Иллюзия побега

Александра Корсунова

Иллюзия побега

Иллюзия побега

Юлия Глобина

Жестокость милосердия

Труба выхлопного коллектора закрывала свет лампы как раз там, где ключ никак не нащупывал головку болта. Это было настолько неудобное место, что все, и дядя Паша и отец, отказались прикручивать патрубок охлаждения, через прокладку которого вытек весь тосол. Вот не советовалась, когда покупала развалину, теперь давай учись, разбирайся.

Находясь в яме, с сожалением смотрела на лохмотья ржавого днища. Ну пусть старенькая, ездит же! И двигатель масло не берёт. А до двух болтов и правда еле добраться. Мужская рука не развернётся, а для неё – это не сложно. Тонкие девичьи пальчики могли достать самые неудобные гайки.

Не торопясь закручивала по четверти оборота за раз. Муркин пришёл и сел рядом с колесом. Рыжий забурчал на другой стороне ямы. Обложили… Жаль, здесь котов не водится. С ними спокойнее…

– Наська, бесова дочка, ты как прокладку поставила? – голос мастера Горва вырвал её из глубоких воспоминаний. Хозяин был разъярён, – Хочешь, чтобы этот чёртов клапан взорвался на пятой версте?

Настя ещё раз проверила натяжение болтов, посмотрела на манометр. На стыке предательски собиралась капля воды, ещё лёгкая, но уже готовая упасть.

– Да не взорвётся он, – заверила она, – Бумага набухнет, и ничего течь не будет. Я три слоя положила.

– Если бы не твои проворные ручки, давно бы выкинул на улицу, грозился Горв, – вечно по-своему всё делаешь! Иди отсюда! Вон Дона, зовёт ужинать. Навязали ж, нахлебницу мне!

Настя промолчала. Она никогда не спорила с ним. Этими попрёками Горв угощал и свою жену, и восемь ребятишек, наплодившихся за долгую спокойную жизнь. Старшие уже помогали отцу, но смышлёным в механизмах был только средний сын, Осьен.

Настя помнила его ещё совсем маленьким и лопоухим, когда только появилась в мастерской Горва, отбывать принудительные работы. Старшие ребятишки очень настороженно отнеслись к Насте поначалу, но Осьен сразу признал в ней человека, способного удовлетворить его любопытство. Насте нравилось рассказывать малышу всё, что помнила о прошлой жизни. Она не хотела забывать родной мир, а Осьен был неутомимым слушателем, порой выводя из себя своими бесконечными вопросами, когда хотелось побыть одной. Неугомонный мальчишка не давал впасть в уныние.

Единственным спасением от него было занятие в мастерской Горва, когда туда привозили сломанные механизмы дирижаблей. В основном маршевые двигатели. Горв восстанавливал их, страшно гордясь своей причастностью к этим могучим летающим кораблям. Хотя сам, никогда не ступал на палубу ни одного из них. Настя даже не была уверена, видел ли он когда их вблизи, а не только на чертежах или частями.

Возможно, благодаря Осьену, Настя смирилась. Она всё реже вспоминала свой дом и бабушку, сожалея, что не успела попрощаться с ней. Наверно, бабушку забрала мама, а дом, скорее всего, продали. Одной старушке было бы трудно его содержать. Настя жила вместе с бабушкой, только пока училась в институте. А теперь некому было ходить на занятия. Насте хотелось думать, что её исчезновение там уже пережили, и вспоминают только в День Рождения, да на Пасху. Она знала – назад вернуться никогда не сможет.

Ей повезло. Инквизиторы не нашли в ней магического дара и не признали ведьмой. Их способы дознания не предполагали пыток и утоплений, как это делали люди. Маги этого мира понимали, кто обладает запредельной силой, а кто нет.

Жена Горва, пышнотелая, хитроватая, ещё не старая горожанка, недолюбливала магов. Называла их узурпаторами, живущими в роскоши, оглядываясь при этом по сторонам, всё-таки побаиваясь, что какой-то маг услышит и наложит страшное проклятье. Однако Настя полагала, что здесь существует кучка людей, захватившая сверхтехнологии и выдающие их за волшебство, а обычным людям достаётся только самое простое и понятное. Сам мастер Горв никогда не обсуждал дела Магистерата, повторяя, что благодаря их магии у него есть работа, пока крутятся лопасти двигателей и наполняются газами баллоны. Он часто ругал жену за злой язык. И боялся он не проклятий, а застенков Цитадели.

Настя очнулась в чужом городе внезапно. Один вдох и один выдох отделил её от мира в котором родилась, перенеся в другой. Сразу не поняла где оказалась, с удивлением рассматривая проходящих мимо дам в изысканных платьях и мужчин в длиннополых пальто и высоких шляпах. Ей показалось забавным, с каким достоинством следовали люди в своих клоунских нарядах. Это напомнило, как показывают в фильмах закулисную жизнь киностудий, где по старинным картонным улицам ходят персонажи разных эпох и миров. Но здесь были представители одного мира. И он всё более начинал казаться реальным.

Её больно толкнул, спешащий юноша, непонятно буркнувший, и даже не взглянувший на Настю. И тут же грубо окрикнул водитель удивительного аппарата, гремящего механизмами, шагающего на восьми ногах, как паук. Настя преградила ему путь. Пришлось отскочить с булыжной мостовой к тротуару, где сновало ещё больше людей, обходящих её и что-то учтиво бормочащих. Она даже не обращала внимания на них, провожая взглядом дребезжащий аппарат.

Окружающее пространство всё менее походило на сон, и Настя стала осознавать необычность своего положения. Она нерешительно оглядывалась вокруг, ища возможности спросить, куда она попала. Увидела уличное кафе и убирающего чашки официанта, спросила, что это за место. Тот оценивающе посмотрел на неё, ответил вежливо, но также не понятно, а затем подозвал мальчишку в вычурном костюме и передал короткое указание. Тот потянул Настю за собой.

Так она оказалась в полицейском участке. Её короткое летнее платье и распущенные волосы заметно отличали от местных жителей. На боку болталась сумочка со смартфоном, переброшенная через плечо и толстая тетрадь с лекциями. Она так и не успела на семинар. Больше ничего не было.

Большое здание из коричнево-красного кирпича, куда привели Настю напоминало старый вокзал с высокими окнами и стеклянным куполом. Её пытались расспрашивать, но их язык был неузнаваемым. Тогда Настя поняла – эти люди не заигрались в историческую реконструкцию, а реально проживают свою жизнь. Её стала охватывать паника. Она почти не слышала, что ей говорят, смотрела растерянными глазами на вопрошающих чиновников и готова была расплакаться.

Она даже не пыталась сопротивляться, когда её повели в камеру, явно для преступников, разделённую железными прутьями на секции. Оставили надолго. Настя, не предполагая, что ждёт дальше, отважилась на сон и устроилась на короткой лавке, подложив под голову сумочку и тетрадь.

Проснулась озябшей. Каменные стены здания ещё не прогрелись весенним солнцем и по коридорам гуляли сквозняки. Проснулась с ощущением, что за ней наблюдают. На скамье напротив сидел человек, увлечённо листающий её лекции. Он был одет в длинный жакет из бархата глубоко-чёрного цвета, вместо застёжки перетянутый широким поясом. Ботинки на грубой подошве, напоминали армейские, совсем не противоречили, выглядывающему из ворота белоснежной рубашки, щегольскому шёлковому платку.

Неужели кому-то интересны конспекты по сопромату, исписанные мелким почерком, часто, с сокращениями, понятными только писавшему, знающему, значения схем и выводов формул?

"Листающий, ещё не значит понимающий," – подумала Настя, наблюдая, как тот рассматривает её записи, опустив голову и она видела его брови, хмурящиеся от прочитанного, ровные, с лёгким изгибом. Острые скулы выдавали юношескую худобу, хотя он не был столь молод. Виски и затылок коротко острижены, почти выбриты. Чёрные волосы, стянутые в тугой хвост, подчёркивали высокий лоб.

Почувствовав её взгляд, человек оторвался от схем. Тетрадь он легонько швырнул, и та приземлилась на скамью рядом с Настей, удивив траекторией полёта, естественной, но в то же время нереальной. Расстояние было такое, что лёгкий взмах рукой вряд ли докинул бы тетрадь точно. Для него это была игра. Человек встал.