Страница 4 из 14
Катя подумала, что всё это заграничное богатство, неведомо откуда добытое Марком в наше санкционное время, она не видела в магазинах уже больше года. Но восхищаться не стала, а довольно сухо спросила:
– По какому поводу банкет? Ты, часом, не ошибся адресом?
– Не ошибся, не ошибся!
Марк улыбнулся и продолжил:
– Я понимаю, конечно, что ты удивлена моим приходом, но позволь мне рассказать тебе о его причинах. А там уж сама решишь, указать мне сразу на дверь или продолжить наше старое-новое знакомство.
Голос его был добрым и немного ироничным. Но Катя как-то поняла на подсознательном уровне, что такой тон не совсем обычен для его обладателя. Чувствовалась в этом голосе сталь, к которой он привык в своей жизни.
Она неуверенно пожала плечами, но, в душе уже согласившись выслушать Марка, стала расставлять столовые приборы. Открыла содержимое упаковок и коробок, разложив их по тарелкам.
Пока Марк ходил в ванную мыть руки, Катя заварила кофе в двух кружках, поставила два пустых бокала, порезала лимоны круглыми ломтиками и села наконец-то за стол напротив вернувшегося Марка в ожидании его рассказа.
Глава 2
Пасмурным, но таким долгожданным, октябрьским утром 2008 года за спиной отбывшего наказание Марка Виленовича Багрицкого захлопнулась стальная входная дверь в кирпичной стене, окрашенной грязно-голубым цветом, контрольно-пропускного пункта исправительной колонии строгого режима № 2 в посёлке Белый Яр Томской области. Бывший зэк, по кличке Марик, оттрубивший в колонии двенадцать лет от звонка до звонка по 105-й статье Уголовного кодекса, вышел на долгожданную свободу.
Его никто не встречал, и он на попутках добрался до Томска, где купил билет на поезд до Петербурга с пересадкой в Новосибирске.
За четыре дня, проведённых в пути, он пытался привыкнуть к свободе, обилию людей и адаптироваться к новой реальности за окном стремящегося в его когда-то родной Питер поезда. Реальности, которая значительно изменилась со времени его посадки в 1996 году.
Даже под равномерный стук колёс поезда ему почему-то не спалось в первые дни свободы. Меняющиеся в вагоне шумные, иногда громко храпящие или громко чавкающие люди не сильно мешали ему. После двенадцати лет строгого режима всё это казалось ему воплощением комфорта и свободы.
Дорожных денег, полученных при освобождении, было в обрез, и он не ходил в вагон-ресторан, довольствовался недорогим съестным, изредка купленным на перронах во время остановок поезда. Пару раз его угощали пассажиры, которые сами имели опыт «похода к хозяину» и безошибочно угадывающие друг друга в людской массе.
Почти всё время пути он провёл лёжа на верхней боковой полке плацкартного вагона, глядя в окно, где мелькали осенние пейзажи, дороги, переезды, станции и мосты. Он смотрел на всё это, по чему так соскучился в колонии, и вспоминал свою короткую допосадочную жизнь.
Марк, родившийся в 75-м, вырос в ленинградской, интеллигентной семье. Учась в школе с усиленным преподаванием английского языка, он, как многие советские дети в то время, активно занимался спортом. Бокс был его страстью, занимающей практически всё свободное, и не только, время. К концу школы он успел выиграть несколько крупных турниров города и области по боксу и получил звание кандидата в мастера спорта.
Учёба давалась ему легко, и, если бы не бокс, он смог бы легко сдать школьные экзамены на золотую медаль, к чему Марк вовсе не стремился.
Не стал он поступать и в университет, куда настойчиво направляли его родители – учёные-физики.
Наступали новые времена и в начале 90-х превратиться в вечно недосыпающего студента, грызущего гранит науки, было по меньшей мере не престижно и глупо, имея боксёрскую подготовку и такой, как у него, прямой справа.
Тогда, в пронизанном насквозь криминалом Ленинграде происходило становление организованных преступных группировок. Воровские бригады сходились в непримиримой схватке со спортсменами, деловыми и этническими бандами.
Марк со многими другими молодыми боксёрами из «Трудовых резервов» примкнул к одной из бригад спортсменов. Деньги доставались легко, а тяга к бандитскому риску была у него в крови, пьяня и возбуждая. Криминальная романтика в то время захватывала таких, как он, пацанов целиком, засасывая в трясину, откуда возврата не было.
Когда во время очередной стычки с «тамбовскими» ему пришлось в первый раз голыми руками забить насмерть «синего» – расписанного наколками вора, он понял, что месть будет неизбежна. «Тамбовские» его достанут везде, где бы он ни прятался и как бы его ни прикрывала своя преступная группировка.
По совету старших Марк явился в районный военкомат и добровольно попросился в армию, к большому удивлению военкома. Тот, «подогретый» пачкой купюр, которую передали ему бригадиры, отправил Марка служить в элитную 336-ю бригаду морской пехоты Балтийского флота, где, участвуя в боевом дежурстве у берегов Анголы, он стал недосягаем никаким бандитским мстителям.
После дембеля, вернувшись домой, он узнал, что за время его службы уже успело произойти слияние воров и спортсменов. Его, как опытного сержанта-морпеха и бывшего боксёра, ожидал достойный ранг в преступной иерархии города, теперь уже переименованного в Петербург.
Он стал руководить разведкой одного из крыла «тамбовских». Два года пролетели в непрерывных разборках с пришлыми: то с этническими преступными группировками, то с московскими «солнцевскими», «коптевскими», «измайловскими» и многими другими заполонившими криминальный российский мир преступными сообществами, стремящимися прибрать к рукам лакомый кусок пирога от стремительно растущего бизнеса его родного города.
Он уже привычно нажимал на курок пистолета, когда этого требовала необходимость. Участвовал в разборках, ломал кости конкурентам, допрашивал с пристрастием, крышевал бизнес разными способами. В общем, делал всё то, что было положено среднему чину преступной организации. Обрастал криминальными связями и двигался наверх по скользкой карьерной лестнице. Единственное табу, которого он придерживался неукоснительно, – это не трогать женщин и детей, ни в каком случае.
О том, что эта преступная, карьерная лестница очень скользкая, он понял в начале 96-го. «Тамбовцы», уже начавшие легализовывать свой капитал, стали бороться за монополизацию всего топливно-энергетического рынка Петербурга.
Марк, который по указанию боссов, передал солидный чемодан с наличными из общака двум кураторам от Законодательного собрания, был арестован милицией сразу после передачи денег. Подстава была разыграна как по нотам. Кураторы заявили, что никаких денег не получали.
Эти бешеные деньги в твёрдой валюте предназначались для покупки петербургских филиалов компании «Сургутнефтегаз», и над головой Марка, помещённого в «Кресты», завис невидимый и неумолимый топор.
Полгода он тщетно пытался доказать свою правоту верхушке «тамбовских» через многочисленных курьеров и с помощью записок – «маляв», отправленных на волю. В итоге у него сложилось устойчивое мнение, что боссы, поверившие в его честность, решили всё-таки его слить в угоду интересам большого бизнеса. Подробностей ему никто не докладывал, но «тамбовские», начавшие сворачивать свою деятельность на криминальном поприще, стали перекрашиваться в легальных бизнесменов и решили пожертвовать им в надежде получить индульгенции от органов правопорядка.
Его никто не прессовал в «Крестах», но, правда, и не «грел» с воли. Марк был рад и этому положению вещей, поскольку знал, какие длинные руки у бывших собратьев по бандитскому ремеслу.
Никто не заплатил за хорошего адвоката и не дал взятку судье. Его как бы вычеркнули из списка «тамбовских». Отказали от положенных ему раньше соответствующих бандитскому рангу льгот, но и не топили специально, оставив возможность бороться за себя самостоятельно, без чьей-либо помощи.
Как итог, и то благодаря адвокату, нанятому родителями, он по суду не получил по верхней планке за доказанные эпизоды его преступной деятельности. Дали ему двенадцать лет строгого режима за два убийства, совершённых по предварительному сговору, организованных группой лиц.