Страница 11 из 17
– О, извините, я помешал? – вдруг послышалось за её спиной.
Посреди кухни, уже заваленной скопившимся из-за вечеринки мусором, стоял незнакомый Насте коренастый брюнет лет сорока и беззастенчиво смотрел на неё в упор. От его взгляда становилось не по себе: казалось, эти тёмно-карие, почти чёрные глаза светились недобрым светом и смотрели словно сквозь неё. Во всём его облике проглядывало что-то не совсем французское, а полностью чёрная одежда придавала ему слегка демонический вид.
– Вы позволите?
Самоуверенный тип, не дожидаясь ответа, бесцеремонно распахнул дверцу кухонного шкафчика, достал два бокала, штопор и, ловко открыв неизвестно откуда взявшуюся бутылку (Настя помнила, что такого вина они не покупали), наполнил оба бокала.
– Ненавижу пластиковую посуду, – спокойно пояснил он. – О, извините, я не представился! Рафаэль, для друзей просто Раф. А вы – та самая Наталья Водянова47?
– Анастасья. – Настя приняла из рук Рафаэля бокал и сделала первый глоток. Кажется, неплохое вино… – Вы друг Жан-Ива?
– Скорее друг семьи – как видите, я немного старше ваших друзей. На самом деле я крёстный Жан-Ива, но это было так давно, что, пожалуй, не стоит вспоминать… Мы с Батистом – его отцом, которым я, конечно, безмерно восхищаюсь, – в некотором роде дружим. Хотя я никогда не разделял кое-каких его взглядов – к примеру, неприязни к неотроцкистам.
– Так вы тоже философ, как Батист де Курзель? – предположила Настя.
– О нет, гораздо скромнее… Преподаю сравнительную политологию и историю – рядовой лектор.
– В Ля Гранд-Эколь? – попыталась угадать Настя, уже наслышанная о лучших парижских учебных заведениях.
– Вы слишком хорошего мнения обо мне! Нет, всего лишь во Франко-американском колледже при Сорбонне, где пригодилось моё умение без запинки болтать по-английски.
– Не слышала об этом колледже, – честно призналась Настя.
– Неудивительно. Это небольшое и в академическом плане довольно среднее заведение, созданное для богатых американцев. Они любят Париж, а французский учить не хотят, поэтому для них это отличное решение. Впрочем, не только для них… Ещё, кстати, раньше я недолго преподавал в Нантере – знаете, есть такой университет?
– О да, конечно.
– Удивительно, сколько вы уже знаете! Впрочем, русские необыкновенно талантливы, – заметил демонический Рафаэль. – Я много лет учил ваш язык, но, увы, вряд ли смог бы поддержать с вами разговор. А в России каждый второй прекрасно говорит по-французски, как и вы.
– Вы бывали в России?
– Бывал… У меня русские корни, по материнской линии. Впрочем, я, как обычно, нескромно увлёкся собственной персоной. А вы… Сколько вам лет?
Настин бокал замер в воздухе.
– О, извините, я так бесцеремонен!
– Ну почему же. Мне семьдесят пять!
Ей вдруг стало почти весело под влиянием чудесного согревающего напитка, в котором Настя, хоть и не могла похвастать обширным опытом, всё же распознала бордо.
– Так и знал, двадцать с хвостиком! – безошибочно определил её новый знакомый. – Я вам завидую: впереди столько открытий, встреч, ошибок… Знаете, особенная прелесть ошибок в том, что потом их совершать всё сложнее…
– А… Откуда вы знаете Батиста? – попыталась сменить тему Настя.
– О, это долгая история… Кстати, Батист и Жюльет не придут. Я встретил их в театре и знаю, что они собирались заглянуть на пару минут, но не смогут. Можете считать, что я их заменяю, – высокопарно заявил он. – Хотели с ними познакомиться? Вы им понравитесь, это милейшие люди! Батист без ума от России и наизусть цитирует Достоевского.
– Надо же, а я его не читала! – выпалила Настя, тут же пожалев об этом.
– Не читали Достоевского? Жаль. А он наверняка сравнит вас с… как же её звали?.. Настасьей Филипповной! Почитайте. Если не ошибаюсь, это «Идиот».
Настя, попивая удивительно приятное вино – кажется, лучшее из того, что она пробовала, – с интересом рассматривала самовлюблённого брюнета. Пожалуй, его лицо могло считаться красивым, даже неожиданно мужественным для француза – но, если присмотреться, в нём было что-то неприятное…
– Вам же здесь неимоверно скучно, да? – вдруг ни с того ни с сего заявил Рафаэль, подливая Насте чудодейственного напитка, без которого она вряд ли призналась бы, что не знает произведений из школьной программы. – Ваше лицо. Не обижайтесь, но у вас всё написано на лице. Это такая редкость!
Действительно, Настя невольно покраснела, хотя чувство лёгкости, возникшее после бокала бордо, не проходило.
– Видите ли, я хорошо разбираюсь в людях, и это не бахвальство, а констатация факта. Думаю, не ошибусь, если скажу, что вам трудно вписаться в эту насквозь французскую компанию – хотя вы умны, прекрасно говорите по-французски и завоевали сердце нашего малыша Жан-Ива. Я прав?
– Вы… как это будет… ясновидец? – улыбнулась Настя.
– Ясновидящий. Нет, просто вы мне интересны, потому что вы – другая. Это не делает вас лучше, но это несомненно так.
Что это? Флирт? Настя невольно начала поглядывая на дверь: почему-то ей было бы неловко, если бы Жан-Ив или кто-нибудь другой стал свидетелем этого разговора.
– Чувствую, что я вам надоел, поэтому удаляюсь! – как будто прочёл её мысли Рафаэль. – Надеюсь, вам понравилось вино – это из виноградников моих друзей в Сент-Эмильоне.
Едва Настя успела открыть рот, чтобы произнести что-то банально-вежливое вроде «приятно было познакомиться», как демонически-чёрный тип, приветливо подмигнув, испарился так же внезапно, как и появился, а в руках у неё оказалась стильная визитка с иссиня-чёрными буквами:
Профессор Рафаэль Санти-Дегренель, политология и история
Вернувшись к гостям, по-прежнему занятым друг другом, Настя не обнаружила нового знакомого: по-видимому, он ушёл, не попрощавшись ни с кем из присутствующих.
Глава третья. Философ с острова Ре
Париж, 2018
Дело Обенкур поневоле отошло на второй план: «жёлтые жилеты» прочно заняли заголовки новостей. Но как следственный судья не только по должности, но и по душевному призванию, Жан-Люк Моди не мог не думать о злополучной миллиардерше. Почему-то прокурор до последнего не хотел передавать расследование в их руки: по всем признакам он давно был обязан обратиться к судебным следователям, но по-прежнему тянул резину…
Как Моди знал из своих источников, дочь Марианны Валери недавно предоставила в распоряжение правосудия новые документы, и, по-видимому, там было достаточно много «жареного». Эти материалы, предварительный допрос фотографа Франсуа Барнье, насмерть напуганного предстоящим разбирательством, вся масса информации об этой загадочной женщине, Марианне Обенкур, – всё это, как парижская детская карусель, беспрестанно крутилось в его голове. Даже когда он разговаривал по телефону с женой или обедал с коллегами, Марианна Обенкур не переставала занимать его воображение.
Моди подозревал, что прокурор не хочет передавать дело следственным судьям просто потому, что на носу Рождество и всем хотелось бы поскорее забыть об уличных забастовках и разойтись на долгожданные каникулы. Возможно, существовали и другие соображения, о которых судья не знал или не мог знать…
В этот день, совершив традиционную утреннюю пробежку, Моди собирался перед работой зайти выпить кофе у стойки бара, но неожиданно вспомнил нечто важное и остановился прямо посреди улицы. Как не раз бывало, масса информации, которую он переварил, наконец выдала промежуточный результат – плодотворную идею, которую можно было использовать.
Конечно, Рафаэль Санти-Дегренель! Кажется, Моди раз или два слышал по радио его выступления в качестве эксперта по американским выборам и, кажется, по России. Именно он, Санти-Дегренель, был любовником Марианны задолго до злополучного Франсуа Барнье! Как он сразу не подумал об этом! Да, этот тип может быть полезен для расследования… Когда-то они вместе учились на подготовительных курсах для поступления в Ля Гранд-Эколь, куда, кстати, оба так и не прошли… И этот философский кружок тогда ещё молодого Батиста де Курзеля, куда они ходили вместе с Жаном де Кортуаном… И хотя в деле имя Рафаэля пока ни разу не упоминалось, Моди не сомневался, что нащупал нужную ниточку. Он должен увидеться с этим субъектом!
47
Наталья Водянова (род. в 1982 г.) – российская супермодель, начавшая карьеру во Франции.