Музыка в темноте

– С ним-то уж было бы о чем поговорить, а не о футболе.

– Назло тебе, мой милый, чтобы довести тебя до ручки и отправить в ад, он бы изучил результаты последней премьер-лиги, – снова отпарировал Фил.

– Да иди ты! – наконец-то Питер расслабился и засмеялся. Вечер начинал ему нравиться. Музыка была приятной, из колонок лились the Smiths, пиво было на редкость вкусным и ароматным, а не скисшим старым пойлом, которым их тут потчевали в последний раз.

Они болтали примерно час, выпили по две пинты, кроме Майка, цедившего свои несчастные триста грамм пива. Люди прибывали в паб, Питер разглядывал их, как калейдоскоп, и ему они даже были по душе. Он не различал лиц, не вслушивался в голоса, но сумеречное помещение и скользящие вокруг тени заставляли его переживать почти мистический опыт. В такие моменты к нему приходили идеи, но сегодня он не был погружен в себя, он был полностью прозрачен и легок, как пустая куколка бабочки. Может быть, он был той бабочкой, которую не мог поймать. Интуитивно он догадывался, что он – это и есть идея, мысль, что все самое важное происходит не извне, а в нем самом. И как было сладко оттого, что впервые за долгое время в нем ничего, абсолютно ничего не происходило.

Глава

IV

Майку позвонила жена и он грустно поплелся домой, оставив на столе пару фунтов за пиво.

– Слушай, помнишь Кристину? – Фил устремил грустные глазки в пол. – В общем, такие дела… Она перестала отвечать на звонки. Что посоветуешь?

– Найти новую. В Британии куча Кристин. Хватит на сегодня с нас разговоров о женщинах. Их надо не обсуждать, а тащить в постель и наслаждаться ими, – Питер сегодня так и сыпал цитатами. Он был от себя в полном восторге.

– Или для любви.

– Такой вариант я тоже не исключаю. Эй, смотри, вон там, слева, у стены две девушки! – он слегка мотнул головой в полумрак, где сидели две незаметные фигуры.

– Ага, вижу, – Фил выпучился в темноту. Та, что со светлыми волосами, хорошенькая.

– И она моя, друг мой. Тебе предлагаю поближе познакомиться с подружкой. Да, у нее, вероятно, нет талии, но и у тебя тоже нет. Вы подходите друг другу. Возможно, она очаровательный человек и тигрица в постели.

– Как всегда, – Фил опустил плечи, его глаза потухли и выглядел он совсем жалко. Питер приободрил его, потрепав по плечу и заверив, что хоть это и не Кристина, но поможет отвлечься. Он обернулся к девушкам и подарил им свою самую обаятельную улыбку. Полная девушка сразу улыбнулась в ответ и слегка помахала рукой, а ее подруга смущенно отвернулась.

Он развернул стул и сел боком, чтобы видеть и Фила, и девушек, тем временем непринужденно допивая третью пинту и кидая взгляд в темный угол. Еще до того, как Питер успел разглядеть как следует светловолосую девушку, внутри у него что-то резко щелкнуло.

Молодые женщины о чем-то спорили: толстушка перебирала пальчиками, постоянно поправляла свои блестящие черные волосы и косилась на Пита, а худая девушка много жестикулировала, ерзала на стуле и будто слегка горячилась. Питер заметил, как сверкали ее глаза, сколько в них было жизни. Из-за неверного света ему стало казаться, что девушка окружена сиянием и словно светится изнутри. Возраст был непонятен, может быть, чуть больше двадцати. Она выглядела свежо и молодо.

Ее подруга тоже была привлекательна для многих мужчин, но Питер был требователен к внешности. Чрезмерный вес, яркий макияж, изобилие дешевых украшений и яркий розовый свитер вызывали в нем раздражение. Его взгляд жадно скользил по русоволосой девушке: она была тонкокостная, немного изможденная, с острыми чертами лица. Более того, ее лицо напоминало ему любопытную мордочку лисицы, немного вытянутое вперед в профиль, бледное, благородное. Питеру это сравнение показалось забавным, ведь он не любил животных, но этот «зверек» его восхитил. Нет, ее нельзя было назвать красивой, она просто была иная, не вписывалась в интерьер прокуренного паба, в темный угол и в дешевую одежду серых тонов. На ней было простенькое короткое платье и старые ботинки с маленькими каблучками. И вся эта внешняя безыскусность, отвратительные обои и дешевое пиво только оттеняли девушку, словно она упала с неба и забрела сюда, не зная, как вернуться назад.

«Они явно не из богатых. Может, студентки. Надо будет их угостить, иначе дело не пойдет», размышлял Питер, вертя в руках уже пустой холодный бокал.

– Так, приятель, пора действовать. Я пошел приглашать их за наш стол. Готовь кошелек, будем пить сидр.

– Постой, постой, эй! У меня осталось десять фунтов. Займешь, если что, на такси?

– Пешком дойдешь, – бросил Питер и уверенной походкой направился к столику в углу. Он наклонился к дамам, что-то им прошептал с легкой улыбкой и показал на стол, за которым сидел его приятель, нервно теребящий карман с последней мелочью. Девушки переглянулись между собой и встали, взяв свои сумочки и пальто. Пит шел сзади них и на его лицо было выражение триумфа.

– Приветики! – звонко пропела толстушка, протягивая руку Филу. – Меня зовут Саманта! А это моя подруга Эбигейл.

Эбигейл завела волосы за ухо и серьезно сказала «привет» легким, высоким голоском. Питер думал, что у нее будет глубокий, теплый, низкий голос, а тут его как ледяной водой обдало это брошенное ради приличия слово.

Саманта делала ставки на Пита. Филу это не нравилось, он чувствовал себя ущемленным. Питеру льстило внимание женщин, но сегодня он был захвачен новой целью: неприступная Эбигейл, напустившая серьезности на свое открытое, светлое лицо. Она вертела в рука картонную подставку под бокал, явно нервничая, и когда она перебирала пальцами, ее тонкие косточки двигались под прозрачной кожей. Кажется, направь на нее луч света – и увидишь ее насквозь: маленькое сердце, узкие ребра, беспокойные легкие. Она старалась дышать глубоко, будто успокаивала себя. Эбигейл молча слушала разговоры за столиком, изредка кивая головой. «Крепость, которую нелегко захватить. Ров, высокие стены и лучники по всему периметру. Это будет забавно», размышлял про себя Питер, наконец полностью забыв про работу и гору тестов, которые надо проверить за выходные.

– Что же ты молчишь, Эбби? Могу я так тебя называть? – спросил Пит, слегка наклонившись к ней и заглядывая в опущенное вниз лицо. – Знаешь, что напоминают мне твои глаза? Два болота. Они оттого, наверное, такие затягивающие, как трясина. Впервые встречаю такой необычный темно-зеленый цвет. Как вода, поросшая ряской. У меня ощущение, будто ты русалка.

– Хм, такого странного комплимента я еще не получала, – сказала Эбигейл, покрывшись пунцовым румянцем, как будто ее ударили по щекам.

– Чем ты занимаешься? Нет, дай я угадаю. Ты художница? Может быть, актриса? Или пианистка? У тебя очень красивые длинные пальцы.

– Почти угадал. На пианино играть я умею, но вообще я арфистка.

– Ух ты! Любопытно! – Питер присвистнул. «Арфа, конечно, не орган, который я так люблю, не скрипка, которая может довести до слез, но это как минимум занятно». – А где играешь?

– Я нигде я не играю, если честно. Моя учеба в консерватории приостановилась несколько лет назад в связи с семейными обстоятельствами, поэтому нечем было платить за обучение. Сейчас подрабатываю в цветочном магазине в Бромли, чтобы скопить денег и продолжить учиться, – она замолчала и сжала губы в виноватой улыбке. – За это время я немного пела в церковном хоре, играла на пианино в кабаках – о, как это было ужасно, и еще, о Боже, подрабатывала в караоке-клубе. Это была та глубина, ниже которой мне уже не опуститься. Пьяные, потерявшие всякий стыд мужчины и идиотские песни, которые заказывали… Меня хватило ровно на два месяца. Цветы не поют о тачках, пенисах и брошенных девицах, так что мне спокойно и… – она внезапно прервала речь и снова устремила глаза вниз, будто сболтнула лишнее. Она была разговорчивая, но недоверчивая по отношению к новым людям, а еще наивная. Это Питер угадал сразу. Он внимательно изучал ее лицо, на которое то набегала тень грусти, то оно светлело, потому что ее естественное внутреннее солнце помимо ее воли прорывалось наружу. Так летним днем при сильном ветре и облачной погоде по земле пляшут золотые блики, становится то холодно, то жарко.