Страница 103 из 149
Митя
В последний раз я так спал, когда у меня была температура под сорок, и я всю ночь лежал, как в бреду — вроде бы спал, но при этом снилось такое количество ерунды, что из-за полной каши в голове думалось, что было бы легче и вовсе не ложиться. Хотелось забыться, но не получалось.
В итоге кое-как провалявшись до пяти утра, я оделся, взял мобильник матери с подключенным интернетом и поднялся на седьмой этаж. Находиться хотя бы настолько ближе к Кате было мне в радость. Только кого я обманываю? Никакой радости у меня не было. Но становилось чуть светлее на сердце.
Я знал, что Катя рано встаёт, мне очень хотелось, чтобы и в этот пасмурный во всех отношениях день она не изменила своей привычке.
Присмотрев отличное кресло, забытое всеми, которое, скорее всего, было здесь не одно десятилетие, судя по виду, я прикинул как лучше его немного сдвинуть с места. Мягкое, но достаточно отсиженное в ожидаемых местах, оно не сулило большого комфорта, но всяко было удобнее, чем сидеть на голом полу. Успешно перетащив этого зелёного монстра почти к самому номеру Катюши, который, к счастью постояльцев, располагался прямо за углом, я занял свой пост. Не поговорить сегодня с Катей я не мог. Это был мой единственный план на день. Поговорить и помириться.
Пока у меня было время, я сделал то, что должен был сделать раньше — удалил все фотки, а затем и свой аккаунт в Инстаграме. Я написал Антону, но понятно, что в начале шестого утра его ещё не было в сети. К нему имелось несколько вопросов и хотелось уточнить их до разговора с Катей, но в этом всём я больше всего надеялся на то, что разговор с Катей всё же состоится.
От белых ночей уже не осталось и следа, поэтому за окном было темно, и неприветливо стучали дождевые капли по стеклу. Кроме этих звуков вокруг ничего не было слышно. Они понемногу начали меня убаюкивать своим ритмом. Вносил свою лепту и завывающий ветер в вентиляционной шахте, проходящей под потолком, таким образом, что меня начало клонить ко сну. Убрав телефон в карман и сложив руки на груди, так как было прохладно, а закрыть форточку в холле было невообразимо тяжело, я на мгновение закрыл глаза.
И вот я шёл по широкому полю, вокруг не было ни души. Вдали чернели редкие деревья, даря ощущения полного беспросветного одиночества. Земля была неровной, то ли пропаханной, то ли просто разрытой, но я ужасно боялся испачкать свои белые кроссовки, поэтому шёл медленно, аккуратно обходя наиболее грязные места. Вдруг поднялся ледяной встречный ветер, идти стало намного тяжелее. Я дрожал от холода, мне хотелось, чтобы всё это закончилось, как вдруг я увидел Катю, мою Катеньку, идущую мне навстречу. Она улыбалась своей лучезарной улыбкой и смотрела на меня с любовью.
Я побежал к ней, не смотря под ноги, лишь бы быстрее добраться, хотя бежать было очень тяжело, все силы, с которыми я отталкивался от земли, казалось, никак не толкали меня вперёд. Сколько бы я ни старался, всё как-будто стоял на месте. Но Катя шла спокойным шагом. Ко мне.
Когда она подошла совсем близко, я прошептал: «Катюша, мне так одиноко, не уходи». Она ничего не сказала. Просто поцеловала в щёку и обняла, а я никак не мог обнять её в ответ. А потом она растворилась, как пар. Оставив тёплое ощущение на моей щеке от поцелуя и на сердце от её объятия. Ветер стих, и я снова оказался один в широком поле, где компанией мне снова были лишь чернеющие вдали стволы голых деревьев.
Я проснулся с тревожным сердцем. В окне было совсем светло, я хотел посмотреть на часы, но тут заметил, что был кем-то заботливо накрыт пледом. Катюшиным пледом. Поэтому мне было так тепло и комфортно сидеть в холодном коридоре. У меня к горлу подкрался комок. Я вспомнил свой сон и понял, что действительно остался один. На часах было 7.41.
Решив дождаться восьми утра, я снова ушёл в интернет, надеясь, что Антон, может быть, уже ответил.
«Ну, да. Во вторник, в августе, в 7.43, — вспомнил я. — Он мне в лучшем случае в полдень напишет».
В восемь утра, я хотел было встать и постучать в дверь, как она сама распахнулась. Вышел Сергей Константинович, Анна Петровна за ним. Я вскочил, прижимая к себе плед, как ниточку, связывающую с моей возлюбленной.
— Доброе утро, — нервно начал я, волнуясь услышать подтверждение тому, что я и так чувствовал. — А где Катя?
— Уехала Катя, — сердито сказал Сергей Константинович, проходя мимо, даже не взглянув в мою сторону.
— Доброе утро, Митя, — ласково сказала Анна Петровна, смотря на меня с сожалением.
— Как уехала? Куда? — спросил я, судорожно пытаясь вспомнить узнал ли я точно дом, в котором она живёт. Адрес она мне, конечно же, так и не сказала. Дурацкий спор в первый день нашего знакомства снова вышел мне боком.
Она протянула мне аккуратно сложенную записку. В ней было:
«Доброго вам утра. Простите за вчера. Мне надо подумать, поеду домой. Не ругайтесь ни на кого, пожалуйста. До встречи. Позвоню, когда доберусь. К.»
Почерк такой красивый, аккуратный, но никаких тебе шуток, загадок. Голые факты.
Снизу тщательно перечёркнутые два слова. Если присмотреться, то можно было и их прочесть: «Скажите Мите».
— Аня, ты идёшь? — нетерпеливо позвал Сергей Константинович, придерживая только что подошедший лифт.
— Иду-иду, — крикнула она ему в ответ, а потом сказала мне: — Оставь себе, дорогой, — Анна Петровна, мягко сжала мои пальцы, в которых лежала записка. — Она скоро вернётся, я уверена. Не переживай. Она разумный человек, а ты ей не безразличен… Сходи-ка лучше на завтрак пока, — договаривала она, заходя в лифт. — Всё будет хорошо!
Двери закрылись, но я слышал, как её муж что-то говорил недовольным голосом.
Я остался стоять, как потерянный. С запиской в одной руке, прижимая к себе Катин плед другой… И это всё, что у меня осталось от неё. Ни телефона, ни адреса, ни фотографий... Только это, да и резинка для волос, что лежит у меня под подушкой с того самого дня, когда Катюша мне её дала.