Башни человеческих душ

В этот момент кто-то настойчиво постучал по массивной дубовой двери управления. Вигман выждал несколько минут, прислушиваясь, не показалось ли ему, после чего стук снова раздался, на этот раз намного сильнее. Молодой полицейский надел черную форменную фуражку с козырьком и на всякий случай проверил пистолет в кобуре, – несмотря ни на что, по ту сторону двери мог быть кто угодно.

Медленно подойдя к двери, он осторожно приоткрыл специальное вырезанное окошко и весьма серьезно произнес:

– Что вам угодно? – Его взгляду пристал здоровый мужчина в белом халате, и еще один молодой человек рядом с ним в обычном коричневому костюме; оба были изрядно напуганы. Заговорил тот, что был в костюме:

– Прошу прощения, что беспокоим вас в столько ранний час. Я – помощник доктора Карла Фитцроя Август Майер из лечебницы для душевнобольных «Две башни». Вот мое удостоверение. – Август протянул полицейскому специальный пропуск, удостоверяющий, что он работает в «Двух башнях». Его должны были предъявлять охраннику перед входом в лечебницу, но на практике пропуск никогда не использовался, – его и профессора и так все знали в лицо. – Это, – он указал на Фридриха, – один из наших санитаров, – Фридрих тоже показал свой пропуск, после чего Август продолжил: – Дело в том, что один из наших пациентов покончил с собой, – случай, конечно, не новый для нашей лечебницы, но, тем не менее, выходящий за рамки обычной жизни. Потому нам просто необходимо, чтобы вы выехали на место и все зафиксировали.

Джерт Вигман сначала удивленно смотрел на двух пришельцев, и думал, а не сниться ли ему это. Он незаметно ущипнул себя за ногу и, почувствовав легкую боль, убедился, что все происходит на самом деле, после чего ответил:

– Хорошо, проходите, – он отодвинул железный засов и открыл ключом дверной замок, – я сейчас разбужу начальника, и вы все ему еще раз повторите. Прошу за мной.

3

Кабинет инспектора Розенберга, который, к слову сказать, располагался на втором этаже, имел достаточно приличную обстановку: полированный стол с различными статуэтками из дерева, оникса и стекла; семейные фотографии в черных рамках на стене позади стола; стены отделаны панелями цвета темной вишни; под потолком располагалась хрустальная люстра с электрическими лампочками, сделанными по виду свечек; несколько цветов в больших горшках по углам, пара картин на тему природы на стене слева от входа; широкое окно с кремовыми занавесками, выходившие на улицу, – завершало царивший в комнате стиль.

Сидя на стуле с высокой спинкой прямо напротив Бруно Розенберга, Август чувствовал себя несколько неуютно под взглядом серых глаз инспектора. Он мог бы сейчас поклясться, что это он собственноручно убил пациента, если бы это было правдой, – настолько сильным было внимание его глаз, от которых, казалось, не укроется ни малейшего секрета. Взглянув на Фридриха, он отметил, что тот ведет себя достаточно спокойно и уверенно, излагая уже в третий раз событий сегодняшней ночи.

Инспектор ничего не говорил, лишь медленно периодически покачивал головой и хмыкал, – одобрительно или нет, не доводилось понять. Он молчал несколько минут, поглаживая свои аккуратно подстриженные седые усы, после чего, наконец-то, произнес:

– Насколько я могу судить из вашего рассказа, этот пациент, будем называть его так, поскольку, как вы говорите, имени его установить не удалось, каким-то невообразимым чудом сумел развязать кожаные ремни, после чего сделал из них петлю и повесился на железной решетке окна. Я все правильно понимаю? – Его холодный взгляд блуждал с Фридриха на Августа и обратно.

– Все верно, инспектор. – Все также спокойно продолжал говорить Фридрих. – Мы с напарником услышали подозрительные шумы примерно в двадцать минут пятого, они явно доносились из-за двери двести первой палаты. Сначала мы немного подождали, не уверенные, что действительно что-то слышали, но уже после того как звуки повторились, бросились к палате.

– И вы увидели? – Снова задал вопрос инспектор.

– Увидели, что пациент висит на решетке окна на ремнях, которыми был привязан накануне вечером.

– И почему же вы его связали?

– Это была необходимость. Для вас не составляет секрет, в каком учреждении мы работаем, а потому, наши пациенты опасны, в первую очередь, сами для себя. К некоторым приходится применять силу, иначе они могут нанести себе увечья.

– И, как мы убедились, этот способ не работает…, – отстраненно произнес Розенберг, словно говорил сам с собой.

– Я же говорил, – в голосе Фридриха уже слышалось раздражение, – мы его связали крепко, сразу после того как покормили вечером. Я лично проверял все ремни, и просто так развязать их пациенту было просто не по силам, если ему не помогал кто-нибудь в этом или не было с собой ножа или любого другого режущего предмета. Но зайти в палату незаметно из посторонних просто никто не мог, – им бы пришлось миновать наш пост, а открыть дверь тем более, ключи-то ведь тоже у нас. – Фридрих остановился, сглотнув комок, – ну а про оружие и говорить нечего, – мы изымаем при поступлении у пациентов все вещи и передаем их в камеру хранения до их выписки, а эти так вообще прибыли из другой клиники, – там им не могли дать ничего подобного.

Инспектор Розенберг устало потер щеки, после чего насмешливо произнес:

– Уж не приведения ли ему помогали? – Однако вопрос остался без ответа, поскольку Август и Фридрих явно были не настроены на веселый манер. – Ладно, все равно пока мы не прибудем на место, ничего не прояснится, а там уже посмотрим, что мог ваш пациент и чего он не мог. Вы говорили, что все трое, по вашим сведеньям, бывшие солдаты?

– Да, – на этот раз ответил Август, – они также находятся в ведении Ассоциации военных психиатров. Их представитель приезжал к нам накануне подписать необходимые бумаги. – При мысли об Отто Ланге он внутренне поежился.

– Хорошо, тогда не будем медлить и начнем собираться в дорогу. Я позвоню в больницу и вызову коронера, чтобы он мог провести медицинскую экспертизу. Надеюсь, с этим не будет проблем?

4

Выкрашенная в черный цвет полицейская машина с красной мигалкой на крыше быстро рассекала утренние сумерки, которые медленно отступали перед началом нового дня. В ней было до боли тесно: за рулем сидел тот самый полицейский, который открыл им дверь, рядом с ним инспектор, ну а на заднем сидении между массивной фигурой Фридриха и невысокого роста корнером, который сжимал свой черный саквояж так, словно он был полон золотых слитков, был зажат Август. Они проторчали в участке гораздо дольше, чем того хотелось бы: сначала пришлось позвонить в больницу и объяснить им суть дела, после чего им пришлось посылать за коронером; пока ждали патологоанатома, инспектор отправил Джерта Вигмана за их сменщиками, ведь не бросать же участок пустым. Полицейские прибыли быстро, а вот коронера пришлось изрядно подождать. Когда же он, наконец, появился, перед всеми собравшимися предстал невысокого роста мужчина, которому было на вид лет тридцать пять. Простое лицо без усов и бороды, большие карие глаза, вьющиеся каштановые волосы аккуратно зачесаны назад. Одет он был в медицинский халат и простые серые брюки, из-под которых выглядывали коричневые ботинки. Звали его Эберт Норд. В целом, на все сборы у них ушло чуть больше часа.

И вот теперь, вся эта компания мчалась в полицейской машине прямиком по дороге к «Двум башням», проезжая сейчас по мосту через реку Эрл. Август был в крайней степени взволнован и жалел, что сейчас с ним нет профессора, – ведь для него подобная ситуация произошла впервые, и так хотелось посоветоваться хоть с кем-нибудь, кто может подсказать как правильно поступить. Этот инспектор, скорее всего, им не поверил, вернее сказать поверил, но не до конца, уж больно он пристально вглядывался в их лица и постоянно просил повторить момент обнаружения пациента в палате, словно пытался поймать Фридриха на лжи. Но не думает же он, что это санитар помог больному свести счеты с жизнью? Абсурд. Август хорошо знал этих ребят, не говоря уже о профессоре, – он им безгранично доверял. Тогда как же могла произойти подобная ситуация? Неужели ему самому удалось высвободиться из тугих ремней? Но ведь это практически не возможно! Или нет?