Башни человеческих душ

– Да, давно это было. Тогда нам многое казалось слишком простым и незначительным, чем было на самом деле. Но свою самую главную битву со временем мы проиграли, – то, что не смогли сделать вражеские снаряды и пули, выполнит оно. Кстати, мне было бы очень интересно узнать кое-что о недавно прошедших событиях. – По лицу профессора было понятно, о чем он хочет спросить, но Юнгер сразу нахмурился и покачал головой.

– Прости, Карл. Я не могу разглашать информацию, которая на данный момент имеет гриф «секретно», – все-таки прошло мало времени с известных тебе событий, – в этот момент он с опаской покосился на дверь, – ничего, кроме официальной версии произошедшего разглашать нельзя. – Он понизил голос до шепота: – Ситуация намного сложнее, чем может показаться. Сейчас повсюду есть уши, даже у стен. Оккупационная армия контролирует почти все, включая обычные разговоры. Надеюсь, ты понимаешь? – Профессор кивнул, но все же не удержался от вопроса:

– И долго это продлится?

– Никто не знает, даже еще более «большие шишки», чем я. Последняя война, своего рода, стала последней каплей для тех, кто терпел политику империи в течение последних пятидесяти лет. У нас просто не отсталость союзников.

– А что же, Альберт II?

– Не завидую его позиции. После заговора, у него почти не осталось сторонников, а та горстка последователей сумела вытащить его в последний момент. Теперь он сидит на одном из островов в океане Туманов и шлет угрозы о возвращении на престол. Мы пока не можем определить, где же именно он находится, но как-то только Альберта обнаружит разведка, мы запросим правительство острова об его экстрадиции, после чего его, скорее всего, повесят.

– Дааа, – протянул профессор, – действительно не завидная судьба. И не скажешь, что этот человек когда-то управлял страной и был «первым после Бога».

– Все течет, все меняется, – философски заметил Юнгер, – в любом случае, надо было сделать все, чтобы остановить войну. Может кто-то назовет меня предателем, – он смотрел профессору прямо в глаза, – но я считаю, что предатель тот, кто действует против интересов своего государства и своего народа, а также ведет нечестную политику по отношению к соседствующим странам. Когда в этом мире теряется уважение, начинаются войны.

– Не подумай, Ганс, я ни в коем случае тебя ни в чем не виню, и даже где-то поддерживаю, как человек, который не понаслышке знает что-то такое война. Скорей бы уже это все закончилось, и мы смогли бы жить, как прежде.

– Боюсь, что уже ничего не будет как прежде, как бы нам того не хотелось. Вся надежда остается на наших детей и внуков.

Они немного помолчали, Юнгер выпил воды. После чего сказал:

– Ну, давай немного отойдем от всей этой грязной политики, и поговорим о тебе. Как там Грета и твои дети?

– А, ты ведь не знаешь, – промолвил профессор и опустил глаза. Собравшись с духом, он сказал: – Она умерла год назад от пневмонии.

– Карл, прости меня, – в голосе Юнгера чувствовалось искреннее сочувствие, – если бы я знал. Но почему ты мне ничего не сказал?

– Известные тебе события, о которых лучше сейчас не упоминать.

– Точно. Ведь я был тогда так занят, что не мог думать ни о чем другом. Прими мои искрение соболезнования. Как жаль, что я не смог присутствовать на ее похоронах.

– Ты не виноват, – как можно примирительно сказал профессор, – у тебя были, куда более важные дела. Так что не беспокойся, я все понимаю.

Юнгер немного растерялся, но все же продолжил беседу:

– А как дети и внуки?

– Слава Богу, с ними все хорошо. Война обошла их стороной. А что твои?

– Тоже все хорошо. Правда жена болеет все чаще, и боюсь, что в скором времени врачи ей уже не помогут.

– Все те же мигрени?

– Именно. Ни один из докторов, к кому бы я ее не возил, не может сказать, что делать. «Природа этой болезни еще не изучена» – только и говорят они. А сильные болеутоляющие, что она принимает, негативно сказываются на печенке и сердце. В общем, все могло быть хуже, или лучше, но никогда уже не будет хорошо.

Профессор лишь покачал головой, после чего сказал:

– Может быть, перейдем к делу? Не хочу зря отнимать твое время.

– Чепуха, – отмахнулся Юнгер, – я сказал всем, что у меня важное совещание с человеком из оккупационной армии и отменил все встречи до вечера. Так что остаток дня в нашем полном распоряжении, но сперва, – он снял трубку и нажал на кнопку. После короткой паузы Юнгер отдал распоряжение: – Готтлиф, можешь заносить. Мы ждем. – Он опять посмотрел на профессора: – Думаю, нам нужно немного подкрепиться, чтобы с дополнительными силами решить все интересующие нас вопросы. Как считаешь?

Через несколько минут в кабинет начали вносить разного рода яства, от которых у профессора забурчало в животе, несмотря на то, что он плотно позавтракал. Видно организм затратил больше ресурсов на дорогу, чем он рассчитывал, и теперь требовал их пополнения.

Доктор съел овощной салат, жаренный ломтиками картофель со специями, свиную отбивную со сметанным соусом, а закусил все чудесным слоеным тортом с чашкой крепкого кофе. После трапезы Юнгер предложил расположиться на креслах, которые стояли рядом с книжными полками; после он вытащил из бара графин с бренди и пару широких стаканов и поставил их на низкий столик из темного дерева. Разлив янтарную жидкость, Юнгер протянул стакан профессору, после чего откинулся в кресле и раскурил толстую сигару. Серый свет, который лился из высоких окон, делал его лицо необычайно бледным, что резко контрастировало с горящим кончиком сигары.

– Итак, Карл, – начал он, выдыхая струю белого дыма. К счастью, профессор был достаточно далеко, что не слышать запах табака; он терпеть не мог курильщиков. – Что же заставило тебя проделать такой длинный путь? Насколько я понял из нашего разговора, дело касается твоих «странных» пациентов? Правда, я немного не понимаю, чем тут могу быть полезен.

– Ты все верно понял Ганс, и мне нужна от тебя лишь небольшая услуга, которую только ты сможешь предоставить, – профессор выпил немного обжигающего напитка, выдохнул, а потом произнес: – Мне удалось узнать, что эти ребята, которые ко мне попали, были солдатами Первой гвардии.

– Продолжай. – Юнгер был заинтригован.

– Как ты знаешь, это весьма элитное подразделение, которое выполняет только особо важные задания, ведь там служат профессионалы, лучшие из лучших, те, кто смог пройти жесткий отбор. – Юнгер затянулся сигарой и выдохнул дым. – Так вот, мне кажется слишком подозрительным, что никто не может установить их личности и сказать, где они находились во время войны. Конечно, если учитывать то, что на остатках их одежды в момент обнаружения не было никаких опознавательных знаков, оно и понятно, но все же, весьма странно, что до сих пор нигде не было информации о поиске этих солдат со стороны родственников или военного министерства. Похоже, что их просто забыли.

– Ничего удивительного, Карл. Сейчас самый тяжелый послевоенный период. Знаешь, сколько таких неопознанных и пропавших без вести на территории четырех государств? Тысячи, если не больше. Некоторые роты и батальоны были полностью уничтожены, не говоря уже о толпах дезертиров, которые до сих пор прячутся от военной полиции, боясь быть осужденными за нарушение присяги. Нам даже пришлось объявить амнистию, чтобы найти этих людей, но многие до сих пор думают, что это уловка, а мы или оккупационная армия будем вершить над ними суд, и, в конце концов, расстреляем.

– Я с тобой полностью согласен, Ганс, но все же, мне почему-то кажется, что они что-то скрывают. Возможно их весьма странное «исчезновение» никак не связано с боевыми действиями. Я сделал небольшой эксперимент и выяснил, что они вряд ли участвовали хоть в каком-нибудь сражении. Обычно у таких людей резко обострены все рефлексы, которые, порой, не успокаиваются до конца жизни. Эти же вообще никак не реагируют на резкие звуки или движения, в их снах не вплывают сцены взрывов или смертей. У меня только один пациент вспомнил нечто похожее на звук пулемета, но это воспоминание могло быть вызвано и тренировкой на полигоне. Не мне тебе рассказывать, что такое посттравматический синдром, но у этих ребят все по-другому. Их воспоминаниям мешает непонятная музыка, которая словно блокирует работу мозга. Я никогда ни с чем подобным не сталкивался. У многих моих подопечных были провалы в памяти, но после нескольких сеансов они начали по крупицам восстанавливать свое прошлое. – Профессор перевел дух и допил бренди. Юнгер незамедлительно снова наполнил стаканы. Он несколько секунд рассматривал доктора, его сигара почти уменьшилась до окурка.