Страница 113 из 149
Катя
— Можно одну секунду, я тоже хочу себе чего-нибудь налить, у меня от волнения в горле пересохло, — я поднялась, чтобы заварить ещё одну чашку чая.
Заодно я смогла немного подготовить себя морально к тому, что я могла услышать от Елены Александровны. Мне было некомфортно и любопытно.
«Хмм… — задумалась я. — Любопытно некомфортно или же некомфортно до любопытства? Сложно выбрать».
Я не была уверена, что хочу знать подробности. Могло оказаться, что мой отец был не самым честным и самым добрым человеком, каким я его запомнила. Хотела ли я усомниться в нём? Точно нет. Но правду Елены Александровны всё же узнать было важно. Как минимум она заслуживала быть услышанной. Поэтому, глубоко вдохнув, я села обратно за стол.
— Извините, Елена Александровна, теперь я, наверное, готова.
— Катя, ты не переживай так, — она мягко усмехнулась, подвигая кексы ближе ко мне. — Я ничего тебе не расскажу такого, что тебе не рассказала бы твоя мама. К тому же, говорить надо либо хорошо, либо ничего про тех...кого с нами нет, — она опустила взгляд.
— А вы знаете, что у этой фразы есть продолжение: «О мертвом либо хорошо, либо ничего, кроме правды»?* — спросила я. — Я хочу услышать правду, даже если она неприятная, — добавила я чуть тише.
— Правда — штука неопределённая. Для каждого она может быть своей. Даже у меня их две. Я могла бы рассказать свою правду семнадцатилетней обиженной девушки. Но сейчас та же история в моих воспоминаниях представляется совсем с другой стороны, хотя все действующие лица, слова и поступки будут прежними. Хочу рассказать тебе именно этот последний вариант, — сказала она, собирая пальцем крошки от своего кекса со стола. — Так вот, продолжу, где мы закончили. Двадцать пятое мая, вечеринка у Кости в честь последнего звонка, его будущего дня рождения и грядущих экзаменов. В течение всего вечера Костя был несколько растерян. Он явно был отвлечён от всего вокруг возникшей перед ним дилеммой — я или Кристина? Точнее, как быть с тем, что я его девушка, а Кристина — мне как сестра? Я старалась веселиться в тот вечер, насколько было возможно. Где-то подсознательно я, видимо, ощущала, что вскоре мне будет совсем не до веселья, но не буду вдаваться в лирику, — Елена Александровна усмехнулась. — За весь день Костя меня ни разу не поцеловал. Да и вообще больше мы уже никогда не целовались. Можно было спокойно понять, что выбор был сделан. Ощущалось, что он не хотел повести себя нечестно по отношению к кому-либо из нас. Расстались мы достаточно скомкано. Меня он опасался, а Кристина боялась его недвусмысленного проявления чувств, верно просчитав, что это могло обидеть меня. Моя подруга старалась скрыть, что и ей понравился Костя. Я же чувствовала себя последней неудачницей и хотелось поскорее уехать прочь.
«Как же неудобно погружаться в такую историю любви своих родителей…и матери своего молодого человека...ах, да, ещё и моего завуча по совместительству», — даже не думала, а ощущала я где-то в области желудка в виде явного дискомфорта.
— Ночевали мы в тот вечер у Кристины, поэтому не могли не обсудить произошедшее. Будучи умной девочкой, она, конечно же, всё поняла и сказала, что я ей дороже кого угодно, поэтому этот вопрос, казалось, был закрыт. Но Костя был не из тех, кто легко сдавался. Он не стал держать меня в качестве «запасного» плацдарма. Костя всегда был искренним человеком, который говорил правду, даже в ущерб себе, — Елена Александровна рассказывала о моих родителях с теплотой в голосе, и её черты лица даже казались более расслабленными, когда она выговаривала то, что, очевидно, сидело внутри невысказанным долгие годы. — Поэтому, встретившись на следующий день, он сказал всё, как есть: «Да, я дурак, да, я считаю, что нечестно поступаю с тобой, но не могу идти против сердца…бла-бла-бла…». Короче, признался мне во всех своих чувствах, что были не ко мне, я уже плохо помню, — Елена Александровна махнула рукой, показывая всю незначительность сказанного, явно преуменьшая свои перенесённые страдания.
— Что же вы ему ответили на это? — еле слышно спросила я, боясь и пошевелиться.
— Ну, что я могла ему ответить? — хмыкнула она, улыбнувшись только одним уголком рта. — Я плакала, знаешь, как по Булгакову: «Сначала она долго плакала, а потом стала злая**», что-то говорила, конечно, но вряд ли это звучало, как благословение на их союз. Костя был осторожен в словах, сказал, что хочет, чтобы мы все были счастливы, но он не видит своего счастья ни с кем, кроме, как с Кристиной. Я сказала ему о нашей с ней договорённости, но ему, как будто это только придало запала. Он начал добиваться её расположения. Встречал у дома, так как он меня однажды провожал вечером до её парадной, поэтому знал, где она живёт. Познакомился с её родителями, встречал Кристину после экзаменов, пришёл на вручение аттестатов, хотя у него был выпускной в тот же день. Я всё это видела, и у меня от злости просто зубы сводило, — губы Елены Александровны были поджаты, но глаза были грустные. На лице отчётливо читалась не злость, а именно печаль.
Воспоминания, которые всплывали в её голове, понятное дело, были не из приятных. Я не могла не почувствовать жалость к той несчастной семнадцатилетней девочке, которая была отвергнута тем, кого она любила.
— Как же гадко, Елена Александровна, что так всё вышло. Это действительно некрасивый поступок, — с горечью призналась я. — Вы сильно его любили?
— Катенька, спасибо тебе за заботу, но не вини своего отца в некрасивых поступках. Тогда они мне казались такими, несомненно, но по факту, он был всего лишь по уши влюблённым мальчишкой. Просто не в меня. Ты бы видела, как он смотрел на неё… Я мечтала, чтобы на меня так смотрели, — она задумалась на миг. — А ты, кстати, видела подобный взгляд, — улыбнулась она своей догадке. — Митя так на тебя смотрит, — добавила она мягко. — Может, это тоже добавило жуткой похожести всей этой ситуации, которая была дана мне для осознания своих ошибок.