Аквариум

— Ладно, посмотрим. Как пойдет…

Вернулись мужики, мокрые, довольные.

— Хорошо у тебя тут, Макс! — сказал Леня. — Речка, закат… Хотя гроза будет, наверное.

Расселись. Разлили пиво по стаканам, начали чистить рыбу. Егор попросил ему накапать немного, так как градус понижать не собирался, просто хотел посмаковать вкус родного напитка. Вопросительно посмотрел на Максима, тот заявил, что пиво, конечно же он будет, но и Егора в одиночестве не оставит, и налил обоим еще водки и, выпив большими глотками первый стакан бойлерного, тут же поднял стопку:

— Ну, за встречу!

— Да, Макс, ты не меняешься, — заржал Андрей…

«Это он перед кодированием оторваться напоследок хочет, — подумал Егор. — Прямо, как я».

Сидели, выпивали, тихо беседовали. Все спокойно, культурно, даже Максим притих и вместо своих обычных громогласных монологов и хохота разговаривал нормальным голосом.

«Завтра домой. — решил Егор. — Высплюсь хорошенько, отлежусь и вечерком поеду. Челом бить и в ноги бросаться. А там — будь, что будет… Хоть дочку увижу…»

Рыба была вкусная. Жирная, сочная. Учитывая, что сегодняшний рацион состоял только из хлеба и соленых огурцов, речные дары шли на ура. Егор почти не принимал участия в разговоре, слушал вполуха. Ему были не особо интересны важные аспекты как летней, так и зимней рыбалки, поэтому он лениво изучал содержание раздела объявлений газеты, расстеленной перед ним на столе. Сплошная реклама пластиковых окон, средств против геморроя, выводы из запоя, кстати, как раз…

Неожиданно взгляд зацепился за фотографию под крупными буквами «пропал человек». Хмурый мужчина лет сорока смотрел на Егора из маленького прямоугольника объявления. Лицо было знакомо. Причем знакомо Оттуда… Из того неизведанного пространства и времени, образы которого сегодня быстрыми кадрами мелькали перед глазами, когда он, задыхаясь, лежал на пляже. В этом Егор был уверен на сто процентов. Начал читать текст под фотографией.

«Черепанов Сергей Иванович 1975 года рождения. На вид 40–45 лет, среднего телосложения… Ушел из дома… Был одет… Особые приметы…Всем, кто что-либо знает о месте нахождения просьба позвонить по телефону…»

— Ладно хоть не маршал, а то пришлось бы коня искать, — прозвучал в голове Егора хриплый голос.

«Блин, опять!..» Передвинув рыбу, он отыскал дату выхода газеты. Май. Три месяца назад.

«Ведь точно знаю! Но не помню, не помню… Что-то с ним случилось… Плохое… Нет, не помню ни хрена… Как будто не мои воспоминания, а какие-то подкинутые. Как, вроде снился сон, помнишь, что было там что-то такое, а что именно?..»

Думать было лень. Сегодня итак перебор с непонятным и пугающим. Егор аккуратно вырвал клочок газеты с объявлением, поднялся, дошел до машины, положил в карман двери.

«Может потом что-нибудь выскочит из памяти. Как слова сегодняшние. Сейчас уже все, сил нет думать».

Вернулся к столу. Сел, посмотрев на Макса. Тот понял с ходу. Не прерывая разговор, налил две рюмки. Выпили. Макс запил пивом, Егор закусил рыбкой.

«Фу. Противно как! Все, наверное, хватит на сегодня».

Где-то через час совсем стемнело. Ветер начал набирать силу, с неба закапал пока еще несильный дождик. Гроза медленно, но неумолимо приближалась.

Мужики перетащили храпящего Макса в дом, а сами, переместившись на веранду, продолжили поглощать пиво с рыбой, вполголоса разговаривая о чем-то своем.

Егор тихо встал, вышел за калитку и пошел к Реке. На высоком берегу над понтоном стояла одинокая лавка. Егор уселся, закурил, чувствуя, как по горячей голой спине приятно барабанят прохладные капли. Ветер задул еще сильнее. Было свежо и хорошо. На юге разноцветными электрическими огнями пульсировал Город, красиво отражаясь в зеркале речной воды, впереди, на том берегу, на багровом фоне ушедшего заката, прорисовывался темный контур гор, а с севера огромной, непроницаемой черной кляксой надвигался грозовой фронт.

Неожиданно прямо в Реку ударил яркий изломанный контур молнии, на миг осветив все вокруг. И в его белом свете Егор увидел далеко-далеко от берега стремительно разрезающие воду извивы огромного белесого туловища.

«Нару Муш…» — успел без всякого удивления подумать Егор, прежде чем его накрыл первый оглушительный удар грома. Снова ослепительная вспышка, и через секунду грохот с неба. Потом опять вспышка и грохот…

5

Грохот… Днем — грохот. Ночью — грохот. Грохот продолжается вторую неделю. Какая-то очень большая и настырная тварь нашла наше безопасное ранее укрытие и пытается зайти в гости, сильно и громко долбя в нашу дверь. Уходить не желает. Долбит и долбит, иногда затихая минут на пятнадцать, видимо отходит справить нужду, а потом опять. Дверь пока держится, хотя и несколько деформировалась, чуть прогнувшись внутрь и оголив осыпавшейся штукатуркой здоровенные металлические закладные в кирпичной кладке, к которым приварена ее коробка.

Гораздо больше двери деформировались наши барабанные перепонки и мозги. От грохота спасения нет нигде: ни в кладовых, ни в подсобках, ни, тем более, в нашей общей комнате. Все ходят злые, нервные, невыспавшиеся. Припасы на полках кончаются, очередная смена периодов вот-вот произойдет, а эта херня, которую решено было внести в каталог под именем Дятел, блокировала нас в нашем подвале и сводит с ума.

Даже Борода, кажется, находится в растерянности, не зная, что предпринять. Было несколько военных советов, на которых выдвигалась идея отворить дверь и тупо расстрелять из всего, что есть, непрошенного гостя, огневая мощь у нас за последнее время заметно усилилась, но большинство голосовало против, думали, что рано или поздно он уйдет. «За» были только я и Бабушка. Мне, по большому счету, было совершенно фиолетово — съест нас этот товарищ или нет, такие у меня теперь были жизненные установки, а Бабушка — он гражданин вообще отмороженный, ему видите ли было интересно, как же выглядит настоящий Дятел? Все хотел посмотреть да пощупать.

Интересно, конечно, было всем. Но и страшно тоже, так как судя по силе ударов и звукам, доносящимся из-за двери, Дятел был очень большой и сильной птицей, а массовая стрельба в замкнутом пространстве могла обернуться против нас самих. А если попытаться взорвать — то вообще может завалить с головой. Еще было непонятно, как этот здоровяк протиснулся в тесный канализационный люк и теперь свободно перемещается по узкому коридору за дверью. Леший считал, что ни люка, ни коридора давно нет, а есть только их жалкие остатки, разбросанные по склону. В его пользу говорил тот факт, что в дневные часы сквозь несколько щелей, появившихся в когда-то герметичной двери, сочился слабый чуть заметный свет. Валуев вообще утверждал, что Дятел там не один, а целая стая. Урезали дневной рацион, но все равно, продуктов оставалось максимум на неделю.

Вобщем, сидела вся наша команда в полной прострации и ждала непонятно чего…

Кстати, недавно исполнилось ровно четырнадцать месяцев моего нахождения в этой пластилиновой местности. Сказать, что я сильно изменился, значит ничего не сказать. Я стал другим человеком, как бы помпезно это ни звучало. Того депрессивного трясущегося проектировщика Егора, которым я при неизвестных обстоятельствах вступил в этот мир, больше не существовало. Он был безжалостно выдавлен, словно паста из тюбика, твердым каблуком окружающей действительности и новым Егором. Егором, который Смирился. Егором, который Забыл. И, наконец, Егором, который больше Не Боялся. Страх покинул меня вместе с надеждой на возвращение и воспоминаниями о родных. Не знаю, случались ли в жизни других людей такие быстрые метаморфозы восприятия себя и мира, но у меня вот почему-то случились. И, в принципе, только поэтому я до сих пор жив. Давние слова Бороды про «оторви и выбрось» оказались пророческими. Это был нонсенс, как для меня самого, так и для остальных. С каким-то диким пьянящим азартом я вызывался в самые сложные походы, лез куда не просят, словно пытаясь самому себе доказать, что собственная жизнь для меня полностью перестала что-то значить. А получалось наоборот — я выживал даже, казалось бы, в самой дерьмовой ситуации. Сначала мне, наверное, попросту везло, так как, кто не рискует, тот не пьет компот, а потом начали работать опыт и приобретенное чутье. Даже Борода порой охреневал от моих предложений и поступков, а Леший, вообще заявлял мне, что я стал больным на всю голову и подсознательно хочу поскорее угробить себя, а заодно и всех остальных. Может быть, отчасти он был прав. А может и не отчасти. Не знаю… Я давно перестал задумываться о смысле чего либо, ковыряться в себе, в своих мыслях и действиях. Так было проще и веселее… Очень-очень редко случалось что-то вроде срывов, набегали вдруг непрошенные мысли, накатывала меланхолия, но после грозного отработанного крика «по хрен!» все это безобразие убегало без оглядки. Нет, конечно, здоровый звериный страх, основанный на инстинкте «бей или беги», все-таки присутствовал, но в самой минимально-необходимой для выживания пропорции, а пассионарность так и била из меня фонтаном. Правда сейчас я немного успокоился, так сказать, вошел в колею, так как был у нас тут недавно один прецедент. Занесло нас с Лешим, куда не надо…