Страница 4 из 41
Руки и ноги перестали слушаться меня совсем. Я перестал их ощущать. И тут вдали застучал мотор рыболовецкой шхуны. Вновь вспыхнула надежда на спасение и окончательно погасла, так как я попробовал крикнуть рыбакам, но не услышал своего голоса. Из горла вырвался слабый хрип. Последняя надежда прошла мимо! Кругом одна вода! И лишь гигантская чайка продолжала кружить над головой, упорно увлекая меня в неведомое. Может быть, я просто бредил? Мне казалось, что она всё время пристально смотрит на меня и кричит: «Иди за мной! Иди за мной!» В какой-то миг я увидел свет на горизонте. Именно к нему вела меня чайка.
Я не знаю, что это был за свет. То ли солнце, опускающееся за горизонт, то ли ещё что-то. А может, и не было никакого света и то были мои галлюцинации. Я говорил уже, что давно потерял ощущение времени. Оно просто остановилось. Небо посерело. В это время года толком-то и ночи нет. В наших широтах хоть и не белые ночи, но и чёрных не бывает. Серая ночь, безбрежная вода и я!
В какой-то миг вдруг я услышал шум. Он был далёкий и невнятный. Что это может быть? Баркас? Нет. Самолёт? Не похоже. Да и какая мне разница! Мне даже показалось, что шум исходит от приближающегося поезда. А этот откуда здесь взялся? Я пытался понять, что́ издаёт его, но не мог. На меня нашло отупение. И полное безразличие. Лишь где-то там глубоко внутри что-то ещё отзывалось на происходящее. Шум нарастал. Это был уже не невнятный шум, а не менее невнятный гул. Через некоторое время он стал похож на рокот крупного водопада, трубящего стада слонов и сходящей с горы лавины, вместе взятых. На что от был похож? Не могу сказать. Ни на что! Но страха у меня не было. В голове упорно крутилась мысль, что с таким вот грохотом, должно быть, катится колесница самой Смерти, собирающей урожай душ человеческих.
И тут стало очень светло, как будто кто-то зажёг тысячу лампочек. Это меня, не знаю почему, весьма озадачило. Какая-то сила подхватила и подняла меня над водой. Всё? Я умер? Так просто и легко? И чего люди боятся смерти? Ничего в ней страшного нет! Я оглянулся по сторонам и увидел… То, что я увидел, точнее, кого я увидел, как ни странно, почему-то не вызвало у меня никакого удивления. Меня несли два… даже не знаю, как описать моих переносчиков. То ли гигантские птицы, то ли люди. А точнее, люди ростом не менее пяти метров, облачённые в белые одежды и с крыльями. Но вместо человеческой головы, что ничуть меня не удивило, у каждого из них была голова чайки. От них и исходило свечение, озадачившее меня.
Мне же стало невероятно легко. Никакой тяжести в теле, никакой боли! Наоборот, я ощущал необычное блаженство! Куда меня несли? Это сейчас я могу задаться этим вопросом. А тогда у меня не было никаких мыслей. Лишь лёгкость и блаженство! Ещё я видел, как вокруг, куда достигал взор, было только море. И было светло, будто днём.
Опять же, я не могу сказать, долго ли меня несли эти… наверное, это были всё же ангелы с головой чайки. Мне показалось, что всего лишь миг. И в то же время, если там вообще можно было говорить о времени, этот миг был бесконечно долгим. И вот мы очутились на облаках, где мои сопровождающие и оставили меня. Я попробовал с опаской сделать несколько шагов по облаку. Всё же было некое недоверие к этакой тверди. Казалось, что я сейчас провалюсь сквозь неё и полечу вниз. Но нет! Шаг, другой, третий. Вроде держит. Только теперь, когда ушёл страх перед такой зыбкой и ненадёжной поверхностью, я осмотрелся по сторонам. Увиденное немало удивило меня. А увидел я невероятное! Вокруг был целый мир! Причём населённый людьми.
Ближе всех ко мне был мой давно усопший дед. Он ковырялся в огороде. Тогда-то я и подумал: как же мир, в котором живут усопшие (а у меня не было сомнений, что это именно он и что я тоже умер), похож на мир живых. И тут, и там огороды. И там дед страсть как любил свой огород, и тут он верен своему пристрастию. Он тоже увидел меня. Махнул рукой. То ли приветствуя, то ли прогоняя. Мол, иди отсюда, не мешай делом заниматься. И вновь стал ковыряться в своём огороде. Чуть в стороне стирала бельё моя также усопшая бабка. Узнал я ещё нескольких родственников и знакомых, которых уже не было среди живых. Все они тоже были чем-то заняты. Никто, кроме деда, не обратил на меня внимания.
Были здесь и жилища. Все очень разные. И ветхие землянки, и деревянные дома, и каменные, и даже дворцы. Какие-то из них были заселены, какие-то стояли пустыми и ждали своих поселенцев. Бросился мне в глаза один очень большой, красивый и добротный дом на пригорке посреди лип. Единственное, что было в нём не так, это закопчённость. Снизу доверху он был чёрным, словно кочегар после смены. Что-то при виде него у меня ёкнуло. Он показался мне родным и близким, и меня огорчило, что он такой чумазый.
Тут некий голос произнёс:
– Это твоё жилище!
Я оглянулся, но никого вокруг не было. Хотя меня не покидало стойкое ощущение, что кто-то сопровождал меня неотлучно. Странно! Никого не видно, но явно кто-то рядом со мной есть! Тогда я ещё подумал: как это так, мой дом, и почему он такой закопчённый? На что тут же тот же самый голос пояснил мне:
– Каждый, живущий на земле, строит себе жилище на Небесах! Делами, помыслами. А чёрное оно – тебе под стать! Ты душу свою видишь! Такова она! Велика, но чернёна! Ибо много того, что прячешь ты от себя и от людей, чем не хочешь с ними поделиться! Скуп ты! Скуп в отдаче себя! Не горишь, а чадишь!
Сжалось у меня всё внутри как-то от слов этих. Увы! Так и есть! И тут я вдруг поймал себя на том, что я здесь словно голым стою. Я (прежде всего сам) и другие видят меня таким, каков я на самом деле, со всеми моими тайными помыслами, со всеми моими пристрастиями, со всей моей болью. Моя любовь и моя ненависть, моя хитреца и злопамятность прямо на мне и начертаны. Не могу сказать, как это так могло быть. Но именно так и было!
Вдали за поселением возвышались лесистые холмы. Между них текли такие же, как и на земле, реки. А совсем далеко виднелись высоченные белоснежные горы. То тут, то там были расположены большие и малые деревеньки. И в них бурлила жизнь. Согласись, звучит нелепо? Бурлила жизнь! Это там, где, по нашим представлениям, её нет и быть не может. Тот мир почти ничем не отличался от нашего. Почти, потому что там не было теней. В мире теней, как мы его называем, не было теней! Свет там будто бы тёк отовсюду. То есть там не было какого-то одного источника, как наше солнце. Я не знаю, как это может быть, но светилось само окружающее меня пространство. И светилось везде! Окружающие краски также отличались от земных. Были ли они ярче или тускней? Нет. Они просто были другими.
А ещё всё вокруг текло. То есть каждый следующий миг тот мир, который я видел вокруг себя, был совершенно другим. Что-то появлялось, что-то исчезало. Горы будто становились то выше, то ниже, словно качались на волнах. Но при этом вроде как всё оставалось по-прежнему. Я говорю «вроде как», потому что хоть окружающий меня мир и был другим, но я всё же узнавал в нём то, что было «до», и не узнавал одновременно. Как такое возможно? Это уже выше моего понимания. Да и вряд ли кто-то ещё сможет объяснить такую странность: всё течёт, всё утекает, словно плывущие по небу облака, но остаётся в пределах узнаваемости. Сложно это передать в словах. Если сам не видел подобного, то вряд ли поймёшь. Возможно, это потому, что я видел окружающее иным взором. Другой мир, другое и зрение. Всё было другим! Я видел то, что было и изнутри, и снаружи. Здесь ничего нельзя было спрятать, ничего утаить. Да и смотрел я другими глазами, расположенными внутри меня, потому как видел и себя самого.
Когда-то в детстве я любил смотреть на закатные облака. Тогда мне не давала покоя мысль, что где-то там, за облаками, прячется чудесная страна, на которую хотелось взглянуть хотя бы одним глазком! И вот я здесь! Она не из моих детских мечтаний! А может быть, это наши мечты творят тот мир, который нам открывается, когда мы пересекаем роковую черту?
Ко всему прочему, я поймал себя на мысли, что у меня напрочь отсутствует ощущение времени. Не знаю, может, оно там тоже есть, но другое, как и всё, что там есть. Уже позже, спустя некоторое время, я ощутил на своих плечах то, что называется грузом времени. Но там мне было невыразимо легко.