Страница 5 из 14
Оказавшись в исправительной колонии строгого режима в Томской области, он сам выстраивал свой авторитет, не подкреплённый с воли. Вспоминать эти долгие двенадцать лет, отсиженных от звонка до звонка, Марк не хотел. Ничего он там для себя не приобрёл, кроме нескольких шрамов, переломов и двух наколотых перстней на пальцах левой руки.
Чтобы выжить, заработал авторитет, законов зоны не нарушал, сам не конфликтовал, не прогибался ни под кого и не сотрудничал с администрацией. В основном по этой, последней причине он не вышел раньше срока по амнистии или по условно-досрочному освобождению.
За это к перстню на пальце с изображением черепа в рамке, обозначающего «отрицал», живущих по принципу «жить – значит бороться», добавился сплошной чёрный перстень, говорящий об отбытом полностью сроке, без досрочного освобождения.
И вот теперь, после выхода на свободу, поезд Новосибирск – Санкт-Петербург привёз его совсем в другой город, где он в первое время не смог себя найти.
Он, в общем-то, ничего и не умел, кроме как махать кулаками, участвовать в разборках, прорабатывать криминальные операции, вышибать долги и запугивать. После отсидки к дерзости и смелости в его характере добавились терпение, проницательность и способность к глубокому анализу ситуации. Но даже со всем этим букетом он не нашёл в Питере достойного для себя занятия. Бывшие подельники, казалось бы, тепло и по-дружески принявшие его после возвращения, всё же держались от него на некой дистанции. Эти бывшие якобы друзья, превратившиеся в законопослушных бизнесменов, давали понять, что они теперь из другой касты. Марк, со своим менталитетом, сложившимся и оставшимся там, в лихих 90-х, стал не чета им. Эти люди уже были совсем с другой планеты, с круглыми суммами в банках, легальным бизнесом и детьми, учащимися за границей.
Марк сделал неосторожную попытку найти и разобраться с бывшими кураторами от Законодательного собрания, которые прибрали к рукам часть общака «тамбовских», но сделать это ему не дали.
Почувствовав его интерес к этому делу, на него вышли высокие чины из органов, которые передали ему предостережение от якобы питерского губернатора того времени, пообещав ещё один срок в местах заключения, если он не перестанет копаться в прошлом.
Опасаясь преследования, Марк уехал в тёплую Испанию, получив хорошие подъёмные от бывших подельников. Там он жил в своё удовольствие и занимался достаточно успешным игорным бизнесом. Пара открытых им казино на юге Испании позволяли ему безбедно жить и не беспокоиться о будущем.
Но всё время, проведённое за колючей проволокой и прожитое им в сытой и ленивой Испании, он не забывал о «кидалове и подставе». Он дождался окончания 15-летнего срока давности по преступлениям, которые не были доказаны судом, но которые запросто могли ещё ему вменить. Только после этого Марк осторожно стал собирать информацию, анализировать и готовиться предъявить счёт тем, кто опорочил его бандитскую репутацию и упёк его на целых двенадцать лет в колонию.
Помогала ему в этом его служба безопасности, кадры для которой он подбирал сам из числа ушедших в отставку бойцов Французского легиона. Её начальником был его друг и ближайший соратник Никита Грачёв, по кличке Боцман, бывший мичман 336-й бригады морской пехоты Балтийского флота, с которым Марк нёс боевую службу у берегов Анголы.
Боцман, отслуживший в морской пехоте больше десяти лет, так же как и Марк, не нашёл себя на родине и завербовался на службу во Французский легион. Уйдя в отставку в звании капрала, с радостью принял приглашение Марка и переехал в Испанию.
Затем Марк позаботился о создании себе новой легенды, подтверждение которой ему обошлось во внушительную сумму. По ней бывший гражданин Российской Федерации Марк Багрицкий умер от сердечного приступа в испанском городе Таррагона во время погружения с аквалангом к затопленным древним кораблям.
И вот в начале марта 2015 года, после семи лет отсутствия, Марк прилетел в родной город, где о нём уже почти никто ничего не помнил. Это его вполне устраивало. Тем более что гражданин Испании Маркос Агилар Дельгадо, приехавший в Петербург по делам бизнеса, совсем не имел желания быть узнанным как бывший бандит и уголовник по кличке Марик.
Поселился он в маленьком, но комфортном отеле в Пушкинском районе, в южной части города. Выбор был сделан в пользу удалённости от центра и полной анонимности.
С пожилыми родителями, знавшими о его тайне перерождения в Маркоса Дельгадо, он встретился только один раз, пробыв с ними недолго и передав им банковскую карту с внушительной суммой, сказал, что вынужден опять уехать. Старики не возражали, чувствуя, что они с сыном чужие люди. Они опасались и стеснялись его уголовного прошлого. Давно свыклись с тем, что их единственный сын – отрезанный ломоть. Они были благодарны ему за деньги на приличную старость, но, отдав Марку два его старых фотоальбома, вздохнули с облегчением, когда он ушёл.
Один из фотоальбомов был старый, школьный, где в чёрно-белых картинках демонстрировалась вся его беззаботная детская и юношеская жизнь. Второй, более увесистый, разукрашенный якорями и автоматами, был его дембельским альбомом, запечатлевшим другую, уже взрослую часть его жизни. Оба этих фотоальбома были бережно принесены в гостиницу. Так уж получилось, что, по сути, только эти две вещи оказались единственной связью Марка с его далёким уже прошлым.
В один из слякотных мартовских дней, сидя в уютном номере класса люкс, Марк перелистывал свой школьный альбом и вспоминал юность.
Альбом этот можно было назвать школьным лишь условно. Марк, не любивший школу и мало фотографировавшийся со своими одноклассниками, заполнил альбом почти полностью фотками с боксёрских соревнований.
Но среди довольно однообразных картинок, где он, уставший и гордый, стоял на ринге с поднятой рефери вверх рукой, натолкнулся на фотографию, заставившую сжаться от волнения сердце.
С любительской, не очень качественной чёрно-белой фотографии на него смотрела парочка влюблённых подростков, опирающихся на двухколёсный мотоцикл марки «Ява». Он, совсем ещё юный, обнимал худенькую, стройную, темноволосую девчонку.
Сколько лёт прошло с тех пор, но он в мельчайших подробностях вспомнил свою первую любовь – девочку Эку, приехавшую погостить в деревню из Москвы, куда он также приехал на каникулы, только из Ленинграда. Целый месяц они провели вместе. Гоняли вдвоем на дядькином мотоцикле. Танцевали и обнимались под «Сектор Газа». Неловко целовались на пустынном озёрном пляже. Смеясь, бежали, поливаемые проливным дождём и прятались в стогу сена, где целовались снова и снова.
Вспомнил он, как было разбито его сердце, когда отец увёз девчонку из деревни. Как он писал ей пылкие письма и пробовал звонить в течение года, вернувшись в Ленинград. Как не находил себе места от того, что не получал никаких ответных писем. Как папа Эки отвечал ему по телефону, что она уехала из Москвы и больше звонить сюда не стоит.
Вспомнил даже такой эпизод, когда он в начале девяностых, коротко подстриженный, молодой и дерзкий бандит, одетый в кожаную куртку, приехал на своей девятке цвета мокрого асфальта в Москву по делам братвы. Наглый и уверенный в себе, пришёл по её адресу и позвонил в дверь. Дверь открыл папа Эки в форме майора милиции. Смерив опытным взглядом нежданного гостя, он сказал тогда слова, которые поставили крест на чистой, юношеской, первой любви Марка:
– Слушай сюда, деловой! Как я вижу, у тебя есть две дороги. Первая – получить маслину в башку во время ваших разборок, а вторая, если повезёт, отправиться за колючку. Дочка у меня одна, и я костьми лягу, но не позволю тебе, бандитская рожа, охмурить её. Одним словом, гуляй отсюда и, если я увижу тебя или услышу о тебе хоть что-то, полетишь ты, милый друг, белым голубем к такому же Белому морю прямиком в лагеря!
И ничего не смог сделать молодой бандит Марик в этой ситуации. Не было у него методов обойти этого опытного опера, защищающего свою дочку, не найдя при этом себе лишних проблем.