Страница 8 из 17
***
Отмучился.
После выступления Бориса началась кофейная пауза, и он, ответив на несколько дежурных вопросов, вместе с остальными машинально устремился к столикам, уставленным миниатюрной выпечкой. Выбрав крохотный pain-au-chocolat30, он поспешил отойти в сторону, но его манёвр не удался.
– Месье Левин, кажется, мы знакомы?
Перед Борисом стоял приветливо улыбающийся Рафаэль с бумажным стаканчиком кофе: он почти не изменился и выглядел не менее импозантно и самоуверенно, чем десять лет назад. Неужели он его помнит?
– Да, месье… Санти… – промямлил Борис: почему-то он всегда с трудом выговаривал двойную фамилию этого человека. – Очень интересный доклад!
– О, называйте меня Рафаэль! Впрочем, я ничего нового не рассказал. А вот вы меня действительно поразили. Неужели нашли столько нового в архивах? И по содержанию – прямо чувствуется французская историография, я бы сказал Ренувен31… Поздравляю!
Левин не мог не чувствовать себя польщённым: всё-таки этот Санти считается одним из крупнейших специалистов по России – конечно, не таким, как Элен Каррер дʼАнкосс32, но всё же…
– Да, я большой поклонник Ренувена, а ещё больше – Дюрозеля33, – подтвердил Борис. – Это классика исторической науки. Ну и, конечно, российская школа…
– Блестяще! Интересно, а почему вы взялись за эту тему именно сейчас? Советский Союз, де Голль, движение Сопротивления34… – продолжал Рафаэль. Интересно, он спрашивает просто из вежливости?
– Мне кажется, это логично, учитывая предстоящий в две тысячи двадцатом юбилей, – начал Левин. – Я имею в виду семьдесят пять лет со дня победы во Второй мировой войне. Более того, я подготовил монографию – надеюсь, скоро она будет опубликована на французском.
Борису хотелось ещё и ещё говорить о своих исторических находках, но он постеснялся, считая своего собеседника слишком крупной птицей для таких подробностей. Однако при упоминании монографии Рафаэль немедленно отреагировал:
– Книга – это замечательно! Но, увы, просвещать новое поколение – непростая затея… Знаете, что регулярно спрашивают у меня студенты и даже докторанты? Почему в Париже одна из станций метро называется именем Сталина – «Сталинград».
Борис не нашёлся что ответить: конечно, если все уже давно забыли о Сталинградской битве, ставшей переломной в войне… По-видимому, Рафаэль, опубликовавший несколько книг о России, знал, о чём говорил. Однако именитый собеседник Бориса решил сменить тему:
– Так вы надолго в Париж?
– До Рождества.
– Прекрасно. Вот моя визитка – будете в Сорбонне или рядом, дайте знать. Посидим где-нибудь в баре, поболтаем! Меня очень заинтересовали ваши исследования!
– Спасибо. – Борис никогда бы не решился сам спросить о Насте, но собирался хотя бы что-то выяснить по поводу своего приятеля Анри. – А вы… Случайно не знаете… Э… Один человек, с которым я дружил…
– Наверное, вас интересует Анастазья? – Рафаэль упомянул её имя так, как будто это была мадам Шазаль или ещё кто-то посторонний. Неужели он не женат на ней?
– Да… Как она?
– Замечательно! Правда, в Париже редко бывает, много командировок, но сейчас как раз здесь, – невозмутимо ответил Санти-Дегренель.
– Надо же… Передайте ей привет от меня. Надеюсь, у неё всё хорошо…
Не дождавшись от собеседника никакой реакции, Борис вернулся к своей идее:
– Кстати, Рафаэль, а вы, случайно, не пересекались с моим другом Анри Фурнье?
В этот момент Борис ясно вспомнил, как однажды они вдвоём с Анри почти вломились к Санти-Дегренелю в его профессорскую резиденцию – неужели это было на самом деле? Впрочем, Рафаэль нисколько не смутился:
– Анри Фурнье… Нет, не знаю такого!
– Он выпускник Ля Гранд-Эколь. Когда-то тоже занимался исследованиями – кажется, в институте SNRC35.
– Послушайте, я знаю одного Фурнье – Антуана. Антуан Фурнье! Вот он как раз работает в SNRC.
– О, точно, это его дядя!
– Замечательно! Позвоните мне на днях, возможно, я найду его контакты. Или обратитесь прямо в институт.
– Спасибо, я буду очень признателен. И передавайте привет Насте! – напоследок не удержался Борис. Раз уж Рафаэль сам завёл о ней разговор…
– Да, непременно… Любопытно, что вы так её называете – теперь она сама зовёт себя Анастазья! Если увижу, обязательно передам, что встретил вас. Она будет рада!
«Если увижу», – мысленно повторил Борис. – Значит, он с ней не живёт? Всё-таки невероятно противный тип».
Париж, 2004
Столетний лифт, наверняка видавший Наполеона – если не Первого, то Третьего точно, – находился внутри лестничного пролёта и казался таким крохотным, что Боря не решился им воспользоваться. Поднимаясь по витой лестнице со стёртыми каменными ступеньками, он уже начал сомневаться, правильно ли поступил: всё-таки надо было позвонить заранее! Он знал, что во Франции не принято так запросто являться к другу в гости. Но после всех перипетий со стипендией, которую Институт политических и социальных наук обещал, но не собирался ему назначать, Боре так захотелось увидеться с Анри, что ноги сами привели его в Бельвиль.
Домофоном пользоваться не пришлось: он вошёл внутрь подъезда с какими-то хипповатыми типами. Поэтому теперь, добравшись до знакомой ему слегка обшарпанной двери, Боря просто постучал. Никакого ответа. Он попробовал снова – тщетно. И вдруг…
– Анри, ты чего, ключ забыл? – прозвучало за дверью на чистом русском со знакомыми визгливыми нотками.
Боря отпрянул, как от удара током, но было уже поздно. Нина Поярчук… Дверь распахнулась, и бывшая однокурсница предстала перед смущённым Борей, облачённая в явно принадлежавшую Анри футболку с изображением Фиделя Кастро. Её растрёпанные волосы и неаккуратный макияж не вязались с привычным образом «Мисс Тамбов – 99», который он так хорошо помнил по институту.
Поярчук, ничего не говоря, выразительно сверлила Борю взглядом. Тот, в свою очередь, настолько смутился от неожиданности, что даже не решался поздороваться. Молчаливый поединок рисковал неприлично затянуться, но, к счастью, за Бориной спиной нарисовался Анри, гружённый связкой продуктовых пакетов.
– А, друган, заходи! Тут вот… э… Нина зашла в гости. Будешь с нами ужинать?
Через десять минут накрашенная и переодетая Нина, недружелюбно поглядывая на Борю и яростно – на Анри, устроилась на большом старом диване с бокалом кот-дю-рон. На фоне серой обивки ярким пятном выделялся её внушительный бюст: казалось, красный вырез живёт своей, отдельной жизнью, не связанной с окружающей действительностью. Анри изредка бросал в её сторону многозначительные взгляды, не забывая поддерживать беседу и раскладывать принесённые припасы.
Не решаясь приблизиться к Поярчук, Боря уселся как можно дальше, на протёртое икеевское кресло. Он чувствовал всё возрастающую неловкость и собирался с силами, чтобы попрощаться.
– Santé – за ваше здоровье! – благодушно произнёс Анри, который, казалось, был бесконечно рад поболтать с двумя русскими сразу. – Ну, что нового, чувак? Дали стипендию?
– Если бы! Кормят завтраками. Околею тут, пока ждать буду. Вообще думаю убираться к чёртовой матери, зачем мне эти мучения?
Боря, истощивший все свои ресурсы, действительно подумывал сматывать удочки: на что ему жить в Париже, где один поход в магазин обходится минимум в двадцать евро?
– Да брось, всё наладится! Обещали – значит, дадут! – не терял оптимизма Анри. – Кстати, слышал про концерт Рено в «Олимпии»? Цены очень высокие, а то я бы купил билет.
– Что за «Рено»? – вмешалась Нина.
30
Булочка с шоколадом.
31
Пьер Ренувен (1893—1974) – французский историк, крупный специалист по истории международных отношений.
32
Элен Каррер д’Анкосс, урождённая Зурабишвили (род. в 1929) – постоянный (пожизненный) секретарь Французской академии (избрана в 1999 году), историк, политолог, специалист по истории России.
33
Жан-Батист Дюрозель (1917—1994) – французский историк и политолог, изучавший международные и дипломатические отношения.
34
Национальное освободительное движение, возникшее на территории Франции в годы Второй мировой войны для освобождения от немецких оккупантов.
35
Вымышленная аббревиатура.