Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 22



Часть 1. Глава 5

Глава 5

1554 год, 21 сентября, Рим

— Кто там? — устало спросил Игнатий Лойола, подняв глаза на секретаря, слишком поспешно вошедшего к нему.

— Брат Доминик. Вы просили безотлагательно докладывать о его приходе.

— Да, конечно. Зови.

Тот вошел. И они минут пять уделили ритуалу пустых слов и совершенно формальных приветствий.

— Наш общий друг, Станислав, — наконец перешел к делу брат Доминик, — посылал своего человека в Тулу, чтобы разобраться в происходящем. И тот, вернувшись, сказал ТАКИЕ слова, что многих они и испугали, и заворожили одновременно.

— Вот как? — заинтересовался Лойола. — И чем же?

— Брат Себастьян заявил, будто бы уверен, что этот странный человек действительно воскрес.

— Доминиканец?! — не на шутку удивился Игнатий. — Это сказал доминиканец?! Не верю.

— Это еще не все. Незадолго до моего отъезда стало известно, что в Москве волнения. Сильные. По последним сведениям, туда идет их Царь с войском.

— Он же обычно в Москве и сидит.

— Обычно, но не всегда. Как только он выступил на юг, чтобы противостоять вероятному вторжению тартар, так волнения и начались. Верующие выступили против митрополита.

— Это еще почему?

— Мы пока разобраться не смогли в причинах, породивших этот бунт. Нам известно только, что они требуют его судить. Звучат обвинения в симонии, стяжательстве, а также потворстве степным набегам да угону христиан в рабство.

— Это же безумие!

— Однако это так. Протопоп Сильвестр пожелал лавров Мартина Лютера и выступил с резкой критикой как митрополита, так и всей церкви схизматиков, используя многие из доводов еретиков. В том числе Сильвестр требует секуляризации с полным отторжением церковных имуществ. А чтобы его обвинения стали более весомыми, приплел к ним сущие нелепицы. Например, потворство степным набегам и фарисейство.

— Но он ведь их как-то объясняет.

— Да. Но совершенным вздором. Дескать, в то время, когда весь честной народ помогал тульскому полку оправиться от нашествия тартар и укрепится, церковь, ведомая митрополитом, пыталась получить свою долю в этой помощи.

— А она пыталась?



— Это мне не известно.

— Как все неприятно поворачивается… — произнес Игнатий Лойола.

— Именно так, — кивнул брат Доминик. — И именно протопоп Сильвестр выступает за церковное признание Андрея из Тулы воскресшим Всеславом Полоцким…

Они еще немного поговорили, и брат Доминик удалился. А Игнатий Лойола расплылся в скептической улыбке, в сторону закрытой двери.

Не требовалось большого ума, чтобы понять замысел доминиканцев. Игнатий развернул мощную кампанию по критике их деятельности, указывая на беспомощность и неспособность выполнять поставленные перед ними задачи. Провал прозелитизма в Литве. Нарастающий кризис в Москве. Развал униатского движения. Доминиканцев было за что критиковать в те годы. И Игнатий это делал. Со все нарастающей силой. Так вот. Брат Доминик ясно и отчетливо дал понять, что Лойоле нужно отступиться. Иначе его ждут проблемы. Серьезные проблемы. В том числе и новые обвинения в ереси, вплоть до поддержки протестантизма со всеми вытекающими.

Немного помедлив и все обдумав Игнатий Лойола отправился на прием к Юлию III…

— Случилась великая беда, — произнес Игнатий, подойдя ближе и поцеловав перстень на руке Папы.

— Где? — вяло поинтересовался Папа, известный в мире как Джованни Мария Чокки дель Монте. Он мало интересовался делами и проводил практически все свое время на вилле, предаваясь комфортному бездействию. Лишь изредка предпринимая робкие попытки реформировать церковь, дабы она отвечала новым вызовам времени. Однако дергался больше для вида и не утруждал себя какими-либо особыми усилиями.

— Доминиканцы из-за своей лени, нерешительности и бездеятельности довели до того, что в Московии начались волнения верующих. Их подначивают еретики-протестанты, грозя обратить всю Московию в свою ересь. А это ставит под угрозу не только нашу миссию в Литве, но и ставит в сложное положение Польшу с Ливонией.

Юлий медленно осмотрел Игнатия с головы до ног. Молча. Он неохотно обдумывал, что тому сказать, но ничего не шло в голову. А Лойола, чуть помолчав, продолжил:

— Если мы не предпримем сейчас самых решительных действий, то потеряем Польшу с Ливонией и поставим Священную Римскую Империю в очень сложное положение. Ибо северные еретики получат мощную поддержку с востока. Честные католики окажутся в крайне опасном положении. Доминиканцы…

— Что доминиканцы? — перебил его Юлий. — Они опять тебе угрожали? Не отрицай. Я ведаю, что брат Доминик навещал недавно вашу резиденцию.

— Они угрожали не мне, — максимально вежливо ответил Игнатий Лойола. — Они угрожали всей католической церкви, настаивая на том, чтобы я замолчал. Чтобы не смел бить тревогу и позорить их. Пожар ереси меж тем разгорается с новой силой.

— Я понял тебя. Ступай. — произнес Папа.

— Но…

— Мне нужно подумать.

Игнатий несколько секунд помедлил, переваривая сказанное. Поклонился. Вежливо попрощался. И покинул понтифика. Хотя у него внутри все клокотало. Папа ведь все знал и даже не пытался что-либо сделать. Да и вообще вел себя так, словно ничего не произошло…

Однако ушел Лойола недалеко. Его догнал кардинал Джанпьетро Карафа. Уже весьма старый, но все еще чрезвычайно энергичный человек, поставивший в свое время инквизицию в Испании на новый, системный уровень. Фанатик, получивший прекрасное богословское образование. А также основатель ордена театинцев, цель которого заключалась в борьбе с ересью и духовным обновление служителей церкви…