Страница 76 из 90
Быстро кивнув Борману, он поднялся на второй этаж и прошел к себе в кабинет. Там уже ожидал Август, поправляя прическу, которая растрепалась из-за непогоды.
– Боже праведный, во сколько ты выехал, что смог меня обогнать? – Удивился профессор.
– Мне не спалось, мистер Фитцрой. Все думал о том, что будет сегодня.
– Не могу винить тебя, сам всю ночь не сомкнул глаз. – Доктор поставил портфель на стол и вытащил из него фотографии. – Но прежде, чем мы начнем, предлагю выпить по чашке кофе, чтобы немного восстановить силы.
– Могу только поддержать, профессор.
Они сидели в тишине, ожидая пока закипит чайник, погруженные в свои мысли. Каждый думал об одном и том же, еще раз все взвешивая и подытоживая. Неужели они смогли подобраться так близко к разгадке? Или все это окажется лишь зря потраченными усилиями?
Допив кофе, доктор попросил санитаров привести пациентов к нему в кабинет. Он решил придать разговору как можно более жесткий характер и не устроил его в комнате отдыха, где пространства и свободы было больше. Сейчас он использовал психологию в своих целях. Он замкнет этих двоих здесь, точно насекомых в банке и когда те поймут, что выхода нет, им придется рассказать ему всю правду, какой бы ужасной та не была. Готтфрид и Вильгельм завели пациентов, усадив их на стулья прямо перед столом профессора. Для этого случая он его полностью расчистил: кроме настольной лампы, нескольких карандашей, листков бумаги и материалов, которые относились к делу, там больше ничего не было. Август стоял возле окна за спиной профессора, взяв на себя роль «наблюдателя», но был готов вступить в диспут при любой подходящей возможности. Санитары дежурили за дверью, внимательно вслушиваясь в каждый посторонний звук.
Доктор не спешил, дав своим пациентам устроиться на стульях, и напряженно перебирал бумажки, показывая, что разговор будет отнюдь не самым приятным. Однако они не выказывали никакой тревоги и тупо смотрели на профессора, совершенно не понимая, зачем тот вызвал их в свой кабинет. Тем временем тучи затянули небо настолько плотно, что в комнате стало почти темно. Дождь все также отбивал медленный такт по подоконнику, а вдалеке периодически раздавались раскаты грома.
– Вы, наверное, гадаете, зачем я позвал вас сюда. – Сказал профессор самым сухим тоном, на который был только способен. – Делом в том, что мы с моим помощником наконец-то смогли отыскать действенный способ, как оживить вашу память. Думаю, вы сами сможете оценить наш метод.
– Было бы неплохо, док. – Отозвался сержант, все еще не совсем понимая, что происходит. – Это блуждание в темноте мне уже порядком надоело. Хочет вернуть себе самого себя. Уж простите за подобную тавтологию.
Доктор ничего не ответил и начал медленно выкладывать перед ними снимки, точно раскладывал карточный пасьянс. Сначала на лицах пациентов читалось недоумение, они смотрели на фотографии так, точно там не было для них ничего интересного, но как только на стол была выложена погибшая девочка, произошел эффект разорвавшейся бомбы. Радиста начало трясти, причем так, что он еле удерживал себя на месте, а вот сержант сперва долго смотрел на снимок, потом взял его в руки и в этот момент в его голове словно что-то щелкнуло: события той ночи пронеслись, подобно кинофильму, крики, выстрелы, стоны умирающих смешались в какой-то чудовищной какофонии, породив ту самую музыку, что так давно терзала его разум. Сначала он бросил снимок так, точно тот был ядовитой змеей, потом повалился со стула и принялся кричать, но это был не простой крик человека, а нечто другое, неизведанное и страшное, что скрывалось глубоко на задворках его сознания.
Август испугался, и уже хотел было ринуться поднять его, норезкий жест профессора пресек эту попытку.
– Что произошло на болотах? – голос доктора был подобен холодной стали. Август еще никогда не видел его таким. – Название Вульфрик вам о чем-нибудь говорит? Кто такой Отто Ланге? Ваш командир? Сообщник? Кто убил почти сотню ни в чем неповинных жителей маленькой деревушки? Отвечайте! Или Богом клянусь, я передам это дело военной прокуратуре Реготской республики, а уж они с преступниками не будут церемониться. Расстрел – самое лучше, что вас ждет! Думали отсидеться у доброго доктора и подождать, пока все утихнет? – Он взглянул на сержанта, который теперь скорчился на полу, закрывая голову руками. В панике, он начала колотить ногами по полу и кричать что-то вроде: «Не виноват, не виноват. Это все они, они». На шум быстро отреагировали санитары, но профессор уверил их, что все в порядке.
– Прекратите истерику, сержант! – Снова набросился он. – Где ваша смелость? Значит, как вырезать целую деревню, так мы можем, а как отвечать за свои поступки, то сразу корчим из себя жертву. Меня этими штучками не проведешь, я заставлю вас говорить правду.
Но сержант не поднялся, а напротив, затих и стал издавать какие-то кряхтящие звуки. И тут произошло совершенно неожиданное событие, которое уж точно никто не ожидал. Радист, вскочил со стула и воскликнул голосом, полным паники:
– Во имя милосердия, помогите ему, он сейчас себя задушит! Я все расскажу! Богом клянусь, расскажу! Он здесь совершенно не виноват, никто не виноват! Помогите ему, что же вы сидите!
Первым на выручку бросил Август, потом на крики профессора забежали санитары и наконец, сам доктор, вооружившись шприцом, подбежал к сержанту. Втроем им удалось оторвать его руки от шеи, но тот брыкался изо всех сил, что-то выкрикивая о том, что за ним пришли и ему все равно не жить. Профессор трясущимися руками ввел сильнодействующее снотворное, после чего его пациент затих. На шеи сержанта остались красные следы от рук, лицо было испачкано слезами и слюной. Доктор сразу распорядился отвести его в палату и вести постоянное наблюдение. Готфрид и Вильгельм взяли сержанта подмышки и вынесли из кабинета обмякшее тело.
За всем эти дрожа, как осиновый лист, наблюдал радист, который оказался и не таким уж и молчуном, каким его считали. Совершенно неожиданно профессор вспомнил сон с полковником Винзелем, в котором тот его предупреждал, что один из пациентов выдает себя совсем ни за того, кем кажется на первый взгляд. От всего произошедшего у доктора начались трястись руки, а сердце и вовсе было готово вылететь из груди. Не лучше чувствовал себя и Август, вытирая мокрые руки о халат. Он интуитивно подозревал, что это разоблачение ничем хорошим не кончиться, но порадовался, что его прогноз сбылся лишь отчасти. Когда все немного успокоились и приняли по нескольку таблеток валерианы, доктор смог продолжить свой допрос.
Радист выглядел спокойным, но руки у него по-прежнему тряслись, а правое веко периодически дергалось. Профессор и Август смотрели на него с нескрываемым удивлением и нетерпением. Ловя на себе их взгляды, пациент понял, что придется рассказать им все, иначе на кону окажется его собственная жизнь. Отпив из стакана воды, которую ему подал Август, он начал:
– Меня зовут Ансельм, Ансельм Кёлер. Я был радистом восьмой роты отделенного пехотного батальона специального назначения Первой гвардии его Величества императора Ринийской империи. Не знаю, с чего начать, но будет лучше, если расскажу все по порядку, чтобы у вас не возникло сомнений в правдивости моего рассказа. – Он бросил косой взгляд на фотографии, которые по-прежнему были разложены на столе, после чего сказал: – Не могли бы вы их убрать? Не могу видеть подобные вещи. – Профессор кивнул и спрятал снимки в бумажный пакет. – Итак, все началось два года назад, когда наша страна развязала эту бессмысленную и никому не нужную войну…
Глава 13.
1
С самого начала этой истории Ансельм Кёлер знал, что просто так он не отделается, и когда-то все же придется рассказать правду. По натуре он был человеком трусливым, всегда предпочитавшим откладывать принятие важных решений на потом, а когда назначенный час наступал, то старался выпутаться из ситуации чужими руками. Его трусость и непомерная застенчивость проявлялась абсолютно во всем: он боялся купить товар, которого раньше не пробовал, боялся заговорить первым и никогда первым не протягивал руки, боялся в одиночку возвращаться ночью домой, и до жути опасался женщин, домашних животных и зубных врачей. Рос он подростком весьма странным, тяжело сходился со сверстниками и часто становился объектом жестоких насмешек, которые переносил особенно тяжело, однако обладал незаурядным умом, позволявшим ему добиваться успехов в учебе. Он вырос в грязном и пропахшем рыбой портовом городе Альбен на западном побережье Изумрудного моря. Его отец трудился по десять часов на консервном заводе, а мать преподавала в начальных классах. Достаток семьи был гораздо ниже среднего, из-за чего Кёлеры всегда испытывали нужду. Ансельм часто недоедал и порой замечал, как мать отказывается от еды, чтобы дать ему добавки. Эта плохо прикрытая бедность очень огорчала Ансельма, но выбор у него был не велик. В то время в Альбене можно было стать либо рабочим на рыбном заводе, либо записаться на флот. Однако ни одна из таких перспектив его не привлекала. Он стремился выбиться в люди, стать достойным и уважаемым человеком, но самое главное – хотел вытащить своих родителей из этой ужасной пропасти, которая каждый день все больше отражалась на их лицах, полных отчаяния и безнадежности.