Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 16



Азия – звук, обладатель живых откровений.

Дай ей, что слышит Дунай, проповедует Нил!

Азия просит, и каждый незыблемый гений

жёлтой пустыней когда-то в стихах проходил.

На морозе свечу зажгу 

Побросаю пожитки в сани,

на морозе свечу зажгу,

и споют мне снега осанну,

и метель замотает в жгут.

Электрическое, живое

в наших русских зимних лесах

то потрескивает, то воет

вне таблиц, табелей и граф.

Комариная ли, камаринская –

всё просторное, всё горит

поутру, как усадьба графская,

как на дереве – снегири.

Я и сам из лихого племени

Новотроицких казаков,

что садилось за стол с пельменями,

посетив девичий альков.

Что мне ваши фейсбуки, лайки,

кабинетная ваша суть,

когда в памяти балалайки

распрямляют живую грудь!

И летит ледяная пудра

в обе стороны от меня,

и играет морозным утром

яркий луч на узде коня.

Яблочные сны

Сентябрь – казак, Степашка Разин –

с утра победный сеет гам.

И – казни, казни, казни, казни

созревших яблок по садам!

Везут стеклянную посуду

и сахар, жизни эликсир,

и медный чан, и ложек груду…

Варенье – всякому кумир!

И на перронах станций дачных,

где остро пахнет шпал мазут,

звучит Огинский… Не иначе

в Москву Царь-яблоко везут!

И мы с тобою на Алтае,

зарывшись в сено на дворе,

живую повесть наболтаем

о жёлтой яблочной поре.

Из сундука достанем сбрую,

в свистульку дунем из сосны,

и – дай нам Бог! – перезимуем,

вкушая яблочные сны.

Скворечник 

В глубину кедровых досок

проникают гости –

нюхают колючим носом

древесину гвозди!

Беззаботная орава

влезла и затихла.

Толстый – слева, тоньше – справа…

Тьма, неразбериха!

Отряхнув собачью шапку,

мужичок ледащий

стружки жёлтые в охапку

сгрёб и бросил в ящик.

Закурил, расправил душу

и сказал соседу:

«Прилетят вот-вот. Послушай

воробьёв беседу.

Недовольны попрошайки,

что с утра капели

о скворцах щебечут байки,

словно ошалели!»

И пошёл скворечник вешать,

шлёпая по лужам,

как весны исправный леший,

птицам очень нужный.

Перекаты Катуни

Цветная пыль, как радуга, повисла

над валуном и радостно поёт.

Идя, как в бой, река не видит смысла

остановить запущенный завод.

С горы спустилась дикою козою,

крутой наклон преодолев за день,

и падает избранницей рябою

в прохладу струй берёзовая тень.

Перелететь бурлящую стихию

боится молчаливая пчела.

Перелетают новости плохие,

хорошие – глядят из-за угла.

Ад среди спящей зелени какой-то,

котёл, кипящий розовой водой!

Качается, как на пружинах койки,

и проплывает мимо сухостой.



Вода старухой кажется беззубой,

когда ворчит на зарево зари

и, ударяясь лбом о камень грубый,

зловещие пускает пузыри.

Но зверь придёт, и радостно долдонит,

и в берег бьёт, как в барабан любви.

«Пей, сколько хочешь, вот мои ладони,

в них небо голубиное рябит!

Тебе отдамся, зверь, я всей водою,

которую веками можно пить.

Айда со мной,  шалуньей молодою,

широкою Сибирью колесить!»

Одуванчики 

Вот одуванчик, стеклодув Алтая,

задумавший шары на этот год,

с весенним солнцем о любви болтает

и льёт лучи на влажный огород.

К чему ведёт суровая учёба

у солнца, у поляны, у ручья

с тобой и мы узнаем, глаз укропа

направив на устои бытия.

Пусть этот сон стеклянный зеленеет

и создаёт прозрачные миры.

Полны движений, сотканных из лени,

к июню поседевшие шары.

Ответственная выпала задача

парашютистам общества «Заря»:

сутулых гор кафтан переиначить,

поставить облака на якоря.

И скинут одеяло трав, и лягут

алтайскою царевной, и во сне

до марта проболтают об отваге,

о дружбе стеклодувов и луне.

Алтайский язык 

Рябое небо плавает в реке,

продутое зелёными ветрами.

В алтайском незнакомом говорке

увижу то, что называют снами.

Увижу ручейки русальих слёз,

отшельника тугую власяницу,

и кедры на горах, и сена воз,

от тяжести готовый наклониться.

Увижу жизнь, которая текла

в долинах гор, себя письмом не метя,

и дома, у рабочего стола

сгорю в костре мучительных столетий.

Язык алтайский зычен и румян,

в нём Азия ножи косые точит

на пришлецов, и утренний туман

ползёт змеёй среди ковыльных кочек.

Сижу среди алтайцев и курю

их трубку, дар священного Алтая.

По-своему, по-русски говорю,

их разговор сердечный понимая.

Катуни, протекающей возле Замульты

(утренняя запевка)

Ты горы обегаешь ловко,

и ты ещё не полукровка

у Замульты, моя Катунь!

А гор весёлый штукатур

в берёзы красит и осины

твой стан, прозрачный и осиный,

и воздух дышит в твой рукав,

как огнедышащий удав.

Танцуй, змеёю извивайся

средь гор, как твой кумир, Вивальди,

что птиц весенних перепеть

решил под старость, и медведь,

спустившись с ледников Белухи…

А, впрочем, это только слухи!

И ты по гальке и камням

бежишь, сподобившись коням.

Сам хан Алтай ковшом луны,

коснувшись тёмной глубины,

лобастых рыбин достаёт

и на дорогу их кладёт.

Авось, достанутся Рассвету –

он главный воздуха пастух,

и для него по всем приметам,

похож на царскую карету,

горланит утренний петух!

Камышовая истина - утка в уютном гнезде...

* * *

Камышовая истина – утка в уютном гнезде.

Панорама шершава, бородавчата даже пеньками.

В небе солнце висит, как на старом и ржавом гвозде,

и с уключины капли, стекая, стучат кулаками.

Обострённость, внимательность, горная тишина,

где обвалы часты и туманы в родстве с облаками.

Утка строит гнездо в полуметре от рыжего дна,

в полумиле от неба, от смерти – подумайте сами.