Квир 2

– А Мэтти? Ты же так боролась за него? Так старалась влюбить в себя, мечтала сама в него влюбиться… Я не верю, что все это напрасно! Мы нужны ему сейчас, как никогда не будем нужны во всей будущей жизни! И только от нас зависит, озлобится ли он на мир, возненавидит ли себя или Алекс, примет ли удар стоически или сдастся навсегда??? – Далла рычала и пыталась помыть Ли, прекрасно понимая, что делает больно.

– Мы… я… – мычала да мямлила Ли, но Далла взявшись за лейку покрепче просто наставила ее в лицо жене и не убирала, пока Ли не встала в полный рост…

– Так есть в тебе еще силы? – дьявольски захохотала Далла. – Запрыгала как уж на сковородке! Если надо, я тебя не только отмою, любимая, – буквально остервенев, она бросила лейку и скрутив руки Ли, усадила ее обратно в ванну, – я намылю тебе и рожу, если это поможет!

Далла сама не знала на сколько далеко зайдет. Она уже полностью перестала себя контролировать, поддавшись сильным чувствам огорчения и обиды за все потери и боль, случившиеся с ними в последнее время. Она не винила во всех их горестях Ли, но не понимала больше, как та может сдаться и забить на семью. Если бы в драке они не сорвали настенный шкафчик, когда Ли пыталась снова вылезти из ванной, Далла бы не успокоилась до тех пор, покуда не добилась бы своего. Но, когда шкаф рухнул, она словно получив первую пощечину в жизни, отрезвела. Ли по-прежнему двумя ногами стояла в ванной, вся мокрая, растрепанная, в пене, под которой уже не было понятно, на сколько порвана ее одежда, а кровь стекала струйкой в двух местах – на щеке и плече. Если бы Далла знала, на сколько разойдется, обязательно постригла бы ногти. В ее планы не входило обижать любимую так, она хотела только перестать попустительствовать затянувшемуся унынию и безразличию ко всему. Депрессия не смертельна, она не неизлечимая болезнь…

– Ли… – вдруг заревела она, даже не пытаясь снять с ноги больно ударивший ее шкаф, в котором явно побились стеклянные полки. Голень и ступня тоже были разодраны в кровь, но благо просто зажаты да поцарапаны, а не переломлены тяжестью шкафа.

– Прости меня! – зарыдала и Ли. Она кинулась помочь супруге и с того движения все переменилось. Скандал и драка так же неожиданно, как и начались, превратились в прелюдию. Секс не то, чтоб логически вытекал после взрывного негатива в их паре, но имел место быть в истории раз в пятилетку. Далла всегда говорила, что это не уважительно друг к другу, но человеческое создание столь просто устроено, что всегда поддается порыву чувств. И сейчас они, спутав страх потерять друг друга с не отбрасываемым желанием воссоединения вопреки случившемуся, конечно, растворились в бурлящих от нежностей до страсти ласках. Секс принес больше боли, чем удовольствия, но оргазма по очереди они все же достигли. Сначала Далла довела Ли до финиша, прижав ее к стене спиной и энергично без остановки лаская только клитор до тех пор, пока Ли не обмякла. Оргазм был быстрым, бурным и закончился снова слезами. Далле пришлось отвлекать Ли, положив ее руку на свою грудь, и сжав сразу своими и ее пальцами. Она не желала разрядки в буквальном смысле, но знала, что так Ли сразу успокоится, ведь Далла еще никогда не просила этого сама. И, конечно, сей жест был оценен по достоинству – Ли тут же перестала рыдать, а неожиданно взяв все в свои руки, развернула Даллу спиной и прижала грудью к стене. Сдернув с нее домашние штаны, которые теперь тоже были мокрые и в пене, она следом сдернула и трусы. Сжав по очереди ягодицы любимой до очевидной боли, которую сама как эхо ощутила внизу живота горячей волной, она нырнула рукой между до самого клитора. Ли не намеревалась проникать в Даллу, но почувствовав на сколько та мокрая, горячая и приятная, автоматически потянулась в глубь к манящему озеру, перевернувшемуся как из другого измерения, и замеревшему в ожидании ее касаний, чтоб пролиться. Она вошла большим пальцем до упора, одномоментно остальными лаская клитор. И словно нажимая звонок в двери, сообщала о своем визите, пока оргазм не откликнулся на ее звонки. Далла даже не поняла в этот раз, что именно довело ее до острой молнии в сознании и теле, ибо привыкла кончать от воздействия на клитор. Сейчас же, ей показалось, словно, именно большой палец Ли призвал оргазм, вопреки убеждению Даллы, что так – вагинально, она кончать просто не умеет и точка «G» лишь красивое название.

– Я записала вас на собеседование. – сказала Далла через несколько дней за ужином, обращаясь к Ли и Джареду. Ли, конечно, выбралась из постели и пыталась вернуться в нормальный строй. Мэтти, вдохновленный тем, что она перестала «болеть», постоянно был гипер-счастливым! Он радовался всему и словно осознав, что он все же не один, наслаждался бесконечным праздником внимания к себе. Раньше он воспринимал заботы Даллы, участие Джареда и натиск Ли как нечто само-собой разумеющееся, а теперь, когда ему во всевозможных словах объяснили, что мама не вернется, он понял, что и такое бывает. И на фоне поступка Алекс он вдруг по достоинству смог прочувствовать всех остальных.

После его разговора с Ли, когда она встряхнулась и обещала всей семье больше не принимать никаких успокаивающих и снотворного, Мэтти словно подменили. Ли не выбрала тактику Джареда и Даллы, прекрасно понимая, что они будут искать бесконечные оправдания для Алекс. Оправдания того, что можно было избежать.

– Чего ей стоило просто появляться тогда, когда может? Пусть редко, но не совсем же бросать сына? – кипела Ли и никак не могла поверить, что ее Алекс, та самая, которой она так симпатизировала, к которой прониклась и которую допустила столь близко к своей душе, взяла и предала. То, что она предала семью, не столь мучало Ли, в сравнении с тем, что она предала Мэтти. Никакие плюсы ситуации, никакой расчёт наперед с жильем, наследством и новыми родителями для мальчика не могли оправдать Алекс в глазах Ли. А потому она и не могла оправдывать мать перед сыном. Хотя, ни тогда, ни когда-нибудь потом, она ни разу не высказала Мэтью того, что думает о его первой матери. Сказать, что она ни одного дурного слова про Алекс не упомянула – было бы не правдой. Но даже, когда были такие ситуации, когда слова прямо слетали с губ, Ли одергивала себя и замолкала. Хотя в других случаях по жизни она никогда не могла остановиться, если уж начинала. Ей всегда было намного легче выговаривать вслух свои чувства, чтоб не чувствовать себя в клетке. А обида и разочарование, которые ей на память оставила Алексис, до конца жизни грызли Ли изнутри. Простить ее она так и не смогла.

Зато для Мэтью тогда она догадалась сказать единственно важную вещь, которая переменила все его недоумение на новое восприятие действительности их жизни:

– Я всегда буду рядом. Всегда! Слышишь? – сев перед сыном на колени и взяв его за плечи, встряхивала на каждом слове, говоря спокойным и ровным голосом. – Хорошая ли я буду для тебя мать или плохая, но я клянусь тебе вечно быть рядом. – вот и все, что она сказала по этому поводу. Мэтти сначала даже струхнул от такого обращения, лаконичного, холодного и даже грубого. Он ждал продолжения, но не дождался. А потому, то ли с нервов, то ли уже с понимания, что это было единственное, что Алекс никогда не говорила ему и даже не говорила ничего подобного, слова Ли возымев над ним магическое действие просто бросили мальчика на шею женщины. Женщины, которую он называл третьей мамой, которая изо всех сил старалась его любить, хотя это очевидно не сразу получилось, и которая, уже неизбежно завладела его сердцем. До тех слов он упрямился, не признавался себе, не допускал из какого-то недоверия нежных чувств именно к ней. Считал ее слишком красивой и даже ревновал к Далле и Джареду, хотя их к Ли не ревновал вовсе. Он считал ее слишком отстраненной, слишком чужой и это обижало его бессознательно, ранило. Но, сейчас, когда она даже не сказала, что любит его, а просто пообещав никогда не бросать его как Алекс, Мэтти сорвало с петель и он расплакавшись Ли в волосы только и повторял про себя: я люблю тебя, мамочка, я люблю тебя… люблю…