Капли битого стекла

И заставил её запрыгнуть на кухонную тумбу, собственнически втиснулся между ног и, приподняв подбородок, впился в губы поцелуем, что был для девушки подобно электрическому разряду – по всему телу прокатилась приятная дрожь. На нём не было рубашки, и его горячее тело обжигало её, придавало контрастности их близости, играло на нотках чувств. Мора каждый раз ругала себя за то, что так быстро с ним сдавалась: Симон был прекрасен, самым лучшим, и она хотела, чтобы у неё было с ним как в сказках, романтично и по-человечески, но выходило иначе, и так… ей нравилось даже больше. Нравилось, когда он резко хватал её за запястье, притягивая ладонь к себе для точечных поцелуев, нравилось, когда он массажем проходился по спине, пересчитывая позвонки, нравилось… просто быть с ним, чувствовать его единой эмоцией. Кригер прикусил кожу на шее, там, где билась жилка, словно хотел попробовать на вкус: он не вампир, но и не обычный смертный, но зубами надавливал, будто желал испить её крови. И девушка от абсурдности заливалась смехом и кокетливо отталкивала его – может, когда-нибудь судьба благоволит им и сделает подарок, навсегда укрепив их связь, превратив в одних существ.

Мужчина пытался справиться с пряжкой ремня, но ругался про себя, отвлекаясь, фырчал, что у него всего одна рука, и ему мало этого: мало касаться Моры, мало целовать её, мало… её мало. Дампир помогала ему, не забывая утешающе проходиться губами по скулам и подбородку, расстегнула молнию ширинки, приспустила вниз штаны вместе с бельём, высвобождая стоящий член.

Кригер толкнул полукровку, сорвал с неё фартук, уткнулся носом в её плечо, рукой ухватился за грудь и вставил во всю длину, выбив из горла призрака стон. Мора запрокинула голову, дышала часто, не зная, куда деть руки в кухонных рукавицах; Симон выдохнул, дал ей привыкнуть всего пару секунд, а затем задвигался в ней рваными быстрыми толчками. Он держал её в объятиях, не давал ускользнуть от него, а она задыхалась от собственных чувств, насаживалась сама, цеплялась за него как за спасительный крючок; каждый раз – как первый, каждый раз ощущалось по-новому.

Море было с ним просто нереально хорошо.

Симон колотился об неё бёдрами, целовал везде, щупал, и внутри дампира всё полыхало огнём; от толчков всё раскалялось, натянулось спицей, и в один миг оборвалось – так сладко и страстно, когда мир перестал существовать, и существовали друг для друга только они. Кригер зарычал сквозь зубы, рукой сгрёб в объятия Мору, изливаясь; крик девушки вырвался стоном, и её затрясло мелкой судорогой, такой приятной, такой… правильной. Она обняла его за шею, не отпуская от себя: пусть вот так, чтобы она чувствовала его в себе, пусть время летело мимо… ведь есть только они, и остальное неважно. Кригер выдохнул, обмяк, обессиленно свалившись на призрака; Мора рассмеялась, заглядывая через его плечо: стрелки настенных часов бежали вперёд – кажется, сегодня ей не удастся порадовать семью мучным десертом.

- Ну… что… я заслужил свой кусочек? – на выдохе произнёс Симон, заглядывая в глаза Море. Девушка в улыбке продемонстрировала ему острые клыки. – Хотя… Ты намного слаще этих персиков.

- Знаешь, я могу так готовить каждый раз, - дампир боднула его лбом по щеке, - но вот остальные точно будут против.

- Знаешь… А я, кажется, проголодался, - вдруг заявил Симон и снова толкнул взвизгнувшую девушку к стене, ударив по столу ладонью. – И я знаю, чем мне сегодня полакомиться!

- Персиковым пирогом? – предложила девушка, сдерживая слёзы от смеха, и была права, как только Кригер снова полез к ней за поцелуем.

- Моё самое любимое блюдо, - и губами прошёлся по её шее.

Девушка подалась навстречу, думая о том, что сегодня что-то приготовить уже не удастся. Но она совершенно не против: в конце концов, кулинария всегда могла подождать, а чувства, вспыхнувшие ярче зажжённой спички между ними – нет.

Жаль, что ей пришлось нарушить своё обещание: Стренджер её фирменного лакомства так никогда, видимо, и не дождётся.

========== -7- ==========

Она ворвалась в её кабинет без стука – впрочем, к этому доктор давно привыкла; и совершенно не шелохнулась, протирая хирургические инструменты раствором этиленоксида, когда другая чеканными шагами прошествовала к окну, как удачно выходящее на самый центр тренировочного полигона. Менгеле делала вид, что стояла здесь статуей, словно её совершенно не волновала Минс, но на лице дрогнула улыбка, стоило увидеть хмурое лицо любимой подстилки Вульфа. Ради этого Батори даже отложила в сторону щипцы, которыми часами ранее выдирала у молодого червя-даемита острые прорезающиеся клыки. Интересно, что могло так привлечь Минс? Неужто слухи правдивы насчёт неё и геггинггруппенфюрера? Женщина шумно выдохнула, сняла мокрые прилипающие перчатки, отложила их в сторону, а затем закатила рукава по локоть – зрелище должно быть весьма интересным. Менгеле, как кошка, совсем бесшумно подкралась к полукровке, заглядывая через её плечо: в кабинете Батори было широкое окно – почти витрина, через которую можно было наблюдать не только за тренирующимися солдатами G.G.G., но и за тем, как в замке Вольфенштейн вершилась новая история, а кое-что и вовсе переписывалось.

Менгеле скользила взглядом по внутреннему двору их обители, наблюдая шеренгу марширующих новобранцев, а в самом конце стоял сам Юрген Вульф, дымящий дешёвые сигареты через мундштук. А рядом с ним… Так вот оно что! Бутчересс хитро прищурилась, улыбнулась, а затем посмотрела на Минс, нервно сжимающую кулаки; ах, эта ревность! Как только их перевели в Вульфбург, к любимому герру дампира приставили помощницу, одевающуюся ещё более откровенно, чем эта узкоглазая полувампир: Марианна Блаватская выигрывала во всём у Минс: в эффектной внешности, в манерах, да даже в способностях – высшая жрица могла запросто скрутить кровососку одним взмахом руки! Неудивительно, что Вульфа стали видеть с ней чаще; даже фон Блат отмечал, как она хороша, а ведь Менгеле знала, что слухи о его любви к собственному полу не были просто клеветой. Да и Бутчересс не могла не признать, что Марианна столь эффектна: светлые волосы, бледная кожа, по которой рассыпаны необычные татуировки, а ещё стояла на морозе в чёрном купальнике, закрываясь от зябкого ветра одним плащом – видимо, защищалась собственной магией от холода. Прикоснуться бы к ней: сначала пальцами, осторожно и аккуратно, посмотреть-изучить её лицо вплоть до точного расположения родинок и мимических морщин, а затем провести по ней острым ножом или пилой, чтобы вызвать приятные мурашки, пустить кровь – сильную, горячую, - а потом поймать её кончиком языка… Доктор облизнулась от столь откровенной сценки, играющей в голове яркими красками, и хорошо, что она всё ещё была в маске – так никто не мог видеть её эмоций; Батори привыкла говорить глазами.

И с интересом наблюдала за Минс, которая, словно бык, раздувала ноздри при виде матадора; несчастная полувампир – герр Вульф променял её, потаскушку, на другую такую же, но ту хотя бы можно было гордо именовать юберменшем, а не… как-то иначе. Дампир даже не шелохнулась, когда Менгеле осторожно взялась за её напряжённое плечо; и подошла ближе, почти уткнулась носом в шею - всё внимание полукровки было приковано к парочке геггинггруппенфюрера и очень горячей оберфюрера.

- Завидуешь ей? – промурлыкала Менгеле, наблюдая за Минс, превратившейся из-за собственных противоречивых чувств к Вульфу в каменный постамент. – Она хороша… Очень: неудивительно, что Юрген так быстро переключился.

- Это неважно, - вдруг выплюнула полукровка, постепенно расслабляясь; её глаза всё ещё пожирали новоиспечённую парочку. – Нас связывают только профессиональные отношения, не более того.

- Можешь вешать эту лапшу на уши кому угодно, но только не мне, - Батори осторожно убрала прядь дампира за ухо; та всё ещё продолжала игнорировать её странные ухаживания. – Все знают ваш большой секрет. Это ты своей подопечной рыжей потаскухе говори, что между вами ничего нет – она, дура, тебе, конечно, поверит. А я… Я вижу тебя насквозь.