Башни человеческих душ

Преодолев первый «порог опасности» профессор немного расслабился и подошел к стойке, усевшись на высокий стул. Большой Ал прекратил вытирать и так уже начищенные до блеска стаканы, и подошел к доктору.

– Давненько вы к нам не заглядывали, – приветствовал он профессора. Голос его звучал весело и добродушно. – Надеюсь у вас все в порядке?

– Я был просто немного занят в последнее время, – оправдание профессора звучали до боли вяло и неуверенно, что не скрылось от ушей Альберта, но он не обратил на это внимание. – Понимаете, тут еще ко мне в клинику привезли новых пациентов, необходимо было уладить целую кучу дел. А так вроде бы все идет своим чередом.

– Рад слышать. Что будете заказывать?

– Пожалуй, для начала, пинту вашего эля. Уж больно я по нему соскучился.

– Один момент!

Ал достал чистый стакан и принялся наполнять его из краника темной жидкостью. За это время профессор успел перевести дух и окончательно расслабиться. Похоже, все идет хорошо, ни к чему терзать себя ненужными страхами.

Эль, как всегда, был просто чудесным, и за недолгим потягиванием этого напитка, Альберт рассказал профессору немного о переменах, которые произошли со времени его последнего визита. Первая новость была особенно значимой для хозяина паба: у него родилась первая внучка, – маленькое чудо с розовыми щечками и большими карими глазами. Это был первый ребенок его дочери Матильды и ее мужа Патрика. Профессор поздравил хозяина с этим событием, не забыв сказать, что и сам помнил то ни с чем несравнимое чувство, когда ему впервые сказали, что он стал дедушкой. За это дело просто необходимо было выпить, и Большой Ал налил еще по одной кружке эля, – в этот раз она досталось Карлу Фитцрою за счет заведения. После их разговор ушел в сторону самого паба, где Альберт сделал ремонт месяц назад: обновил мебель, обустроил еще три комнаты для сдачи в наем, побелил потолок, повесил над дверью колокольчик (модная тенденция в барах и пабах сейчас, – как сообщил он) и все в таком духе. Профессор, в свою очередь, поведал ему о новых пациентах и весьма странной истории их болезни, не вдаваясь в подробные детали, лишь поверхностно представив информацию. Выслушав всю историю, Большой Ал серьезно заметил: «Что-то здесь явно не чисто. Но думаю, что вы совсем этим в скором времени разберетесь. В этом я точно уверен».

Доктор Фитцрой плавно перешел на небольшие порции виски со льдом, и уже почувствовал, как алкоголь приятно растекается по телу, а все проблемы кажутся такими маленькими и незначительными, что казалось, он может решить их все в одну минуту прямо сейчас. «Теперь понятно, почему столько людей просто спивается, – мелькнуло в голове профессора, – все-таки алкоголь слишком хорошая вещь, чтобы снять любой стресс, но слишком опасная, когда ты не можешь контролировать свою зависимость от него». Профессор был абсолютно не против потребления алкоголя в небольших количествах после тяжелого рабочего дня, считая это чем-то вроде «разрядки» для организма. Многие коллеги-доктора высказывали против его доводов, указывая, что как раз все начинается именно с таких вот маленьких доз, а потом перерастает в зависимость, и как следствие, приходиться лечить особо тяжелые формы алкоголизма. Но профессор аргументировано возражал, говоря, что никто и «не заставляет напиваться до потери всех чувств, а подходить к этому нужно с большой долей ответственности и сознания того, что это делается чисто для того, что помочь своего организму, а не навредить ему». «Попробовали бы вы по двенадцать часов общаться с психами, и после этого даже рюмку не пропустить, – мысленно бросил профессор, уперев взор в невидимого оппонента, – так и самому можно запросто занять место в доме для умалишенных».

Карл Фитцрой почувствовал, что на сегодня ему уже явно хватит и пора бы возвращаться домой, но, только встав со стула, чтобы сходить в уборную, он почувствовал, как его изрядно занесло, и лишь благодаря быстрой реакции, ему удалось ухватиться за стойку правой рукой, что спасло его от неминуемого падения.

«Неужели я выпил сегодня больше, чем обычно?».

Совладав кое-как со своими ногами, профессору удалось дойти до туалета, который он покинул со значительно облегченным состоянием в районе живота. Дойдя до своего места, он расплатился с Альбертом и, пожелав ему спокойной ночи, понемногу начал выбираться из паба.

Время перевалило за одиннадцать часов вечера, на небе висела полная луна, окруженная россыпью миллиона мелких огоньков. Одинокий фонарь отбрасывал желтое облако света на пустую автобусную остановку, на лавочке которой, кто-то забыл номер газеты, а может просто сидел на нем, пока не подошел транспорт.

Профессор устало плюхнулся на лавочку, протерев платком вспотевший лоб. Ему повезло: почти через пять минут, ровно по расписанию, прибыл последний вечерний автобус. Его фары ярко освещали путь впереди. Поискав в кармане мелочь, доктор крепко взял в руки свой чемоданчик, и довольно бодро вскочил в почти пустой автобус. Водитель закрыл переднюю дверцу и нажал на газ, медленно выехав на дорогу.

В этот же самый момент чья-то огромная фигура вынырнула на пятачок света остановки, а два черных глаза внимательно провожали удаляющиеся огоньки транспорта.

4

Общежитие по улице Первых строителей ничем не отличалось от других зданий Фэллода – хмурое и серое пятиэтажное строение скорее было похоже на цех какого-нибудь завода, чем на помещение, где жили студенты. От ближайшей остановки транспорта до него следовало пройти еще как минимум метров триста по широкой асфальтированной дороге, где слева располагались бетонные плиты, поросшие низкими деревьями и кустарником, а справа немногие одноэтажные домики местных жителей, которые еще не готовы были пойти под снос, уступив себя новому бездушному строению. Добраться до общежития было делом не простым и в светлое время суток, а уж дойти до него ночью и подавно, особенно если ты был немного нетрезв.

Выйдя на остановке, профессор Фитцрой почувствовал, что его дико тошнит котлетами, которые он съел до того, как отправился в «Две кружки эля». Сделав с десяток неуверенных шагов, он вывернул содержимое своего желудка на обочину. Почувствовав небывалую боль в горле и весьма неприятный привкус во рту, доктор медленно отполз от злополучного места к остановке, где при свете фонаря извлек бутылочку чистой воды и залпом осушил больше половины, после чего утер рот и лицо увлажненным платком.

Переведя дух, он несколько раз глубоко вдохнул и вдохнул, после чего с весьма прояснившейся головой устремился вниз к общежитию. Весьма уверенно он преодолел весь путь и достиг заветного здания, над крыльцом которого висел темно-синей флаг с изображенным на нем рукой со стаканом воды, – греб медицинского университета Фэллода, означавший, что самое простое, что может сделать врач – помочь утолить жажду любому больному. Профессор уверенно взялся за ручку, стараясь отворить скрипучую дверь, но она была заперта.

«Ведь охранник закрывает двери на ключ в одиннадцать часов, – мелькнуло у него в голове, – а я уже безбожно опоздал».

Не найдя ничего лучше, доктор Фитцрой принялся колотить по двери кулаком, в надежде на то, что его услышат. События не заставили себя ждать: грузный охранник с весьма злой физиономией как можно медленнее добрел двери и бросил злой взгляд сквозь стекло. Он наверняка ожидал увидеть какого-нибудь запоздавшего студента или группу студентов, – эти оболтусы вечно где-то ошиваются до часу или двух ночи, а потом сотрясают все здания с просьбой пусть их на законные койки. Однако сегодня он весьма удивился, узрев морщинистое лицо профессора, который выглядел точно провинившийся школьник. Охранник быстро вставил ключ в дверь и сразу спросил:

– Преподаватель?

Профессор тихонько ответил, показывая свой пропуск:

– Профессор Карл Фитцрой, комната 106.

– Проходите.

Профессор быстро получил заветный ключ и отправился к себе в комнату. Общежитие было устроено весьма странно и неудобно: на первом этаже располагались комнаты преподавателей, которых здесь было совсем немного (большая часть из них вполне могла позволить снимать себе квартиру в городе и быть подальше от студентов, ведь видеть их на занятиях – это одно, а жить под одной крышей – совсем другое); в конце коридора по обеим сторонам располагались лестницы, которые вели на этажи, где жили студенты; в конце каждого коридора с одной стороны располагался туалет, а с другой – душевые комнаты. На втором и третьем этаже жили девушки, на последних, – юноши. Две кухни располагались на втором и четвертом этажах, но ими почти никто не пользовался, – все старались поесть в городе, тем более что это выходило значительно дешевле, чем покупать набор продуктов, да еще и тратить время на готовку.