Страница 9 из 26
Рассказывая свою историю священнику, я живо вспоминал недавние события своей жизни. Нервы натянулись стальными канатами, адреналин наполнил нутро, в голове застучало, как в барабане, по которому беспрестанно бьют колотушкой. Я стал нервно вертеть в руках столовую ложку, которой только что ел постную монастырскую похлёбку. И вдруг… о, что я вижу! На тыльной стороне ложки была отчётливо оттиснута фашистская свастика. От неожиданности я чуть не выронил столовый предмет из рук, но вовремя спохватился и сделал вид, будто ничего не произошло.
А святой отец, заинтересованный моей историей, продолжал дальше расспрашивать:
– Ну и что было на следующей встрече? Они вас всё же вынудили работать на них?
– Следующей встречи не было. Мне удалось её избежать так. Моей напарницей по работе в газете, с которой я делал много совместных материалов, была одна опытная журналистка. Она много лет работала в нашей газете и очень многое знала, что творится в городе, скрытое от глаз обывателей. Между нами были очень дружеские отношения и она, как более опытная, опекала меня. Ей-то я и рассказал о своей заботе. Наталья, так её звали, живо посочувствовала мне, но прежде разъяснила, что, сотрудничая с ФСБ, я приобрету большие преимущества и перспективы, а также, неприкосновенность.
– Это хорошая «крыша», имей в виду, – напирала моя наставница. – Они способны прикрыть тебя в любой ситуации и от бандитских структур, и от официальных ведомств. Кроме того, можно гордиться, что именно тебе предложили сотрудничество, ведь эти люди не доверятся кому попало. Да и многие журналисты работают на ФСБ.
Но я не нуждался в подобной «крыше», отрабатывать которую нужно будет путём доносительства и наушничества. Я так прямо об этом и сказал Наталье. Она на моё такое откровение лишь покровительственно посетовала, мол, я наивный максималист и поэтому не могу пользоваться преимуществами, которые представляет судьба. И ещё она пообещала переговорить с начальником городского отдела ФСБ по поводу моего дела, чтобы его сотрудники оставили меня в покое. С того момента больше меня никто не вербовал.
– Так получается, что она сама сотрудничала с ФСБ, раз смогла решить так легко вашу проблему, – догадался священник.
– Об этом, батюшка, вслух не говорят…
И всё-таки вторая встреча с заместителем начальника городского отдела ФСБ капитаном Стрежекозой у меня состоялась, но вот в связи с чем.
Опять же, с Натальей мы «раскопали» один горячий материалец, где в неприглядном виде предстал предшественник КГБ – сталинское НКВД. Одна старушка, предвидя свою скорую кончину, решила исповедовать душу. А груз на ней был тяжкий. И написала бабка нам в редакцию письмо, в котором рассказала о страшном убийстве, невольным свидетелем которого ей довелось стать в пятнадцатилетнем возрасте.
…Шёл август 1942 года. Кругом бушевала война. Немцы заняли Краснодар, но перед тем советские органы НКВД успели всех политических заключённых, содержавшихся в краснодарских тюрьмах, собрать в один большой этап и погнали их пешей колонной в тыл. Заключённых кормили жидкой похлёбкой из гороховой шелухи, поэтому было много истощённых, ослабленных, которые, обессилев, падали и их тут же, согласно законам военного времени, пристреливали конвоиры.
Этап продвигался медленно, а немцы рвались вперёд, к Туапсе. Вместе с этапом двигался обоз, в котором находилось имущество и семьи комсостава. Дочь тюремного врача, пятнадцатилетняя Таня, тоже находилась здесь. Она была непоседой и её видели то в голове колонны, то в хвосте. Девочка перезнакомилась со всеми из этапа, лишь к заключённым не разрешалось подходить и разговаривать с ними. Наконец, колонна добралась до предгорий Кавказа и вступила в горячеключевские леса. А наступающие фашистские части уже были совсем рядом, самолёты бомбили отступающих. Много заключённых погибало от бомб.
Этапников гнали балками и ущельями на Хадыженск. Руководство торопилось, тревожась за своё имущество и семьи. И вот, поступила информация, будто Хадыжи заняли немецкие парашютисты. Что было делать? Руководящий состав пребывал в растерянности, собрались на срочное совещание, на котором и приняли зловещее решение…
Стояла тёплая летняя ночь с 12-го на 13-ое августа. Звуки близкой орудийной канонады, ставшей уже привычной уху, не нарушали сна. Но вот, в какой-то момент, в ночную симфонию вплёлся посторонний тяжёлый рокот. Таня проснулась от него и стала прислушиваться.
Звук тяжёлых машин доносился откуда-то из леса совсем рядом. Девочка незамеченной часовыми в темноте пробралась на шум. Взору её открылась большая поляна среди леса. По дальнему краю поляны бульдозеры вырыли длинный ров. Закончив земляные работы, тяжёлые землеройные машины выстроились на противоположном от рва краю поляны и осветили своими фарами площадку и вырытую канаву. При свете фар были видны руководители этапа, которые отдавали распоряжения. Появилась освещённая лучами направленного света первая партия заключённых, которых выстроили на краю траншеи. Конвой вскинул винтовки, раздались выстрелы и первые расстрелянные упали в яму…
Почти до рассвета трудились чекисты. Времени не было особенно тщательно заметать следы преступления, поэтому теми же бульдозерами поспешно завалили землёй трупы, отогнали технику назад на близлежащие буровые вышки, где её позаимствовали, и теперь уже налегке драпали к своим. Убийцы решили, что их кровавое деяние спишется на немцев. Но оказался свидетель. Знали о совершённом злодействе и нефтяники – жители близлежащих хуторов и посёлков. Позже, по прошествии многих лет, когда уже осыпались и заросли травой окопы и воронки, грибники нередко находили на роковой поляне человеческие черепа и кости. А однажды весной протекающая недалеко речка изменила русло и понесла свои воды через ту поляну, размыв часть рва, ставшего братской могилой. Тогда-то и выступило наружу множество останков расстрелянных здесь заключённых. Многие местные жители знали об этом, но молчали, держась, как говорится, от греха подальше.
Это преступление до глубины души потрясло меня, и мы с Натальей стали собирать материал, готовя журналистское расследование. Мы проявили большую активность: подняли на ноги прокуратуру, военкомат, городскую администрацию, задействовали активистов казачьего движения, по всей вероятности предки которых были расстреляны с этим этапом. Мы сделали запрос в Москву, в Главное управление ФСБ, с просьбой предоставить нам информацию о расстрелянном этапе. Ответ пришёл незамедлительный и категоричный, где сообщалось, что никакой этап в описываемое нами время и в описываемом месте никогда не формировался органами НКВД.
Выходило, что очевидцы бредили либо несли чушь. А как же множественные человеческие останки? Нужно было провести раскопки, чтобы представить вещественные доказательства. Этим мы с Натальей и были озабочены. А ещё готовили к публикации первую часть большой расследовательской статьи. В это время нас по отдельности и вызвали на беседу в городской отдел ФСБ, где потребовали, чтобы мы немедленно прекратили баламутить общественность и сеять крамолу в массы. Беседа была по-отечески заботливой и наставительной.
Но я был упорен и позже сказал моей партнёрше:
– Наташа, ты как хочешь, а я буду дальше делать этот материал.
Моя напарница была не менее упорной и решила тоже соучаствовать. Наша статья вскоре вышла в свет под заголовком «Спецпохороны в августе 42-го». И что началось после этого в городе! В редакцию стали приезжать и звонить родственники пропавших без вести во время Великой Отечественной войны. Многие хотели знать – где могила их предка. Материал получился громким. Статья была перепечатана одной из краевых газет. Мы продолжали своё расследование. Но почему-то главный редактор больше не давал автомобиль для выездов на место происшествия, на встречи со свидетелями и деловые свидания.
Кто-то незримый чинил препятствия.
В свободное от основной работы время (если таковое случайно оказывалось у всегда загруженного работой корреспондента), на собственные средства мы продолжали вести расследование. Но завершить его не удалось…