Пожалуйста, не бегите по эскалатору

Я бы и внимания не обратила, но обычно эти слова произносит какая-то усталая тётка предпенсионного возраста. А тут… молодой парень. Нормальный вроде. Немного странный, конечно, выражение лица такое, будто у него прямо в мозгу сериал проигрывается, и он его внимательно смотрит.

На вид лет двадцать. Впрочем, может, и меньше. Форма обычно взрослит. Я бы даже за миллион долларов не надела эти жуткие штаны и пиджак. Бе. Гадость. Быть как все. Как будто я не личность, а часть какого-то большого безмозглого организма. Нет, спасибо, мне в школе хватило. Дважды в неделю разговоры с завучем на тему внешнего вида. Ничего, не выгнали, доучилась как-то.

Когда я проходила мимо будки, остановилась на секунду. Парень неподвижно сидел на своём стуле: спина прямая, взгляд устремлён вперёд, руки на допотопной приборной панели. Ха.

Дальше рассмотреть было невозможно, толпа понесла меня вперёд, да и препод в училище ждать не будет. Но я всё думала, зачем, вот зачем он там сидит? Предположим, очень нужны деньги, это бывает, по себе знаю. Но можно же официантом или курьером, всё лучше. Разве что у него со здоровьем проблемы? И он ходить не может? Это многое объясняет: и застывший взгляд, и сидячую работу. Правда, ни коляски, ни костылей я не заметила, но бывают же ходячие, просто медленные.

Любопытство съедало меня весь день. И я наконец решила, завтра побегу по эскалатору, пусть сделает мне замечание, а лучше два, пусть разозлится в конце концов. Может, тогда выйдет из будки и наорёт на меня. Или хотя бы кинет гневный взгляд в мою сторону.

Всё сделала, и что вы думаете? Дважды произнёс свою мантру, а когда я мимо него проходила, даже головы не повернул.

Так же на следующий день. И на следующий. Не человек, а робот какой-то. Мне уже интересно стало. Прямо спортивный азарт проснулся. Ну, должна же я его как-то вывести из себя. Чтоб заорал.

Ничего. Фраза: «Пожалуйста, не бегите по эскалатору!» звучит по-прежнему нейтрально. И так уже неделю. Может, у него проблемы с памятью? И он меня забывает за день? А иначе как можно сохранять спокойствие?

Сегодня народу было поменьше, я смогла задержаться у его будки чуть дольше обычного, и я увидела, что, помимо кнопок на приборной доске, у него рядом с правой рукой лежит блокнот, весь испещрённый какими-то формулами. Математика? Физика? Химия? Что-то ужасно сложное.

Так это что получается, что он умный, что ли? Но это же бред! Зачем умному парню в будке сидеть? Точно инвалид.

ГЛАВА 5. –МИ-

Она очень упряма. Эта Крэзи. И любит переходить границы дозволенного. Говорят, это вообще в крови у всех русских. Нарушать всё, что можно и нельзя. Люди начинают бросать фантики, даже если никогда раньше этого не делали, увидев табличку: «не мусорите». Ну, а метро – просто идеальное место для нарушения запретов. Правило «Не прислоняйтесь!» в вагонах не нарушил только ленивый.

Крэзи решила, что будет бегать по эскалатору. Каждый день. Ну и ладно. Моё дело просить её не бегать, хватать за руки и ругать, к счастью, в мои обязанности не входит. Я и прошу. А она бежит. Может, очень торопится?

Вчера был у Николая Николаевича. Он спрашивал меня о личной жизни. Хочу ли я, чтоб у меня появилась девушка, и как я себе представляю отношения с ней. Психолог спросил, нравится ли мне кто-нибудь.

Вы не думайте, что, если я не испытываю эмоций, то девушки меня не интересуют. Я люблю смотреть на симпатичных, правда, им это не нравится. Они отводят глаза или даже пересаживаются подальше. Я знаю, что нельзя смотреть пристально и нужно больше улыбаться, но это сложно. Не верите? А вы попробуйте бросать беглые взгляды на интересную книжку или искусственно ей улыбаться. Почувствовали себя идиотами? Вот и я тоже.

Я хотел бы иметь девушку. Чтоб она со мной жила, готовила мне щи, а потом ела их, сидя на соседнем стуле. Я хотел бы спать в ней в одной постели и не только спать. Пусть я не испытываю эмоций, но физические удовольствия мне знакомы.

Николай Николаевич объяснил мне, что, если сравнить отношения с девушкой с поеданием пирожного, то обычные люди наслаждаются его вкусом, красивым видом, ароматом, воздушностью крема и хрустом вафельки, а я – только вкусом. По-моему, не так плохо. Всё же вкус в еде – это самое важное.

В общем, я ничего не имею против девушки. Но пока плохо понимаю, как мне кого-то найти. Девчонки из группы избегают даже смотреть на меня. Кто-то в открытую смеётся, другие боятся. Вот интересно, как люди опасаются всего, что им хоть немного непонятно, что отличается от них. Ну и ладно. Я не тороплюсь. Жениться раньше тридцати я не собираюсь, так что…

Перевёл взгляд на последние записи в блокноте. В голове бродят разные идеи. Всемирно известная задача Мильтенса пытается укорениться в моём мозгу, пуская корни во все стороны. Я чувствую, как всё глубже и глубже проникаюсь её сложностью, красотой и гармонией, той, которую никогда не увидеть человеку, далёкому от науки.

Я редко что-то записываю. Изредка заношу промежуточные выкладки на бумагу. Не потому, что боюсь забыть, а потому что вид этих формул радует взгляд. Я могу проследить по этим записям ход моей работы, а она безусловно продвинулась. Уже давно не сомневаюсь в том, что с задачей у меня всё сложится, это лишь вопрос времени. Пять лет? А может, год? Или месяц?

«Пожалуйста, не бегите по эскалатору». Я привычно объявил это по телефону, потому что увидел слетающую по ступеням фигуру Крэзи. Сегодня она была одета немного иначе: юбка длинная и клетчатая, свитер объёмный, ярко-розовый, в него можно затолкать троих таких, как она. Остальное не разглядеть – далеко.

Люди расступались перед ней, выстраиваясь в аккуратную очередь. А она летела, легко касаясь ступеней подошвами. Юбка развевалась, перекинутая через плечо сумка подпрыгивала на каждом прыжке. Точно Крэзи.

Я уже хотел нажать кнопку громкоговорителя, чтоб ещё разок её предупредить, но вдруг остановился. «Она немного похожа на меня, – подумал я, – люди её сторонятся, вон как вжимаются в перила. Как будто боятся прикоснуться. Наверно, с их точки зрения, она отличается от них даже больше, чем я. Необычная внешность бросается в глаза сильнее, чем отсутствие эмоций».

«Пожалуйста, не бегите по эскалатору», – произнёс я, она улыбнулась. Похоже, мои замечания её веселят. Пусть.

Когда до конца эскалатора оставалось метров десять, произошло что-то странное. Шаги Крэзи сбились, и она вдруг взлетела. По-настоящему. Неловко вскинула руки и оказалась в позе прыгающей с вышки ныряльщицы. Только под ногами были жёсткие металлические ступени, колючие и мчащиеся вниз.

Кто-то закричал, кто-то охнул. К ней протянулись руки, тщетно пытающиеся её поймать. Я нажал на кнопку остановки эскалатора. Кажется, быстро. Но от этого стало только хуже. И вот Крэзи кубарем катилась по последним ступенькам, а потом оказалась неподвижно лежащей на полу.

«Медицинскую бригаду к эскалатору срочно», – прокричал я в трубку и выскочил из будки. С нижних ступенек к ней бежали люди. Кто-то уже сидел рядом, пытаясь развернуть её лицом наверх.

– Не трогать, – сказал я громко и, разумеется, спокойно, – врачи будут здесь через пару минут.

Я увидел на её голове кровь, руки были неестественно вывернуты: одна вверх, над её головой, другая – под животом.

Я вернулся в будку и объявил по громкой связи: «Уважаемые пассажиры. Просьба подождать. Эскалатор останется неподвижным в течение нескольких минут. Оставайтесь, пожалуйста, на местах».

Некоторые, разумеется, не послушались, как это всегда бывает, они торопливо спускались вниз, то ли спешили, то ли им было любопытно увидеть пострадавшую. Я знал, что так будет.

Когда я снова подошёл к Крэзи, около неё уже остановились два врача. Одного из них я знал: он как-то на моих глазах приводил в чувства дедушку с сердечным приступом.