Страница 18 из 26
– Ты, конечно, прав, Леон! Знай, я высоко ценю твою принципиальность, причем во всех вопросах. Но, может, вернемся к бедному Жюстену?
– Мне нужно отлучиться: утренний обход пациентов. Пока меня не будет, побудь с парнем. Если очнется, в чем я очень сомневаюсь, дашь ему воды, – сказал доктор. – А когда вернусь, перенесем его в другую комнату, потому что больные будут приходить и кабинет должен быть свободным.
– Спасибо тебе за все, что ты делаешь! – сказал Ларош. – Но разве ты не боишься, что я его прикончу? Ты же только что практически обвинил меня в покушении на его жизнь!
Тон был ироничным, провокационным. Фоше пожал плечами:
– Ты не повез бы его ко мне, если бы хотел избавиться от парня. Оставил бы его истекать кровью на заднем дворе, и дело в шляпе! Я же никогда не видел тебя таким расстроенным, из чего следует, что это действительно была трагическая случайность.
Казалось, Жюстен, прикрытый белой простыней, спит последним сном – так он был недвижим и бледен. Гуго Ларош присел рядом и прислушался к его дыханию, натужному, но, вопреки всему, регулярному.
– Пожалуйста, живи! – шепотом, как мантру, повторял он.
Ларош по натуре был человеком деятельным. Он не привык сидеть сложа руки, а избыток энергии выплескивал в бешеной скачке по окрестностям либо в долгих прогулках по виноградникам, а случалось, и криками, и активной жестикуляцией. И пить по вечерам он стал с единственной целью – забыть и забыться.
Но этим утром память предъявила ему все то, о чем он предпочел бы не вспоминать. Ларошу хотелось кричать от стыда. Все перемешалось у него в голове: испуганное лицо дочки, которую он донимал своими неуместными ласками; или это все-таки Элизабет, и ее голубые глаза сверкают ненавистью, когда она бьется в его объятиях?
– Господи, что я наделал! – ужасаясь, прошептал он.
О той гнусности, какой Элизабет подверглась на чердаке в башне, ему до поры до времени удавалось не думать. Зато он помнил свою ярость, жестокосердие, нечестивую жажду обладания. Это был его способ получать удовольствие. А жертве… Жертве полагалось ненавидеть и трепетать. В его памяти четко запечатлелось личико юной Жермен, когда он ее насиловал. Он смотрел на нее не отрываясь, чтобы сполна насытиться ее болью и страхом.
Внезапно он сам удивился, как это небеса не покарали его сообразно всем этим злодействам. А может, все еще впереди и за все придется ответить, если Жюстен не выживет?
В салоне для официальных приемов оркестр играл вальс. Элизабет танцевала с мужем, и за ними восторженным взглядом следил капитан судна. С начала плавания молодая чета уже второй раз ужинала за его столиком.
– Ты очаровала нашего капитана, – шепнул Ричард на ушко супруге. – Глаз с тебя не сводит!
– Странно, ведь я – единственная здесь не в вечернем туалете.
– Ты и в этом платье красавица, Лисбет. Но обнаженная, в одном лишь сапфировом колье, будешь совершенно неотразима! Сегодня же вечером проверим!
– Ричард, ну что за глупости! – с лукавой улыбкой отозвалась она.
– Слава Богу, ты снова весела и беззаботна. Смею надеяться, в этом есть и моя заслуга. Денно и нощно я стараюсь, чтобы ты была счастлива…
– И у тебя это прекрасно получается! Ты – заботливейший из мужей.
Отличная танцовщица, Элизабет отдалась музыке и ласковым рукам мужа. Она уже привыкла спать с ним в одной постели, чувствовать его рядом. Оказывается, так приятно проснуться и прильнуть к Ричарду… Чем он часто пользовался, чтобы утолить желание, вовлекая ее в нежную любовную схватку.
Молодая женщина не могла не заметить, скольких усилий ему стоит оставаться деликатным, предупредительным – лишь бы не пробудить в ней травмирующие воспоминания. И все же, к своему сожалению, столь ярких удовольствий, как в первые их интимные встречи, Элизабет уже не испытывала.
В танце она была чудо как хороша: широкая атласная юбка красиво струится, роскошные волосы, подхваченные у висков двумя гребешками, распущены…
Когда музыка смолкла, Элизабет вздохнула с сожалением. Они с Ричардом вернулись за столик, но тут оркестр заиграл снова и капитан поспешно встал.
– Мадам, позвольте пригласить вас на вальс! «На прекрасном голубом Дунае» – кажется, так он называется, – и капитан галантно поклонился. – Разумеется, с позволения вашего супруга…
– Супруг не против, – улыбнулся Ричард. – Самое время выпить дижестив, тем более что ужин был прекрасный.
Элизабет приняла приглашение благосклонно. Она ожидала чего-то подобного: как мужчина смотрит на нее при каждой встрече, невозможно было не заметить.
«Откуда такой интерес?» – каждый раз думала она.
На танцплощадке, обустроенной между столиками, в свете многочисленных хрустальных светильников танцевали они с капитаном и еще одна пара.
– Не верится, что мы на корабле, посреди океана, а не в чьей-то роскошной гостиной, – сказала она своему кавалеру.
– Пока все складывается самым благоприятным образом, и, если погода не испортится, в среду мы – в Нью-Йорке. Будем надеяться на лучшее, но шторм вполне возможен.
– Если б только нам повезло! – прошептала Элизабет. – Сама я, слава Богу, не страдаю от морской болезни, в отличие от подруги Бонни. Ей плохо, даже если на море штиль.
– Это не первое ваше плаванье, мадам? Я не решился задать вам этот вопрос за столом ни сегодня, ни позавчера вечером.
– Но вам очень хотелось меня об этом спросить! – с уверенностью сказала Элизабет. – Не удивляйтесь, у меня отличная интуиция.
– Бесспорно, мадам. Дело в том, что у меня такое чувство, будто я вас знаю… пардон, что мы уже виделись прежде, на пароходе «Шампань». Вы были совсем еще юной. Красивая девочка с каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами стоит на палубе и смотрит, как танцует дрессированный медведь… Это было мое первое плаванье в должности капитана судна. И мы прошли через ужасный шторм.
С этого момента Элизабет танцевала механически, уже не слыша музыки.
– Капитан, у вас прекрасная память! – тихо промолвила она. – Да, это была я. И шторм, о котором вы упомянули, забрал жизни моей матери и ребенка, которого она носила под сердцем. Они покоятся на дне океана.
– Ну конечно, я был уверен, что это вы! Простите, что пробудил в вас печальные воспоминания. Но на это у меня есть серьезная причина. По моему мнению, в то время условия проживания для пассажиров третьего класса были ужасны, и я до сих пор помню, как после похорон вашей матушки вы стояли на палубе – живое воплощение всех горестей мира. Я вам искренне сопереживал. И все эти годы часто вспоминал о вас. Тем приятнее было убедиться, что судьба к вам благосклонна – у вас прекрасный муж, и путешествуете вы в кругу людей обеспеченных!
– Прошу меня простить! Я больше не могу танцевать! – воскликнула молодая женщина.
Они остановились посреди танцевальной площадки, что само по себе было странно. Однако Ричард не последовал примеру многих ревнивцев и остался сидеть.
– Мсье, мой социальный статус действительно повысился, – сказала Элизабет. – Но ценой еще одной трагедии: моего отца убили в трущобах Бронкса, и я осталась сиротой. Но не стану же я пересказывать вам историю своей жизни?
– Разумеется, я не вправе ожидать ничего подобного, – смутился капитан.
– Могу я узнать цель нашей беседы?
– Все просто: позавчера я проверял бортовой журнал, и оказалось, что одна каюта во втором классе свободна: зарезервировавшие ее пассажиры не явились. И я решил предложить ее вашему дяде Жану Дюкену и его невесте, вашей подруге Бонни. Кроватей в этой каюте две.
– Правда? Это очень любезно с вашей стороны!
– Оба раза, когда я имел удовольствие ужинать с вами за одним столиком, вы сокрушались, что им приходится обретаться в твиндеке, – до такой степени, что почти лишились аппетита. Если мое предложение будет принято, ваши близкие оставшиеся дни проведут с куда большим комфортом.