Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 149

Катя

— Хорошо. Какой у тебя вопрос? — мне было немного боязно, что он мог спросить то, о чём я пока не была готова говорить. 

— Я думал, как лучше выйти на этот разговор, но реально ничего не придумал лучше, чем спросить напрямую, — Митя явно чувствовал себя не в своей тарелке, отчего мне стало еще страшнее. — Как ты знаешь, моя мать — завуч в твоей школе и она…

— Ты хочешь узнать почему я ушла из прошлой школы, да? — закончила я, догадавшись, видя как тяжело ему даются слова, чтобы озвучить свой вопрос.

Митя тяжело выдохнул, закрыв лицо одной рукой. 

— Блин, я не знаю, как тебе объяснить, чтобы ты меня правильно поняла, — попытался он оправдаться. — Моя мать вчера начала этот разговор, я её остановил. Сказал, что всё, что мне надо узнать, ты расскажешь мне сама, когда решишь. Но я знаю, что она не из тех, кто легко сдаётся и…

— Мить, всё окей, не переживай, — перебила я его и взяла за руку. — Сейчас вспомнилось, как вытягивалось от удивления лицо Елены Александровны, когда она изучала папку с моим личным делом, когда мы впервые встретилась ровно год назад в школе. Наверное, этого вопроса мне следовало ожидать. Вообще, хорошо, что ты спросил, потому что если навести справки в моей бывшей школе, то ничего хорошего там не узнать, это точно. 

Я замолчала, не зная как начать, и что именно рассказать. Посвящать Митю в детали гадкого буллинга мне не хотелось, не зря я пыталась забыть то время. Точно не для того, чтобы спустя три года воскрешать всё в своей памяти. 

Митя молчал, но нежно водил большим пальцем руки по внешней стороне моей ладони, что он держал, выводя причудливые узоры. От этого легкого прикосновения у меня внутри как-будто зажёгся свет, который позволил мне окунуться в сумрак своего прошлого. Я смотрела на плывущие надо мной облака, легко покачивающиеся вершины вековых сосен и начала свой рассказ:

— Если не вдаваться в подробности, которые ни тебе, ни мне не будут приятны, то история до боли проста. Я пришла в ту школу в седьмом классе. Мы переехали из другого района, что на окраине, в противоположный конец города. Все мои знакомые остались там, куда я не могла ездить самостоятельно. 

В новой школе, в моём классе было двадцать пять человек, двадцать из которых были девочки. Мужская часть класса приняла меня хорошо — поначалу проявляли внимание, напрашивались провожать до дома. А вот девчонки как-то сразу восприняли меня в штыки, как если бы я угрожала их благополучию. Со мной стала в итоге теснее всего общаться одна девчонка. Типа местной принцессы, — я грустно усмехнулась.





— Она вела себя очень вкрадчиво, могла разговорить, выведать интересующую информацию. Причём делала она это мастерски, что и не заметишь, даря взамен ощущение поддержки настоящего друга. Сначала они все просто присматривались ко мне. Так я проучилась большую часть года, общаясь только с той девочкой и одним мальчиком, которого считала своим другом. Мне этого было вполне достаточно. Лично я приходила в школу за знаниями.

В принципе, со временем в этой установке у меня ничего не поменялось.

Я всегда любила учиться, не удивительно, что и там быстро вышла в лучшие ученицы. Вместе с вниманием от противоположного пола, это стало взрывной смесью для того, чтобы одноклассницы приняли решение выжить меня из своего “чудесного” коллектива. Уровень знаний всего класса был настолько низким, даже по меркам средней общеобразовательной школы, что выйти в отличники могла бы и обезьяна, но редкая обезьяна отважится плыть против течения. Поэтому все шишки полетели на меня, так как на их фоне я была вообще Эйнштейном, невыгодно их оттеняя. 

Они перешли к "активным действиям". 

Начиналось с классических мелких пакостей, которые приучили меня следить за своими вещами и быть внимательной. Я не реагировала на это ребячество. Дальше — больше. Понимая, что мне сугубо плевать на обидчиков и весь их негатив, они начали играть по-крупному и делать провокации, которые выставляли меня не в лучшем свете перед учителями. Моё слово против единогласия почти целого класса не играло большой роли. Но я всё равно сохраняла спокойствие духа, так как я не стремилась к тому, чтобы дружить со всеми, тем более, с теми, кто этого не хотел. Меня даже несколько забавляло происходящее, так как я участвовала как в командной игре... против команды, правда, но я видела, что они работают сообща, и это отчасти восхищало своей организованностью. Знаешь, как за муравьями наблюдать, — я улыбнулась своему сравнению.

— Моё безразличие их раздражало еще сильнее и совсем не смиряло. Я же приходила домой, рассказывала своей маме очередной случай, произошедший со мною в школе. Она, конечно же, предлагала мне разобраться или перевестись в другую школу, но я знала, что рано или поздно моим одноклассникам это должно надоесть. А может, это было болезненное любопытство, не знаю. К тому же, не было уверенности, что в другой школе будет лучше. Но, как бы то ни было, они не могли повлиять на меня. Я была сильной, благодаря уверенности в своей правоте. И благодаря поддержке моей семьи, которую я любила больше жизни, — тут мой голос предательски дрогнул, и мне пришлось сделать паузу, чтобы справиться с комом в горле.

Я не смотрела на Митю, но чувствовала, как он придвинулся чуть ближе и крепче сжал мою руку.

— “Принцесса” была как-будто на моей стороне, останавливала конфликты, когда они почти заходили в опасную точку невозврата, уверяла, что она со всеми поговорит. И она действительно говорила, но не в том смысле, в котором мне думалось…— я горько усмехнулась. 

— Короче, дело к развязке. Когда в декабре того года я потеряла всё — я потеряла и себя, и чувство уверенности, и желание что-либо понимать в происходящем, и веру в счастливое будущее. Но мои одноклассники продолжали с большим остервенением изводить меня, не осознавая, что я уже была не та, что прежде. Что я была сломлена, — глубокой вдох и задержать дыхание… Выдох... Вдох...Выдох… — И сильно им можно было уже не напрягаться.