Страница 12 из 15
Очень приятно было расставлять вещи по местам. Когда они закончили, Серебряная роща снова стала домом. Уже стемнело, по окнам хлестал дождь.
– Пойдем на кухню. Я буду хлеб ставить, а ты поешь. За ужином ничего не ела, я видела. У меня на плите греется гороховый суп, и курятина еще осталась.
– Я не буду есть, раз тетя Хейзел уехала, – у Пэт снова задрожал голос.
– Ничего, золотко, сытое брюхо тоску разгонит. Глянь-ка, новые котята спят на коврике. А на улице тьма-тьмущая! Смотри, тут и твой Четверг пристроился – сам серенький, манишка беленькая. Никто его за весь день не приласкал.
Снаружи раздалось повелительное, громкое мяуканье. Мистер Том требовал, чтобы ему открыли дверь.
– Джуди, дай я его впущу, – сказала Пэт.
Ей очень нравилось пускать животных в дом. На мгновение она застыла на пороге с открытой дверью, на рубеже освещенной кухни и кромешной ночи. Дождь лил как из ведра. Ветер безжалостно набрасывался на деревья. Шалун заунывно подвывал в церковном амбаре, потому что Джо еще не вернулся со станции и пса некому было успокоить.
Пэт отвернулась, дрожа. Уют старой кухни составлял восхитительный контраст с грозой. Плита светилась тусклым красным светом. Четверг прилег рядом с ней и тут же свернулся в клубок. Пэт ела горячий гороховый суп и следила за зеркальным отражением кухни в окне. Отражение было жутковатым и таинственным, реальным и нереальным одновременно. Там, в окне, Джуди уверенно сажала хлеб в печку и при этом стояла под старым кленом у колодца.
Пэт любила смотреть, как Джуди печет хлеб, и слушать, как она бормочет сама с собой. Она всегда так делала, обминая тесто. Сегодня Джуди рассуждала о свадьбе.
– Сама разоделась, а под платьем что? Заплатка на заплатке. И что вырастет из этой Берты Холмс? Совсем нахалка! Пятнадцать лет, а уже строит глазки парням. Помню, как она вычудила на свадьбе у своей тетки. Наверное, была такая, как Пэт. Бросилась на пол и давай колотить ногами и реветь. Чего удивляться, что ее тогда выпороли. И сейчас бы не помешало. А Симон Гардинер? Разоделся, начищенный-намытый, что твоя кастрюля на Рождество. В прошлый раз я его видела, когда он перебрал лишку и боялся, что за ним гоняется стол. А я ему говорю: гляди, у стола четыре ноги, вот-вот тебя догонит. Он и давай реветь белугой. Умора, да и только! Ох, знали бы люди, что о них думают другие. Взять того же старика Тейлора. Я своими ушами слышала, как он зовет жену лапочкой, и это при том, что они женаты тридцать лет. Ну, лучше пусть «лапочка», а то Джордж Харви свою жену зовет старухой. Старый Элмер Дэвидсон как всегда опоздал, всю церемонию нарушил. Он и на Страшный суд опоздает. Мэри Джарвис возьми и заплачь, когда бумаги подписывали. Пели, конечно, не очень, что это за пение? Старухи с фермы, как всегда, сидели такие важные, такие надутые, как будто презирают и Гардинеров, и Мэдисонов, вот что я скажу. Странно, что они вообще явились на свадьбу. Ну ничего, на ужине у них спеси поубавилось. Они давненько не позволяли себе так поесть. А вот старая Мэйд Сэндс молодчина. Я ей сказала, что пока есть жизнь, есть и надежда, и уж она-то меня поняла!
Джуди тихонько засмеялась, продолжая месить хлеб. Потом стала серьезной.
– А вот кое-кто в последний раз побывал на свадьбе. Больше уж не доведется. На Кейт Маккензи печать.
– Какая печать, Джуди? – сонно спросила Пэт.
– А я и забыла, что у маленьких заек длинные ушки. Печать смерти, золотко. Но так и надо. Рождение, смерть и свадьба всегда ходят рука об руку. И свадьба была хорошая, веселая.
Пэт уже почти спала. Перед глазами у нее завертелись, похожие на котят, темные пятна.
– Поднимайся, золотко, и отправляйся в постель. Слышишь, какой ветер? Завтра надо будет яблоки собирать.
Пэт зевала, успокоенная. Жизнь в Серебряной роще продолжалась. От того, что тетя Хейзел уехала, конец света не наступил.
– Джуди, расскажи мне на прощанье про того повешенного в Ирландии.
– Уж больно это страшная история на ночь. У тебя волосы дыбом встанут.
– Этого я и хочу, Джуди. Пожалуйста.
Джуди посадила Пэт к себе на колени.
– Джуди, обними меня и рассказывай.
Жуткая история была рассказана во всех подробностях, и Пэт, которая слышала ее уже раз двадцать, как в первый раз, испытала беспредельный восхитительный ужас. Она обожала страшные истории.
– Не буду больше тебе рассказывать про плохих людей, – встревожилась Джуди, глядя в широко распахнутые глаза Пэт.
– Джуди, мне, конечно, нравится жить с хорошими людьми, но слушать про плохих людей веселее!
– Да, скучно было бы жить на свете, если бы люди делали только то, что положено. О чем бы мы судачили? – странным голосом спросила Джуди. – Теперь точно пора спать. И помолись за всех неупокоенных духов. Если Бешеный Дик, или Плакса Уилли, или кто-то еще вылезут сегодня из могилы, то совсем промокнут.
Пэт подумала, что, может быть, ей будет не так одиноко, если она помолится дважды. Она прочитала все молитвы по два раза, добавила молитву за нового дядю и, словно в награду, мгновенно уснула. Ночью она проснулась, внезапно ощутив себя страшно заброшенной, но тут же услышала мелодичное мурлыканье и почувствовала прикосновение бархатной шерстки. Пэт тяжело вздохнула. Дождь все еще рыдал за окном. Тетя Хейзел уехала. Но Серебряная роща все же крепко держала ее за сердце. Лежать в милом доме, укрывшись от грозы, рядом с Четвергом, знать, что завтра надо будет собирать яблоки… Жизнь снова обрела смысл. Пэт заснула, успокоенная.
Глава IX. Как провести день
Снова наступил сентябрь. Прошел год со дня этой свадьбы, и Пэт уже казалось, что тетя Хейзел всегда была замужем. Она часто приезжала в гости, и Пэт очень полюбила дядю Роба смирившись с его лопоухостью. В последний раз тетя Хейзел привезла очаровательного младенца с такими же янтарными глазами, как у самой Пэт. Крошка Рейчел больше не была младенцем. Она ковыляла по всему дому на нетвердых ножках и стала настоящей сестрой, которой можно было гордиться. К одиннадцати месяцам у нее уже выросли все зубы. Все любовались тем, как она просыпается, и с улыбкой склонялись над ней спящей. Она, кажется, чувствовала, что на нее смотрят, и восхитительно улыбалась. Впрочем, характер у нее был не сахар. В восемь месяцев она укусила дядю Тома, когда тот сунул ей палец в рот – проверить, как растут зубы. Что ж, ответ на свой вопрос он получил.
Пэт пригласили провести субботу на Ферме у залива. Там жили тетушка Френсис Селби, тетушка Онория Аткинс, «кузен» Дэн Гоуди и совсем старенькая двоюродная бабушка. Когда Пэт думала о родственных связях с ними, голова у нее шла кругом, как сказала бы Джуди.
Пэт очень нравилась фраза «провести день». Только очень щедрый человек может «проводить» целый день, позволяя минутам просачиваться сквозь пальцы, как золотым бусинам. Однако идея провести день на ферме у залива совсем не радовала Пэт. В детстве они с Сидом между собой называли эту ферму «Дом-не-тронь». Все там были такие старые! Она помнила, как нахмурилась тетушка Френсис два года назад, когда Пэт, приехав в гости с матерью, сорвала с ветки красивую сочную сливу с гнущегося от тяжести плодов дерева. А тетушка Онория, высокая леди со снежно-белыми волосами и черными глазами под цвет платья, просила ее читать стихи из Библии наизусть и холодно удивлялась, когда Пэт делала ошибки. Тетушек ничто, кроме Библии, не интересовало. Часто гостившие у них Винни и Джо это подтверждали. И, главное, было неизвестно, что ты получишь в награду – монетку, булочку или едкое замечание.
А теперь ей предстояло поехать на ферму у залива одной! Сида тоже приглашали, но у дяди Брайана болели зубы, так что Сиду пришлось уехать к нему. Возможно, он просто сбежал к дяде Брайану, потому что не любил ездить на ферму. В последний раз, будучи там, он уснул за ужином, позорно свалился со стула с фамильным бокалом в руке и, конечно, его разбил.