Дверь в Зазеркалье

— Стефани! — Иветт попыталась призвать дочь к порядку.

— Дорогой наряд не сделает из вороны павлина, — продолжала насмехаться Стефани. — Как не сделала из Колетт.

Арман крепче сжал правое плечо Кристи, но ничто не помешало ее левой руке взлететь и влепить негодяйке звонкую пощечину. Она даже не успела подумать, что делает, просто ответила насилием на насилие. Физическим — на моральное. И ни на секунду не пожалела о содеянном. Ее будто прорвало, и слова боли и обвинения полились потоком.

— Моя сестра мертва. А ты… — Ее взгляд был прикован к женщине, которая так надменно и без жалостно унижала ее сестру, а теперь и саму Кристи. Затем она обвела взглядом всех присутствующих. — …и все вы… — Кристи вскочила, оттолкнув Армана. — Она жила с вами, но кто хоть раз прислушался к ней? Кто выразил искреннюю заботу? Кто заметил ее депрессию и понял, что ей нужна помощь? Кто попытался понять? Господи, почему я нашла ее так поздно?! — Слезы хлынули из глаз Кристи. — Она умерла. И я никогда не узнаю ее. А вы сидите тут и спорите, кто что сделал… и ни слова жалости, сочувствия…

Кристи стала пятиться. Вон из этой комнаты, от этих людей! Сквозь пелену слез она видела Стефани, прижимающую руку к покрасневшей щеке, но и сейчас не жалела о своем поступке. Одной пощечины слишком мало за миллион ядовитых укусов, которыми она мучила ее сестру.

— Кристи… — глубокий, ласковый голос Армана достиг ее сознания.

Ее сердце было готово ринуться навстречу этому голосу, но она покачала головой.

— Ты не сказал мне. Ты меня использовал.

В этот момент поднялась Иветт.

— Что ж, вот он и настал — момент истины, — со вздохом произнесла она, как будто этим можно было все оправдать.

— Поищите эту истину в своих душах, если она у вас есть! — захлебываясь слезами, закричала Кристи. — Свою истину я нашла… и она разрывает мне сердце!

Резко развернувшись, она выбежала из комнаты и помчалась по лабиринту коридоров, не очень-то представляя, где находится ее комната… комната Колетт. Ее вел инстинкт. Добежав до середины лестницы, она была вынуждена остановиться и крепко вцепиться в перила, чтобы унять дрожь в ногах.

Наконец она оказалась в своей комнате и закрыла за собой дверь. Окружавшая ее роскошь теперь вызывала лишь недоумение и раздражение. Разве согревала она ее сестру в долгие часы одиночества и боли? Взгляд Кристи остановился на зеркале. Может, в его глубине, глядя на свое отражение, Колетт видела сестру и звала ее?

Образ был настолько живым, что Кристи вдруг показалось, что, подойди она к зеркалу, увидит там сестру. Она подошла… Слезы высохли, печаль уступила место другим чувствам — любви, преданности, желанию сделать все, чего ее сестра ждала бы от нее. Вглядываясь в свое отражение, Кристи дала клятву и почувствовала, как к ней возвращаются силы.

«Я обелю твое имя.

Я потребую уважения к нам обеим.

Стефани не сможет разлучить меня с детьми. Я буду сражаться насмерть за то, что считаю хорошим и нужным для них.

Я буду бороться с Иветт, если потребуется.

И… Шармэн никогда не заполучит Армана. Подружка Стефани никогда не одержит верх над тобой, Колетт.

Что касается Армана…»

Решительность Кристи уступила место неуверенности.

В водоворот ее мыслей и чувств ворвался настойчивый стук в дверь. Только не сейчас! Кристи не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать. Тем более она не собиралась просить прощения за свое поведение. Пусть думают и говорят, что хотят. И не смеют заступать за черту, иначе снова получат отпор.

Дверь открылась. В комнату вошел Арман.

— Я не приглашала тебя, — гневно произнесла Кристи.

— Я не был уверен, что ты нашла дорогу в свою комнату, — спокойно ответил он, оглядывая ее напряженную фигуру.

— Как видишь, нашла.

Он кивнул, но не уходил — наоборот, закрыл дверь и сделал шаг к Кристи.

— Мне позвонили по поводу машины перед тем, как мы спустились к обеду. Я хотел сказать тебе об этом, но Стефани настолько вывела меня из себя, что я объявил обо всем публично до того, как смог предупредить тебя. Прости.

— Ты использовал меня. — Кристи была непримирима.

— Я не ожидал, что нападение будет столь открытым и стремительным.

— Тебе следует запомнить, что, как только ты снова решишь сделать из меня мишень, эта мишень выстрелит в ответ.

— В этом не сомневается никто — ни я, ни все присутствовавшие за обедом, — мягко пошутил Арман. — Ты обладаешь огромной убойной силой. Краска негодования залила лицо Кристи.

— Вы заслужили это. Вы все!

— Нет, не все, — поправил Арман мягко. — Люсьен всегда был добр к Колетт, хотя он мало бывал в Креси в последний год ее жизни здесь. В то время он ухаживал за Николь. Николь же едва знала Колетт. Они поженились всего пятнадцать месяцев назад.

— Жаль, что я была к ним несправедлива. — Кристи закрыла глаза и покачала головой, раскаиваясь в своей ошибке.

— Не волнуйся, и Николь, и Люсьен все поняли верно. Уверен, они на твоей стороне. — Низкий, успокаивающий голос прозвучал совсем рядом.

— Я в жизни не ударила пи одно живое существо, пока не встретила тебя и твою сестру, — с мукой в голосе произнесла Кристи. — Что вы со мной сделали?

— Мы оба больно ранили тебя, Кристи. Ты тем более ранима, что все твои чувства как бы удвоены — ты чувствуешь и действуешь за себя и за Колетт. Ты сделала то, что должна была сделать, защищая себя и ее.

Кристи поразилась проницательности Армана, тому, как глубоко он чувствует и понимает ее.

Неожиданно он оказался у нее за спиной и начал поглаживать ей обнаженные руки, немедленно покрывшиеся мурашками, хотя от его прикосновения все тело Кристи окатила жаркая волна. Она судорожно сжала в руках серебристую вечернюю сумочку.

— Ты любил ее, Арман? — Она с трудом выдавила из себя эти слова, но ей очень важно было знать правду.

Он ответил не сразу, и это были очень мучительные секунды для Кристи.

— Да. Я любил ее. Но недостаточно. Только теперь я это понял. — В его голосе слышались боль и сожаление.

Кристи промолчала. Арман убрал руки с ее плеч и заходил по комнате, мучимый воспоминаниями. Кристи осталась стоять на месте, наблюдая за ним в зеркало и интуитивно чувствуя, что сейчас он в прошлом, в той жизни, которую он делил с ее сестрой.

— Она была очень красива… В ней был какой-то неуловимый надлом… как у испуганного ребенка. — Он остановился у кровати, провел рукой по одной из шелковых подушек. — Именно это привлекло меня к ней, — пробормотал он. — Ее хотелось обнимать, защищать, баловать, бросить весь мир к ее ногам… — Арман исторг глубокий вздох, покачал голо вой и отошел от кровати. — Я создал в своем воображении какую-то романтическую идиллию, а на деле все оказалось не так. Моя ошибка состояла в том, что я пытался увидеть в Колетт то, чего в ней не было. Я буквально навязывал ей то, что Колетт было чуждо.

Кристи понимала, что сейчас Арман открывает перед ней душу. Он был предельно искренен, она не сомневалась в этом.

— В последний год… после рождения Элоизы… она стала спать отдельно. Я так и не смог преодолеть возведенную ею стену.

Неожиданно он пересек комнату и распахнул дверь, ведущую в его апартаменты. Когда он повернулся к Кристи, лицо его было искажено болью.

— Я говорил тебе, что моя дверь была всегда открыта для нее. Поверь, не я запирал ее на ключ.

И не Колетт, с грустью подумала Кристи. Злобность и интриги Стефани возвели барьеры, которые ни Арман, ни ее сестра не смогли преодолеть.

— Она не хотела меня. Она избегала моей близости, моих прикосновений. Даже детей она намеренно ставила между нами, чтобы защититься от меня. В ее глазах… был упрек, как будто я запер ее в клетке, где она задыхалась. Но, клянусь Богом, я не хотел ничего подобного! — Его голос прерывался от боли. — Говоря это, Арман подходил к Кристи все ближе. — Каждый раз, когда она так смотрела на меня, мне хотелось снести все барьеры. — Он выхватил из рук Кристи вечернюю сумочку и отбросил ее в сторону. — Мне хотелось сжать ее в объятиях и подавить всяческое сопротивление.