Страница 38 из 44
Он опустился на одно колено и склонил голову.
— Мазишта, — сказал он. — Я не пропал. Я отправился на поиски нового источника знаний. Я не изгнанник, а странник в тумане.
— В тумане? — переспросила она, не понимая.
— В том, что скрывает наши воспоминания, Королева. И оказывается этот туман довольно… плотный.
В ее глазах мелькнул интерес, и она внимательно посмотрела на него. Михаю показалось, что она борется с желанием спросить его, что он имел в виду, словно обнаружить свое любопытство — это явить слабость.
— Неужели, — только и произнесла она елейным голосом.
Он слегка наклонил голову, не сводя с нее глаз.
Он увидел какое‑то движение в ее санях, раздалось хныканье. Холодный взгляд Королевы сместился в направлении источника шума, Михай посмотрел туда же. Он увидел рыжеволосого мальчика, закутанного в меха, со связанными запястьями и лодыжками, с огромными от ужаса глазами. Выражение лица Королевы не дрогнуло — оно излучало холодность и жесткость. Михая затошнило от всего этого — ужас мальчика и безмятежность Королевы, но он постарался ничем себя не выдать.
— Мальчик, Мазишта? — спросил он, старательно пытаясь сохранить спокойствие.
— Да. — Она вновь обратила внимание на Михая и опустила пальцы на прядь рыжих волос, привязанную к амулету лунного камня у нее на шее. — Его было нелегко найти. Этот красно‑рыжий оттенок столь редок. Разве он не напоминает кровь в лунном свете?
Михай, не понимая, уставился на волосы мальчика. В лунном свете его волосы и правда походили на кровь.
— Моя ижа выросла, — сказала Королева с ноткой сожаления. — Люди… они так быстро растут.
Ижа. Молочное жертвоприношение. Михай вспомнил, что на протяжении веков Королева разводила людей в Тэджбеле, как домашних животных. Он постарался, чтобы на его лице ни мускул не дрогнул, он проглотил свое отвращение.
— Медленнее нежели большинство существ, — ответил он.
— Полагаю, так и есть. Какое еще создание способно оставаться беспомощным столько лет? — произнесла она.
Михай тогда очень внимательно наблюдал за ней, иначе просто не заметил бы, как ее пальцы слегка задрожали, когда она почти поднесла руку к животу. Она сразу же отдернула руку, но Михай все видел. Он знал, как его собственное тело цеплялось за воспоминания, которые туман стремился стереть и жест, который она непроизвольно сделала — он уже видел прежде. Он же веками охотился на беременных женщин и наблюдал за ними, делая свой выбор в пользу следующего носителя. Ее жест был жестом того, кто знал, что значит внутри взращивать новую жизнь.
Это было невозможно. Друджи не способны зачать новую жизнь. У Королевы не могло быть таких воспоминаний.
Михай изо всех сил постарался, чтобы его голос прозвучал ровно, когда он сказал:
— Значит, мальчик для размножения.
— Да.
Михай посмотрел на несчастного, испуганного мальчика и заставил себя улыбнуться.
— Мои поздравления. Без сомнения, они дадут прекрасное потомство.
Волк‑Исвант зарычал. Михай понял, что тот хочет, чтобы Королева прошептала нужные слова и он бы перекинулся в свою человеческую цитру и уже в этом облике Исвант мог бы сцепиться с ним, но Королева не удостоила волка подобной чести. Она сказала Михаю:
— Туманный странник, ты слишком долго отсутствовал. Ты вернешься с нами в Тэджбел, и я решу там, что с тобой делать.
Мысль о том, чтобы снова жить среди Друджей, была отвратительна, но Михай не мог отказаться. Он склонил голову, демонстрируя повиновение.
Она сказала:
— Пойдем с нами. Мы будем в пути до рассвета. А на привале ты можешь рассказать мне о своем тумане.
— Как пожелаешь, Ратаештар, — ответил он. Она дернула поводья, козлы встрепенулись и сани пустились в путь. Волки большими скачками понеслись по снегу. Михай последовал за ними. Королева бросила взгляд через плечо:
— Разве ты не Накстуру? Не хочешь сменить цитру? — спросила она.
— Я больше не буду обращаться.
Она не спросила его почему, но он увидел, что ее глаза, которые буквально несколько мгновений назад были тусклыми и жесткими, когда она впервые увидела его, теперь засветились неистовым любопытством. В его собственном племени уже давно ходили слухи, что им не нужна Королева, и Михай догадался, что она не доверяет даже своему Накстуру, которые могли бы ей нашептать. Она боялась, что ее просто оставят в ловушке волчьей цитры. Она подобно ему держала свою плоть под контролем.
Он бежал за санями. Бежал легко, непринужденно. Они все выше поднимались в горы. На рассвете они остановились у реки, и Королева дала мальчику напиться студеной воды, а после прошептала волкам, чтобы они обратились в людей. Их было шестеро: трое мужчин с тяжелыми сутулыми плечами — Накстуру, которые проводили в волчьей цитре столько же времени, сколько и в своем человеческом обличье, и три женщины, стройные, но с такими же звериными повадками, как и мужчины. Они вытянули обнаженные тела в падающем снегу, и все, кроме одного, решили обратиться опять в волков, чтобы свернуться калачиком и проспать весь день, зарывшись в снег. Только Исвант не стал превращаться. Он сидел голый, прислонившись спиной к дереву, и смотрел на Михая.
Михай в ответ посмотрел на Исванта, но его лицо осталось невозмутимым. Хотя это было непросто. Прошло очень много времени с тех пор, как он был в компании себе подобных. Михай гадал, заметят ли они хоть какие‑то перемены в нем, или, может быть, почувствуют их запах. Он сидел на камне у реки и вдруг не выдержал пристального взгляда Исванта. Он встал, снял с себя одежду и нырнул в воду. Вода была ледяной и помогла тем самым вытеснить, терзающее его, беспокойство. Он вынырнул. Течение уносило его; он проплыл против течения, делая мощные гребки, которые, казалось, давались ему очень легко. Ивант следил за ним, чтобы Михай не попытался сбежать. Михай подплыл к берегу, встряхнулся и уселся голышом рядом с одеждой.
Когда Королева подошла к нему, с его волос все еще текла ручьем вода. Она уселась рядом с ним на камень.
— Расскажи мне о тумане, — полупромурлыкала‑полупрошептала она.
Значит, подумал про себя Михай, любопытство взяло вверх. Неотрывно глядя на черную воду, по которой стремительно проплывал лед, он произнес:
— Раньше я думал, что они были ограничены, у них был конец, за которым не было ничего. Но что если это не так? Что если туман подобен краю карты: картограф нарисовал все, что знал, просто корабли исследователей еще не заплыли в неизведанное? Что если там нечто большее?
— Большее?
— Конечно, и ты это чувствуешь. Когда ты проникаешь в человека почти‑воспоминания обостряются. И каждый раз кажется, что вот‑вот вспомнишь что‑то.
Она не сразу ответила, но он не посмотрел на нее. Спустя долгую паузу, она сказала, очень тихо:
— Да.
— И желание вспомнить становится навязчивым, превращается в потребность.
И вновь:
— Да.
— И ты уверена, что когда‑то было что‑то еще. Твое тело помнит это.
— Да. — Теперь ее голос был груб.
— То, что твое тело помнит лучше всего… — Начал было говорить Михай, разворачиваясь, чтобы взглянуть на нее. Во второй раз он заметил едва уловимое движение ее рук. Этот жест невозможно было ни с чем перепутать. Это был жест женщины, знавшей, что такое носить ребенка под сердцем. Он забыл, что хотел сказать. В глубине души у него что‑то шевельнулось. Он что‑то вспомнил. Туман рассеялся. Что‑то вышло на свет. Его глаза широко распахнулись, когда он понял, что это было, и Королева увидела этот шок, до того, как он успел бы его скрыть.
Ее собственные глаза сузились в подозрении, но в них было что‑то еще. Проблеск голода.
— Что? — требовательно спросила она. — Что помнится лучше всего?
Мысли Михая завертелись в водовороте, смешались. Он изо всех сил пытался скрыть свое замешательство, уверенный, что в любой момент это явит его инаковость и даст ей причину прервать его жизнь.
— Для меня, — сказал он, стараясь сохранить спокойствие, — ближе всего к воспоминаниям… поцелуй.