Решающий бой

«Как? Как мы могли в будущем так просто взять и сдать всё то, что было полито кровью нескольких поколений наших предков? Почему народ молчал? Где была армия и ветераны, когда красный флаг спускали с Кремля? Почему у скотов в погонах, стрелявших по Белому дому в 1993 году, не дрогнула рука?» — эти вопросы сжигали его душу, вызывая мучительную боль в сердце.

Константин Николаевич гнал от себя эти мысли, стараясь не терять спокойствия. Он понимал — нельзя давать волю эмоциям и загонять себя переживаниями. Нужно сохранить здоровье, и дать бой этой сволочи, не допустить того, что получилось в страшной реальности Алексея. Сохранить и обновить страну, сделать всё, чтобы она расцветала, придать новый импульс развитию, а людям подарить новые возможности самореализации, показать, что Союз меняется к лучшему.

Но переживания не отпускали ветерана. Они снова и снова возвращались в снах, с укоряющими лицами погибших однополчан, настойчиво проникали в мозг, рисуя ужасные картины будущих 90-ых, если они проиграют: голодных пенсионеров, умирающих в холодных квартирах, копающихся в мусорках нищих, беспризорников, дымящиеся руины домов и трупы людей, погибших в локальных войнах на территории бывшего СССР.

И сердце, истерзанное волнениями, всё чаще стало отзываться болью…

Константин Николаевич откинул одеяло и сел на кровати. Тихонько выдохнул и, ощутив, что сердце немного отпустило, встал и подошёл к комоду, стоящему напротив. Открыл ящик и нашарил рукой пластинку с таблетками валидола. Нажал ногтем, выдавливая таблетку на ладонь, и забросил беленький кругляш под язык. Освежающий ментоловый вкус, прохладной волной растекающийся по горлу, принес долгожданное облегчение. Дача отапливалась, но генералу вдруг стало холодно. Он невольно поежился, привычно натянул висевшие на стуле зеленые брюки с лампасами и форменную рубашку.

Когда таблетка полностью растворилась, генерал-лейтенант шагнул к столу у окна, захватив кончиками пальцев граненый стакан, и протянул руку к прозрачному графину, наполовину заполненному водой. Взгляд его скользнул по окну и замер. Константин Николаевич увидел, как серая фигура перемахнула через высокий забор, мягко приземлившись на четыре точки, и метнулась к калитке. И начала медленно сдвигать железный засов, стараясь не греметь.

Константин Николаевич тихо поставил стакан обратно. Против ожидания, сердце не подвело. Тело слушалось прекрасно, голова работала как компьютер, просчитывая варианты и выстраивая план действий.

«Жалко не пройдемся мы по Красной площади с внуком», — мысленно вздохнул он, — «Прости Леша, ты остаешься один. Надеюсь, у тебя всё получится».

Спокойствие и абсолютная отрешенность овладели генералом. Он тихо, едва касаясь босыми ногами паркета, побежал к лестнице. Через пять секунд Константин Николаевич заскочил в кабинет, открыл шкаф, достал и расстегнул кобуру, хранившуюся в специальном ящике, выхватил табельный ПСМ, загнал в него магазин с патронами, лежащий рядом. Засунул запасную обойму в карман.

Затем генерал метнулся к письменному столу, открыл его, вытащил и положил на стол наградной «ТТ», врученный лично маршалом Жуковым. Щелкнул магазин, входя в рукоять. Константин Николаевич взвел курок ТТ, снял ПСМ с предохранителя, поочередно передернул затворы, загоняя патроны в стволы. Поднял пистолеты дулами вверх, вышел на лестницу, тихо спускаясь вниз.

«Слава богу, Алина к племяннице уехала. Надеюсь, она как-нибудь это переживет», — мелькнула горькая мысль.

Ручка на дверном замке тихо повернулась и вернулась в исходное положение. Константин Николаевич, крадучись, сместился к входу в спальню. Стволы хищно нацелились на дверь. Замок тихо щелкнул. Затем еще раз. Входная дверь с тихим скрипом начала медленно открываться. Генерал-лейтенант неслышно выдохнул, и нажал на спусковые крючки. Тишину разорвал оглушительный гром выстрелов. От деревянной двери во все стороны брызнули щепки. Снаружи кто-то застонал и матерно выругался. Хлопнули ответные выстрелы, зазвенело разбитое стекло. Последний бой в жизни генерал-лейтенанта Константина Николаевича Шелестова начался….

26 декабря. 8:40. 1978 года. Новоникольск

С утра настроение было прекрасное, новогоднее. Всю ночь и с утра шёл снег и к утру во дворе выросли огромные сугробы. В окно было видно, как граждане, спешащие по своим делам, проваливались в них по колено. Молодежь смеялась, старики привычно что-то бурчали, выбираясь на расчищаемые дворником Семеном дорожки. Он, не обращая внимания на эмоции окружающих, продолжал активно орудовать лопатой, выдыхая облака белого пара.

Сегодня у нас половины уроков не будет. Географичка заболела, завуч преподававшая русский язык, на целый день уехала по делам, о чем предупредила заранее. Классуха сразу заявила, что вместо алгебры она вместе с Николаенко и другими ребятами начнёт очередную репетицию представления для чиновника из министерства, решившего приехать к нам уже после новогодних праздников. Сегодня еще должна быть физкультура. Нормативы мы давно сдали и «Гризли» в последнее время на уроках выдавал парням мяч, чтобы они поиграли в футбол. Девчонки даже в зале не появлялись. Поэтому я решил в школу не идти, а проехаться в детдом. Серега был занят, сдавая «висяки», чтобы закрыть зимнюю сессию, и я договорился с бывшим водителем деда.

Он должен был забрать меня на своей красной «трешке» через сорок минут. Мы проедемся в магазин, купим конфеты и печенье для ребятни и поедем в детдом. Через два дня, 28 декабря был запланирован переезд детей в отремонтированное после пожара старое здание. Я хотел предложить директору нашу помощь в переселении, а также окончательно согласовать все детали проведения новогоднего праздника.

Отец опять уехал в очередную командировку, пообещав вернуться до наступления Нового года, и мы с мамой остались одни. Я проводил родительницу до прихожей, подал табуретку, чтобы ей было удобно натягивать сапоги, помог надеть пальто с меховым воротником, чмокнул в щечку на прощание, закрыл дверь и побрел на кухню.

Поджег спичку и включил конфорку, дождавшись, когда по круглой поверхности запляшут веселые синие огоньки. Разогрел сковородку с сырниками, побросал их вилкой на тарелку и уселся за стол. Кругляши с поджаристой золотисто-коричневой корочкой таяли во рту, растекаясь на языке сладкой горячей массой. Запивал сырники кефиром прямо из толстой бутылки с широким горлышком. Сорванную зеленую крышечку из фольги положил рядом, и она шаловливо сверкала на солнце блестящей поверхностью.

Назойливая трель звонка ворвалась на кухню неожиданно, мгновенно нарушив беззаботное счастливое состояние.

«Кому с утра наяривать, понадобилось»? — недовольно подумал я, выходя из кухни. Телефон продолжал истерично верещать, и замолк, только когда я снял трубку с рычага.

— Алло, слушаю вас.

— Леша, узнал? Без личностей, просто скажи да или нет.

«Сергей Иванович», — сразу мелькнуло в голове — «И что-то голос у него какой-то не такой, глухой и безжизненный».

— Да, — осторожно подтвердил я.

— Слушай внимательно. Константина Николаевича больше нет. Тебе надо уходить, как можно быстрее. Наш общий друг знает, что у тебя есть наши контакты и план действий в такой ситуации. Пару часов отсидись, а потом выходи на связь. Мы тебя заберем.

Капитан ещё что-то говорил, но я его уже не слышал, потрясенный известием. Во рту моментально пересохло, в горле возник огромный ком мешающий говорить и дышать. Глаза затуманились, изображение коридора размылось от подступивших слез.

«Деда! Как же так?! Почему? Что произошло, черт возьми?» — мысли путались, сердце отбивало тревожную барабанную дробь. Захотелось взять стволы, поехать в Москву и устроить сезон охоты на очкастую тварь. Я чудовищным усилием взял себя в руки, выдохнул и проглотил мешавший говорить ком.

— Леша, ты меня слышишь? Леша!

— Как это произошло? — проскрипел я.

— Я потом тебе расскажу. Нет времени, уходи, — в голосе Сергея Ивановича появились тревожные нотки.