Страница 83 из 90
– Не думаю, что у нас есть что-то общее. – Профессор говорил равнодушно и спокойно. Сейчас самое главное – разрядить обстановку. – Я всю жизнь пытался спасти людей от плена их собственного сознания, куда они попали, запутавшись в паутине. А вы создавали оружие, которое этих людей призвано истреблять. Не спасать, а калечить – вот в чем была ваша цель.
– Признаю, это так. Однако и вы, и я хотели послужить своей стране. Каждый по-своему, по мере своих сил, знаний и возможностей. Вы говорите о спасении одного человека, а я говорю о спасении миллионов. Граждан и солдат нашей страны, нашей империи. У меня были все шансы выиграть эту войну, повернуть исход в сторону грандиозной победы. Но эти слабовольные генералы, разжиревшие в своих кабинетах, думали, что сражения можно выиграть, сидя в штабе перед картой и двигая фигурки. Вот почему мы проиграли – все боялись оторвать задницу и посмотреть, как оно там на самом деле. На бумаге писали одни цифры, но в реальности были другие. Нас погубило равнодушие и некомпетентность, а теперь оглянитесь вокруг: разруха, нищета, инфляция. Нашу страну топчет чужой армейский сапог, мы живем под другим флагом, а наш правитель вынужден скрываться, бог знает где. Разве такой исход является приемлемым? А все потому, что никто не хотел слушать меня. Я просил отправить нашу лучшую роту в бой. Мы должны были дать запал, показать пример того, как надо вести сражение. На нас должны были равняться все остальные. И то, что я сделал, было лишь последней попыткой вернуть нашей стране знамя победителя, но мы предпочли белую тряпку трусов. – Бойль отвернулся, точно все случившиеся было его личной болью. Через пару минут он продолжил: – Однако это все уже в прошлом. Нет смысла ворошить историю, которую не изменить. Вместо этого, я расскажу вам о том, как все было на самом деле, если вы готовы выслушать мою исповедь.
– Я весь во внимании.
– Прекрасно. Итак, стоит начать рассказ о мальчике, который родился среди трущоб такого славного города Зальт…
***
«Да, да, не удивляйтесь. Даже во второй столице нашей славной империи были трущобы и в некоторой степени остаются там до сих пор. Это так называемый «черный район» – сборище воров, жуликов, беспризорников и проституток. А прозван он так потому, что недоделку расположено несколько фабрик, чьи трубы выбрасывают огромные тонны смога, осыпающиеся с небес черными хлопьями. И если какой-нибудь молодчик в подворотне не пустил тебе кишки за пару монет, то с такой экологией в лучшем случае можно дотянуть лет до пятидесяти. В общем, я рос вместе, где выживание стоит на первом месте, даже выше, чем потребность в еде и чистой одежде.
Моя мать была проституткой в местном публичном доме. Надо сказать, что пользовался он большой популярностью. Туда даже захаживало несколько влиятельных чиновников, – числились в рядах постоянных клиентов. Мать промышляла этим ремеслом лет с шестнадцати. По ее собственным словам «а чем было еще заниматься, чтобы быстро заработать на кусок хлеба?». Жалкое существо. Вы заметили, что я не называю ее словом «мама»? Она просто не достойна подобного звания. С каждым годом моего взросления она уделяла мне все меньше внимания. В восемь лет я был вынужден искать работу, чтобы прокормиться. Меня взяли на завод помощником кочегара. Мои тонкие, слабые руки неумело орудовали киркой и лопатой рядом с кучей угля, а после тащили по два тяжелых ведра к топке. Никто не проявлял ко мне ни жалости, ни сострадания. Платили мне сущие крохи, которых едва хватало, чтобы прокормиться и купить необходимую вещь. Все попытки достучаться до моей матери были тщетны, – она ставила свое ремесло выше всего другого, к тому же сидела на опиуме, о чем я узнал позже. Что же до моего отца, мать говорила, что он был военным, причем не обычным солдатом, а офицером, как ей показалось. Похоже, это был единственный человек на свете, которого она любила, поскольку согласилась выносить его ребенка. Однако мне до сих пор не понятно, почему она так относилась ко мне.
Жил я тогда в рабочем бараке, который нам предоставляла фабрика. За несколько дней до нового года все мужики отправились на попойку. Они звали и меня с собой, никто не обращал внимания на возраст, но я отказался. Должно быть это прозвучит странно, но все, что касалось алкоголя и табака мне претило. Весьма странно для человека, выросшего в подобных условиях, вы не находите? Но тогда же мне довелось предаться другому греху.
Я слонялся по трущобам в слепой надежде найти хотя бы монетку, но мой взор натыкался только на снег, притрушенный черным пеплом, да кучи мусора, в которых не рылись даже животные. В один момент я очутился у лавки булочника. Доносившийся оттуда запах свернул в узел мой бедный, голодный живот. Я зашел внутрь, сделав вид, что выбираю товар, а потом схватил первый попавшийся под руку батон и бросился прочь.
Но судьба сыграла со мной злую шутку: я поскользнулся на ступеньках и полетел кубарем на каменную мостовую. Досталось мне здорово: нос и лицо я расшиб в кровь, порвал единственные штаны, да к тому же испачкал в грязи батон. Фигура булочника нависла надо мной, точно тень палача; я приготовился к порке или тому, что он позовет полицию, но тот лишь смотрел на меня. В его взгляде я обнаружил лишь сочувствие и жалость – еще никогда я не видел, чтобы подобные чувства проявлялись ко мне. Он поднял меня, утер носовым платком лицо, отряхнул одежду и поднял украденный мною батон. И тут я заплакал. Слезы лились градом, я не мог остановить рыдания. Булочник завел меня внутрь, умыл горячей водой, предложил чай и свежие булочки. Думаю, не нужно говорить, что этот момент изменил мою жизнь?
Булочника звали Остин Дювель, он был эмигрантом из Брияма. Жил в империи уже порядка двадцати лет, и все бы ничего, если бы в один день его жизнь не изменилась также круто, как и моя. Дело было в том, что его жена и двое детей погибли в ужасной катастрофе: их пароход потерпел крушение где-то в Изумрудном море; никто из пассажиров или членов экипажа не выжил. С тех пор он жил лишь работой: пек хлеб, булочки и пирожки. Этот удар судьбы сильно подкосил его, но не сломал окончательно. Он предложил мне жить и работать у него, а также обещал устроить в местную школу и следить за моим обучением. Я был бы полным безумцем, если бы не согласился. На следующий день я уволился с фабрики и, собрав свои скромные пожитки, переехал к Остину. К слову сказать, его квартира располагалась как раз над булочной.
Остин был для меня не просто опекуном; он был для меня отцом и даже более того. Он вложил в меня много сил, денег и времени, чтобы я смог стать человеком. А это, согласитесь, многого стоит. Я окончил школу и поступил в военную академию. Несмотря ни на что, тяга стать офицером была сильнее, чем что-либо другое. Военные всегда пользовались почетом и уважением среди мирного населения, а красивая форма служила отличной приманкой для девушек. Но, несмотря на это, у меня был более личный мотив. Я все же не оставлял попыток отыскать своего настоящего отца. Да, Остин сделал для меня многое и я ему благодарен, но все же в нем текла совершенно другая кровь. А в этом мире мне хотелось найти хоть кого-нибудь, кто был мне родным.
Однако мои детские мечты разбились о суровую правду жизни. Не скрою: в академии я мало кому нравился. Там, в основном, учились сынки местных младших офицером, полковников и генералов. И я, подросток, обладавший не только хорошей физической силой, но еще и пытливым умом. Я добивался всего всегда сам. У меня не было «папы», который мог похлопотать перед нужными людьми, нет. С самого девства я старался стать лучшим, быть на голову выше других. Чего бы мне это ни стоило. Конечно, Остин не одобрял моего выбора; он хотел, чтобы я унаследовал его дело, но понимал, что не может указывать мне, как поступать. Однажды он сказал: «у тебя свой путь. Иди по нему, если считаешь, что сделал правильный выбор, но знай: ты всегда можешь вернуться ко мне».
Годы в академии не прошли для меня даром: я стал сильным, выносливым, увеличил запас знаний и навыков, в результате чего оказался в числе лучших выпускников. Вопрос стал за будущим: куда было податься теперь? И здесь снова вмешалась судьба: на выпускном вечере наша рота гуляла с размахом. Были и те, кто совершенно себя не ограничивал в дозах выпитого алкоголя. Я к этой гадости даже и не притрагивался, – в свое время насмотрелся, что эта дрянь вытворяла с людьми в трущобах. И тут один из офицерских сынков решил почувствовать себя героем. Начал бахвалиться перед девушками, задираясь к другим кадетам. Им это естественно не понравилось и парочка наиболее дюжих парней решили, как следует проучить выскочку. Они вывели его на улицу и принялись изо всех сил колотить кулаками. Дело, возможно, закончилось бы очень плачевно, но тут подоспел я и буквально своим телом закрыл этого парня. К слову сказать, мне тоже досталось, но и я в долгу не остался: без синяков под глазами эти ребята от меня не ушли. Ну а пострадавшим оказался никто иной, как сын командира части солдат Первой гвардии. Я помог ему оправиться, поймал такси и с трудом узнал адрес его дома.