Страница 17 из 20
И ещё я с детским наслаждением наяривал солёные арбузы, вспоминая вслух, как сильно мы с отцом их любили и всегда покупали в сельпо сразу по несколько баночек да ждали с нетерпением, когда завезут ещё. Но однажды лакомство совсем перестали привозить и со временем я о них позабыл, пока не посетил впервые дом старшины.
Так мы просидели долго. Не попадая пьяными пальцами в лады, я что-то бренькал на гитаре, которую принесла из дома младшая дочь старшины, заканчивавшая музыкальную школу.
А потом на угощение подоспели будущие родственники Арутюняна, и они что-то долго обсуждали уже на родном им языке, смеялись, не обращая на нас внимания. Почувствовав себя неловко, я шепнул Гафуру на ухо.
– Пойдём в часть.
Пьяный Татарин согласился, и мы незаметно выскользнули из дома.
Тётя Анет догнала нас, когда мы уже притворили за собой калитку и, улыбнувшись дрожащими тонкими губами, неожиданно прошептала:
– Спасибо вам, мальчики, что вытащили его.
Из её тёмно-карих глаз потекли слёзы, но она продолжала улыбаться:
– Он всё, всё мне рассказал. Не хотел, а выпытала у него.
– Да, мы что? – сконфуженно забубнил я.
– Ай, не говори ничего, мальчик мой. Если бы не вы…
– Там все были, не только мы, – поддержал меня Татарин.
– Ай, всех здесь нету, а вы есть, вам и спасибо, – она решительно вышла за калитку, схватила сначала моё лицо, бешено расцеловала его, затем Гафура и, не переставая плакать, сказала:
– Ай, другим сами передайте, что все вы и навсегда в нашем доме самые желанные гости. Матерям вашим кланяйтесь от меня с дочками моими. Ай, храни вас Бог, мальчики мои дорогие.
Тётя Анет быстро, почти незаметно, осенила нас крёстным знамением и повторила:
– Храни вас Бог.
Не зная, что отвечать и не в силах проглотить вставший в горле огромный ком, мешавший дышать, я поспешил прочь, не простившись, и только свернув на соседнюю улицу, вдруг разревелся, как девка.
– Чего ты? – спросил Гафур дрожащим голосом.
Закурив сам, Татарин протянул сигарету мне и, затянувшись, я сумел разбить ком в горле. Где-то глубоко внутри меня стало совсем чуть – чуть легче.
– У нас ещё три часа до окончания увольнительной, – сказал Татарин и предложил. – Айда на рынок. Альбомы хотели купить и подарки.
– Занял, всё-таки, у старшины бабок? – догадался я и согласился. – А ты помнишь, какой автобус отсюда до рынка?
– Нет, – опять лукаво улыбнулся друг. – Айда пешком. Давно по нормальному городу не ходил.
– Зябко и дождь опять собирается.
– Не холоднее, чем в горах, – парировал Татарин. – Шайтан, я совсем забыл, в какой стороне рынок.
– Иди за мной, – позвал я, растоптав окурок, и на душе стало совсем уж хорошо.
Если планируешь что-то купить, пускай даже сущую безделушку, значит, она тебе нужна, а если тебе что-то нужно, значит, ты точно собираешься жить.
Смерть, – это когда тебе уже ничего не надо.
До места назначения в итоге доехали на маршрутке, которую поймали через пару улиц, когда устали идти. И удобно разместившись на заднем сидении, даже уснули, да так, что кондуктор на силу нас добудилась.
– Рынок, солдатики. Конечная. А обратно едете, так заново платите, но поедем не скоро, минут через двадцать. Рынок, говорю вам, просыпайтесь.
Мы вышли на улицу и удивились, встретив Белаза, Серого и Кота с другими нашими сослуживцами.
– Тоже в увале? – спросил Татарин. – У вас до скольки?
– Не до скольки, – хитро улыбнулся Серых. – Нас выгнали из части.
– Не понял, – изумился я.
– Проверка из штаба округа должна приехать, а тут такое…
– Что? – поинтересовался Гафур.
– А то не знаешь, – скептически усмехнулся Котов. – Духов не бил вчера, нет?
– И что с того?
– А то. Отцы – командиры решили, чтоб ночью нас в части не было, а то на губу загремим. Боятся, что мы опять беспредел устроим, духов отмудохаем, и те настучат проверке.
– А за вчерашнее не настучат? – ухмыльнулся я.
– Не знаю, – беззаботно повёл бровями Белоглазов. – Моё дело телячье, обделался и стой, жди, пока почистят. Сказали гулять, гуляю, скажут вернуться в часть, вернусь…
– А скажут, очки драить, будешь очки драить, – подначил Серый Белаза.
– Точно, вместо дембельского аккорда, – подхватил шутку Кот. – Будет потом, что дома вспомнить о службе, тёлкам похвастаться. Они после такой истории сразу дадут.
– Да, ну вас к лешему, – беззлобно отозвался Белоглазов на шутку. – Чего возмущаетесь? Плохо вам, что вольную получили?
– Как бы после такой вольной, срок потом не схлопотать, – мрачно пошутил кто-то из сослуживцев.
– Шайтан, хорош жути нагонять, – отмахнулся Татарин.
– Кому жуть, а кому и дом родной, – скептически заметил один из наших сослуживцев. – Рапиру и ещё двоих из первой да третьей рот уволили. Сразу после обеда.
Услышав это, я, молча, позавидовал парням, которые уже поехали по домам.
– Какие планы на вечер, граждане, увольняющиеся в запас, коли в казарму идти не надо?
– Какие, какие? – усмехнулся ещё один дембель. – Водки, мяса, танцев и баб.
– Согласен, но можно и без танцев, – неожиданно для себя поддержал я, хоть и не был в восторге от идеи, нисколько не сомневаясь, очередному залёту быть.
– Вещи только сначала купить надо какие-нибудь, – вспомнил Татарин о цели визита.
– Не купишь ты тут ничего, – скептически произнёс Кот. – Прошлая партия всё расхватала, мы уже проверили.
– И как теперь? – озадачился я.
– Пошли, по магазинам попробуем прошвырнуться, – без энтузиазма предложил Витька Серых. – Может там чего путнего найдём…
– Вряд ли, – усомнился и Белаз. – А если и есть, то дороже…
Разделившись на несколько групп и больше в этот день уже не встретившись, мы пронеслись по немногочисленным магазинам, будто половцы по восточным землям Древней Руси. Женщин только в полон не брали. А хотелось, и потому оглядывались в след каждой да представляли, как бы отожгли с ней.
Проще говоря, без разбору сметя всё, что имелось в продаже, мы разорили маленький южный городок. Сувенирные кинжалы и красивые пепельницы, женские платки, зеркальца да расчёски – подарки родным и близким, тем, кто ждал и верил. Себе тоже много разной чепухи. Из одежды человеческие, а не солдатские, обувь, носки, трусы, перчатки, свитера, трико, тапочки. Кто-то в военторге покупал береты, красивые шевроны и форму спецназа да различные значки к ней, самыми частыми из коих были «За службу на Кавказе» и «Участник боевых действий», ибо на Родине видеть должны, не пехотинец, замызганный вернулся, а воин, Герой настоящий.
Однако по поведению продавцов было совершенно ясно, что за то время, пока идёт война, они привыкли к подобным набегам дембелей и радовались им, как, наверное, ничему больше. Прибыль росла. Кому война, кому…
В общем, и без меня давно известно, что кому.
Не удержался и я да прикупил тельняшку и офицерскую портупею. И, конечно же, музыкальный плеер с несметным количеством аудиокассет к нему с песнями уже о нашей войне.
Странно. Вроде и рад забыть, но скажи мне хоть кто: «Плюнь, не было ничего и не покупай кассеты с песнями о чеченской войне», – послал бы куда подальше. Потому что это моё. Оно навсегда со мной. Хочу я того или нет.
Дембельский альбом тоже купил. Пустой, но зато красиво раскрашенный сразу в типографии. И последний во всём городе. Гафуру не хватило, чему он сокрушался ровно до тех пор, пока мы всемером не сняли трёхкомнатную квартиру и, выпив да закусив, не заказали девочек.
На дискотеку и, в самом деле, не пошли. Подерёмся ещё с кем, а после того, как духов побили, рисковать свободой не хотелось. В части командиры среди своих порешают, что ничего не было, а с гражданскими такое не выйдет.
В итоге танцы мы устроили себе сами. Уже порядком захмелев, я смешно и невпопад кривлялся под «Жару» да «Ту лу лу» Чичериной, но себе казался очень стильным. Майкл Джексон увидев, какие движения я выдавал, долго и нервно курил бы в сторонке, а потом и вовсе зарыдал от своей немощи.