Отчего это у вас в России в храмах на исповедь выстраиваются очереди преимущественно из женщин? Наверное, они у вас очень грешные?” Не знаю, что ему ответили. Да и требовался ли ему ответ? Я бы, наверное, сказал так: не более, чем следовавшие за Спасителем жены-мироносицы: и те не оставили своего Господа до конца, и эти, – наши бабушки-старушки, с костыликами, в простых ситцевых платочках, – безропотно следуя за духовными отцами, вынесли на своих хрупких плечах Церковь Православную в годину лютых гонений и испытаний. Спаси вас, Господи, наши дорогие матери и бабушки!
* * *
В начале января 1999 года к нам из Ивановской епархии приехал давний знакомый, иеродиакон Роман, насельник одной из тамошних обителей. Приехал с поручением от настоятеля: побывать у о. Николая для разрешения важного вопроса монастырской жизни. Отказавшись даже немного отдохнуть после дальней дороги (ехал ведь всю ночь на автомобиле по непростым зимним дорогам), о. Роман попросил меня сопроводить его на остров. Поехали. Погода, помнится, стояла тихая и солнечная: и мороз излишне не наседал, и ветер не тревожил, одним словом – январское рождественское благолепие. Без проблем добрались до Толбы и по накатанной колее промчались через болото и озеро. Зимой Мороз-воевода безкорыстно мостит отличные дороги – надежные, если особенно не отклоняться в сторону от колеи. В ясную погоду ехать по такой дороге – удовольствие. Иное дело, когда метель-поползуха закрутит вихри из снежинок, так что и колею в миг заметут буранные протуберанцы, и вешки из еловых веток скроются с глаз – тогда просто беда… Однажды, возвращаясь от о. Николая, попали мы в такую историю и в снежной непрогляди едва совсем не сбились с дороги. Взывали к батюшке, испрашивая его святых молитв и, с Божией помощью, выправили путь…
Итак, в тот погожий январский денек, без приключений добрались мы до самого домика старца. У знакомого заборчика в ожидании собрались человек тридцать-сорок паломников. Батюшке, через келейницу (Валентину Полищук), передавали записки с вопросами, через нее же получали ответы. Отец Роман достал из кармана необъятного тулупа загодя приготовленный листок со своим вопросом и попытался протиснуться поближе к калитке, но, даже при его немалом росте, сразу ему это сделать не удалось. Я стоял поодаль, не желая никому мешать, (да и повода к этому вроде бы не было: никаких вопросов на этот раз я не приготовил), наблюдал через головы паломников, как, движимая скрытыми мотивами своей птичьей жизни, колышется на крыше домика плотная голубиная масса. В каждый свой приезд я не преставал удивляться обилию этих чисто городских птиц на батюшкином дворике, их трогательной привязанности именно к этому, словно единственно пригодному для них на всем острове, месту. Понимал, что не хлебные крошки, не обилие посыпанной крупы держало их здесь, а благодатный свет батюшкиной души, молитвенный жар сердца; понимал, но дивиться на это чудо не переставал. Меж тем, усилия отца Романа уже почти увенчались успехом: могучая его фигура высилась уж у самой калитки. Вдруг, вышедшая из домика келейница громко вопросила:
1
Подробнее с жизнью этих замечательных подвижниц можно познакомиться в моей повести “Не хлебом единым”, изданной в С.-Петербурге в издательстве “Сатисъ” в 2000 г.
2
Вестник Псковской епархии “Благодатные лучи”, № 6 (13), июнь 1994 года.