Страница 2 из 7
Старый Арбат. Май месяц. Старые арбатские дворики. Бабушки на лавочках. Футбол на пустыре. Доминошники.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ. В мае, в конце второго семестра, я решил заскочить к своему другу на старом Арбате. Это было незадолго до начала строительства проспекта Калинина. Под ласковым майским солнцем оживали дворы. Бабушки на лавочках плели свои вечные неторопливые словесные кружева. Воздух был насыщен ароматом первых цветов, щебетом птиц и визгом пацанвы, игравшей в футбол на окрестных пустырях. Доминошники в белых и синих майках ловили первый майский загар и вели бесконечные яростные застольные баталии.
Старый арбатский двор. Стол. Пачки «Беломора». Кости домино. Доминошники с косыми чёлками. У некоторых золотые фиксы. Игра в разгаре. Реплики во время игры.
– Пару ампул мы с ним раздавили без закуси, вроде ничего. А тот заводной, ему мало. Пузан на что уже арап, и то чуть не облез от такой борзости.
– Он жрёт как лошадь и не балдеет ни хрена.
– Да уж, квасить он силён: пузырь без закуси с горла запросто на грудь берёт.
– Подумаешь, пару банок раздавили, и на подвиги потянуло.
– Не, Серёга, ты неправ. Он афер ещё тот. А за жопу ни разу не взяли.
– Рыба! Амбец тебе. Сел на бабки.
– Где же я бабки посеял, чтоб я сдох, не помню.
– У Грача займи. Он с ранья балдёжный. Можешь подкатиться.
– Да. Он на северах мантулил, бабки имеются, скажи, Король?
СЕРЁГА-КОРОЛЬ. (В белоснежной накрахмаленной рубашке с распахнутым воротом.) Да у него в одном кармане – вошь на аркане, в другом – блоха на цепи.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ. Это был Он, мой таинственный незнакомец из консерватории.
Кто-то из игроков с торжеством бьёт о стол костяшкой домино.
– Хер вам! А ху-ху не хо-хо! Пустырёк! Получил? Эх ты, байданщик, способный разве что вертать углы.
– Удивил! А вот получай! (Бьёт костяшкой.) Наше вам в шляпу! Куда баллоны катишь с утра пораньше? Буфер!
– Ой, братва! Я давеча на скачках такую чувиху буферястую закадрил!
– А я у бухаря бока взял, а они не тикают. (Выкладывает на стол старые карманные часы.) Разыграем?
– Любишь ты сазанов на бугая брать…
ГОЛОС ЗА КАДРОМ. И тут мой странный любитель классической музыки, которого называли то Серёгой, то Королём, с удивлением взглянул на меня.
СЕРЁГА-КОРОЛЬ. О-о-о, студент. Какая встреча! Как ты здесь оказался, в нашей тёплой компании?
СТУДЕНТ. Да вот, зашёл к другу, а он куда-то выскочил. А почему вы решили, что я студент?
СЕРЁГА-КОРОЛЬ. Так ведь и мы грамотные, газеты читаем.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ. Действительно, не так давно в «Вечёрке» была опубликована моя информашка о стройотрядах с ма-аленькой полуслепой фотографией.
СТУДЕНТ. Ну и как?
СЕРЁГА-КОРОЛЬ. Не обижайся, фуфло всё это. У нас газеты так лихо фуфло гонят, завидки берут. (Улыбается, сверкая золотой фиксой.) Поучиться надо. Пошли лучше пивка попьём с прицепом. За встречу. (Обращается к доминошникам.) Корешок мой случайный. Садись, Лёха, на моё место. Оно фартовое.
– Серёга, ты там гляди в оба. Там жульманы пасутся возле балагана. Видать, навар имеют. А давеча гляжу, Литер и два бобика крутятся. Нюхают чего-то.
– Да. Там канарейка всю дорогу паслась, бухарей отлавливали.
СЕРЁГА-КОРОЛЬ. А мне-то что? Я чистый. Чище не бывает. Да и бухать особо не собираемся. Так, слегка залить желание. Пошли, студент… (Набрасывает на плечи чёрный, безукоризненно выглаженный и вычищенный пиджак.)
Старая забегаловка на Арбате. Круглые столики на высоких железных ножках вынесены на улицу. Всё забито. Обычный галдеж.
– Эй ты, пугало, куда прёшься?
– Чего?! Я те дам пугало. Ишь, законопатился, я те щас по батареям врежу пару раз, так отметелю, что мама родная не узнает, понял?
– Ты меня на «понял» не бери. Я за «понял» четверик отсидел, понял?
– Ладно, не лезь в пузырь.
– Что, корявый, замандражировал? Это тебе не жопой гвозди дергать.
Панорама по заведению.
– Я сколько раз мусоров на сквозняк брал…
– Нет, представляешь, в тамбуре перо достал, меня собрался на бздюху брать. Ну я ему в лыч пару раз и жопой об перегородку, он и затих…
За столом, уставленным кружками пива с пеной через край и воблой, Серёга-Король и «студент». Перед каждым ещё по рюмке водки и по кусочку чёрного хлеба с селёдочкой.
СЕРЁГА-КОРОЛЬ. Ты, небось, думаешь, чего это я на эти светские рауты хожу? Ну, признавайся, задело?
СТУДЕНТ. Задело. И что, ни один концерт не пропускаешь?
СЕРЁГА-КОРОЛЬ. Когда на воле – ни один. Ноги сами несут, как только на афише появляется Второй концерт Рахманинова. А всё началось с того, что встретил я свою Царевну Лебедь. Такое раз в жизни бывает, а в иной жизни – и ни разу. И вот этими руками выпустил её на волю. Здесь бы она не выжила… Это случилось после моей первой отсидки. Я первый раз по бакланке тянул срок. Врезал одному меж рогов, а тот чуть копыта не откинул. А там ещё добавили. Бакланья везде хватает, даже на зоне. Говно ж не тонет… (Отпивает из кружки, закусывает воблой, со смаком затягивается беломориной.) Так вот, жила у нас на Сивцевом Вражке одна девчонка, Светка Королёва. Ну, в общем, на первый взгляд ничего особенного. Много у нас на Арбате таких было. Но угораздило её втюриться в американца. Как его к нам занесло, хрен его знает, ну как тебя. Вроде случай, а на самом деле – судьба. Судьба – индейка, а жизнь – копейка…
Большой зал консерватории. Зал полон. Оркестр на сцене настраивает инструменты. В партере – Светлана Королёва. Рядом с ней – единственное свободное кресло. К нему продирается парень. Говорит с лёгким акцентом.
ПАРЕНЬ. Это место свободно?
ДЕВУШКА. Да.
Парень застывает в изумлении, как будто поражён ударом тока.
ДЕВУШКА. Что вы на меня так смотрите?
ПАРЕНЬ. Ваше лицо излучает свет.
ДЕВУШКА. Это отражённый свет.
ПАРЕНЬ. Отражённый от чего?
ДЕВУШКА. От Второго рахманиновского концерта, который, надеюсь, скоро прозвучит. Так что торопитесь занять свое место. Свет идёт со сцены.
Звучат первые аккорды рахманиновского концерта. Девушка вся в музыке. А вот сосед никак не может сосредоточиться. Украдкой бросает короткие взгляды на соседнее кресло.
ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС. Господи, вот она, русская мадонна, словно сотканная из пленительных тревожных звуков этой загадочной русской музыки… Всё! Хватит! Веди себя прилично. На тебя уже люди смотрят, ты же пришёл в приличное общество, а не на родео… Ничего не могу с собой поделать… Как это у них называется? Есть такая сказка. Всё время вертится в голове. Никак не могу поймать эту жар-птицу за хвост. А!.. Вот она!.. Есть!.. Аленький цветочек… Надо же, какие у них есть чудные образы… Так Судьба стучится в дверь. Нет, это же Бетховен. Господи! Да соберись же ты. Возьми себя в руки. Взял. Но не выдержал и уронил. До чего пошлые остроты приходят в голову. Это всё Рахманинов. Всё он. Душа улетает в рай. А тело – в милицию. Ну, это уже остро́та местного разлива… Господи, что делать? Сейчас закончится концерт. Она встанет и уйдёт, уйдёт! Ну ты даёшь! Ты же на спор охмурял девиц с пол-оборота. Да, так то ж девиц, во плоти и крови. А эта – из другого мира. Это же нечто божественное. Видение. До него и дотронуться страшно. Господи, как страшно! Хоть бы этот концерт никогда не кончался. Но ведь закончится. Сейчас всё кончится. Господи, помоги!..