Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 34

Боль всегда мне кричит: «Вот такая действительность! Прими её! Войди в неё! И там ты столкнёшься с Истиной! Там ты узришь любовь!»

Вот и выходит, что боль от трения настоящего и прелестного рождается. От трения этого искрит. Стоит войти в боль, и мы окажемся не в боли, но в настоящем. Оно Стихия, или преддверие Горнего. Истины преддверие.

Многие скажут: «И что тут нового? Всё старо, как мир!»

Старо-то оно старо. Вот только почему мы так болезненно переживаем от потери близких, от уходящей молодости, от «несущих всякую чепуху» (тут-то чего переживать, чепуха ведь)? Нет, всё же мы в ловушке мечети! Всё же мы живём, точнее, обитаем, в своём господарстве!

Рушатся ли тут «светлые структуры души»? Сами видите! Разрушаются привидения! А душа исцеляется. Точнее, устремляется к исцелению. Ибо соприкасается с действительностью.

А в чём суть интриги-то? В чём «хитрость» «хитрой науки» Спаса тогда? Суть же в том, чтобы всё обличить и вся разоблачить да простаком тебя оставить. Простак этот сродни дураку. И именно дураку – победителю-малахтарю. Так называли дурака безыскусного. Путь дурака как один из путей Спаса к Простоте, о чём мы ниже скажем непременно, через действительность идёт. Там, в Вытном, он о чём-то вдруг догадывается! Ясна его озаряет, но высказать он ничего не может. Лишь головой кивает да улыбается. Ибо действительность – это не жизнь и не смерть. И то и другое – прелесть. Действительность – это не холод и голод, хотя холод и голод так близки к ней. Действительность – это Хора. Хорой же называли некое движение. Данное понятие было введено в философию Платоном для обозначения перманентного круговорота бытия в себе самом. Откуда это слово пришло в Спас? Или оно было в нём исконно? Но Вытное и есть Хора!

Вытью в Спасе называли судьбу и еду. А вытным – настоящее, или действительность, надо бы так сказать. Но настоящее – это то, чего нет в нашем мире. «Настоящее» мы говорим в силу своего недоразумения. В своё время мы ещё поднимем вопрос Настоящего. Выть же – это НАСУЩНОЕ. Насущное и есть пища, уподобляющая нас Горнему. Оно близко настоящему, хоть и не одно и то же с ним.

«Кто насущным, или вытью, питается, а не мечети мечет (в мечтах пребывает), – говорили наставники, – тот с Богом с одного стола ест!»

Что означает это высказывание? Что раскрывает этот образ? Оставим его без толкования. Для нас значимо другое. А именно – то, что боль – врата в вытное! Начни смотреть в неё – и ты увидишь в насущном настоящее. А увидев его, сможешь навстречу ему шаг сделать. Так и войдёшь в Хоровод! О Хороводе тоже в своё время пойдёт речь. Смотрение же в боль наставники называли терпением. Оно тоже отрезвляет! И душу пестует! Там же, где вытное, всегда терпение и «красная жира», или самая-самая НАСТОЯЩАЯ жизнь!

Тут непременно возникнет вопрос: а как же призыв наставников «создай свой мир»? Какой-то несклад получается. Тут свой мир – плохо, а тут – хорошо.

Но тут тоже каза складывается. Одно с другим слиплось. Свой царский мир – саронь отличен от своего мира – господынства. Отличен тем, что в господынстве ты весь мир гребёшь под себя. Всё! И нужное, и ненужное. Лишь бы удержаться наверху. А в сароне мы «забором» отгораживаемся от мира, чтобы в своём закутке разобраться. И разобравшись, начинаем выкидывать-изживать всё ненужное, обретая при этом «размененную» на «прелести» мира свою же душу. Однажды мы остаёмся «на пяте». Эта пята есть то твёрдое основание, с которого начинается путь в Небеса. В господынстве же мы обречены только на одно лишь падение! Вот и выходит, что создание Царского мира – это дорога вниз, откуда возвысишься. Надеемся, вы уловили разницу?





А ещё Хора Спаса схожа с китайским дао. Так нам показалось. Мы уж тут об этом говорили, кажется? Дурак же малахтарь похож на того, кто пу, или «необработанный кусок дерева», который только и обретает дао!

Вот такой у нас разговор о боли вышел. И о терпении, и о сути жизни и смерти.

* * *

Между дураком и вором находится ещё один образ Спаса. Это шут (весёлый), или игрец. В своей сути он представляет собой нечто собранное из вора и дурака. Утончаясь и дурачась, весёлый обретает силу, «играя» людей, превращая обычную жизнь в клоунаду. Поведение весёлого можно назвать игрой в разрушение традиционных устоев, правил поведения, что превращает сложившийся порядок в свою противоположность – сумбур. Если дурак и вор в какой-то мере далеки от нашей жизни, то весёлый и по сей день широко представлен в обществе. На звание весёлых притязают многочисленные юмористы, кавээнщики, просто «весёлые парни», стремящиеся стать душой компании. Они пытаются «играть» окружающих, высмеивать глупость. Зачастую они делают это очень грубо и сами становятся «игрой» для других, но тем не менее… Вот только зачем им всё это надо? Да просто за этой игрой сила спрятана. Вот она-то и является целью их «клоунады». За ней-то они и охотятся, хотя, может, и не всегда это видят. Кривизна человеческая – неисчерпаемый источник сил, причём, на первый взгляд, самый доступный. Только такой ли уж доступный? А весёлый – это тот же маг.

Шут по жизни – агрессор, как бы сказали нынче – неутомимый провокатор, который цепляет окружающих (правда, не на ровном месте, а видя глубоко природу слабин человеческих, ведь играть можно только на слабостях, или там, где неровно), вызывает у них вспышки гнева, даже ужаса, но чаще заставляет попадать их впросак. Причём поступки его в глазах окружающих не совсем уместные, зачастую вызывают осуждение. Таким образом, упиваясь осуждением и недоумением, он собирает свою «мзду» с мира. При этом окружающие будут пожимать плечами: ну, дурак, мол. Что с него взять? С него-то – да, но не с них. С них он своё получит обязательно! Ведь за такими поступками игреца скрыта древняя магия!

Игрец – это далеко не все те профессиональные юмористы, которых мы видим на экране телевизора. Там больше циников (хотя цинизм также позволяет выжать из мира свою толику силы), но вряд ли многие эти уважаемые люди согласятся на звание шута горохового. Искренне и от всей души. Они больше «хозяева жизни», короли. Игрец же старается не просто высмеять других, но, высмеивая нечто «омертвелое» в людях, поражая их, сдвигая ход их мыслей с накатанной колеи, он стремится поставить себя в этом деле во главу угла. Он шут!!! И он на самом острие – на позоре, но не на Славе. Так говорил наказитель. Он играет других, но подставляет себя под их смех. Все смеются над ним, выжигая его «чёрную душу». И для него это благо! Тем не менее своей «игрой» весёлый показывает окружающим их ложь. Например, если к нему подходит на открытии какого-либо клуба этакий «мундир», да не менее чем генеральский, и спрашивает: «А чем ты, милок, занимаешься по жизни-то?», то шут ему и отвечает: «Да ничем, зрею пока. Однажды поспею и делом займусь». Что «мундиру» остаётся? Сказать: «Не дурень ли ты, дружок?» – и похлопать по плечу. Ну или подумать так и пойти дальше. Игрец же при этом сделал своё дело. Он «сыграл» «генерала», показал ему его ложь, дал урок и получил своё осмеяние, за которым непременно придёт сила. Возьмёт ли «генерал» свой урок? Кто знает. Шут же своё получил!

Все поступки шута, его высмеивание мира, власть имущих, богатых, важных, «спасающих мир» направлены на внесение сумятицы в размеренный образ жизни, чтобы напомнить лишний раз о единстве этого и потустороннего мира и тем самым показать окружающим, что всё вокруг «суета сует». Своим глумом весёлые лечили и учили окружающих, заставляли их заглянуть в себя, чего порой нам так не хватает.

Смех – это жизнь, но для игреца зачастую обратной стороной смеха бывает ненависть, гнев, омерзение, обвинения со стороны тех, кого он играет. Все эти негативные проявления являются «строительным материалом» для построения «нового человека», которые игрец использует. В этих-то «поливаниях» и спрятана великая сила! Только не каждому она по плечу.

Если путь дурака (юродивого) и вора был больше распространён среди характерников, то путь игреца был характерен для запорожского казачества в целом. «Они всех поднимают на смех: Украина у них не Украина, а Польша; люди там не люди, а недолюдки, мажутся там не святым миром, а гусиным жиром», – писал о запорожских казаках Пантейлемон Кулиш. Таковы ли нынешние казаки? Особенно на Украине? Почему именно там, а не на Кубани, например? Да потому, что украинское казачество с претензией на единоличное наследство казачества! А значит, и на то, что было в казачестве.