Страница 17 из 41
Остаток зимы и начало весны 1078 г. Вотаниат провел в переговорах и вербовке главных сановников Константинополя, и не без успеха. 25 марта 1078 г. в Храме Святой Софии собрались многие сановники, духовенство и граждане. Без особого смущения они провозгласили Никифора Вотаниата Римским императором. Даже в такой критической ситуации Михаил VII Дука не смог пробудить свою волю. Алексей Комнин, сохранивший верность василевсу до последней минуты, предлагал тому собрать царскую гвардию и ударить по мятежникам, собравшимся в храме, но Парапинак не согласился.
Остальное было уже делом техники – 31 марта 1078 г., в Лазареву субботу, отряды Вотаниата, прибывшие в столицу, направились к царскому дворцу. Михаил VII пытался бежать во Влахернский храм, но был схвачен, пострижен в монахи и отправлен в Студийский монастырь. Позднее он продолжил духовную карьеру и стал митрополитом Эфеса, повидимому, никогда не выезжая в свою епархию. Его жена Мария Аланская и малолетний сын Константин Порфирородный были отправлены в монастырь Петри122. Поняв, что все кончено, последние верные Парапинаку сановники поспешили навстречу Вотаниату просить о снисхождении и милости. И тот проявил ее: все, даже Алексей Комнин и брат Михаила Парапинака Константин, были помилованы новым самодержцем.
И в Великий вторник, 3 апреля 1078 г., Константинопольский патриарх Косьма I торжественно венчал на царство Никифора III Вотаниата.
Глава 2. Новое «Смутное время» и завершение династии Дук
Как человек опытный и далеко не глупый, новый император быстро понял, что сохранить власть и свой авторитет можно только путем резкого изменения политики, проводимой предшественником. А также за счет восстановления справедливости и наказания самых ненавистных византийцам лиц. Никифорица был отправлен в ссылку на один из островов и там умер под пытками. А первым министром двора стал уже известный нам Иоанн, митрополит Сидский, некогда отставленный Никифорицей. По мнению царя, это должно было вызвать расположение к нему со стороны клириков.
Представители духовного сословия и Константинопольский патриарх Косьма, чья деятельность очень помогла Никифору III в борьбе за власть, получили особые преференции. В частности, своим хрисовулом Вотаниат официально отказался от какоголибо участия в управлении Церковью, тем самым подтвердив предыдущие акты Константина X и Михаила Парапинака. Более того, Вотаниат снял с себя обязанности по рассмотрению судебных дел с участием клириков и отметил, что если такое вдруг и случится, то не по праву царя будет судить священство, а лишь потому, что император входит в состав Синода. Иными словами, по поручению патриарха (!)123.
Попутно он раздавал чины и награды, совершенно не заботясь о том, насколько государственная казна может вынести новые расходы. А она совершенно истощилась к этому времени. Малая Азия, почти полностью захваченная турками, естественным образом выпала из списка налогоплательщиков. С европейских фем деньги собрать было отнюдь не легче. И чтобы покрыть все увеличивающиеся расходы, Вотаниат продолжил подделывать монету, и, как следствие, наступил жесточайший финансовый кризис124.
Однако император словно не замечал этого. Он продолжал щедро награждать союзниковтурок и высших сановников, поддержавших его. А также принял меры по повышению своего личного авторитета среди семейства Дук, имевшего все основания быть недовольным его правлением. Бывшая императрица Евдокия получила разрешение жить в Константинополе с детьми, ее дочери удачно выданы замуж, а брат свергнутого Михаила Парапинака Константин Дука был введен в круг самых знатных царедворцев125.
Вскоре этот царственный ловец удачи, клятвенно отказавшийся от власти, отправился по императорскому указу на Восток на войну. Казалось бы, о нем вскоре забыли, но в действительности мы столкнемся с ним в самое ближайшее время. Нет никакого сомнения в том, что в этих поступках Никифором III двигало не только чувство благодарности, но, главным образом, желание обосновать законным образом свои права на царство. Вотаниат прекрасно понимал, что в Византийской империи проживает большое число аристократов, имевших по знатности рода и родству с семейством Дук более прав на титул императора, чем он. Если верить некоторым источникам, первым напомнил о праве юного Константина Порфирородного Дуки на царство Алексей Комнин. В один из дней он получил аудиенцию у василевса и предложил ему такой вариант: Никифор III признает порфирородного Константина Дуку соимператором, но в действительности будет самостоятельно управлять Римским царством вплоть до своей смерти, после чего уже зрелый Константин станет единодержавным императором. Конечно, Вотаниат отказался от этой идеи и затаил подозрения в отношении Комнина126.
Но положение Вотаниата было непрочным, и он его еще более усугубил, в скором времени решительно испортив отношения с Римской курией и норманнами. Началось с того, что император имел неосторожность аннулировать брачный договор брата Михаила VII с норманнской принцессой, дочерью Гвискара, что повергло вождя скандинавов сперва в недоумение, а затем в ярость. Герцог спешно нашел в Риме грека, внешне похожего на низложенного императора, а папа Григорий VII сознательно пошел на обман и признал того василевсом Византии, свергнутым Михаилом Парапинаком. Сам Никифор III был торжественно отлучен понтификом от Церкви, как клятвопреступник и вор чужого царства. Впервые за много столетий возник открытый разрыв отношений между Римской кафедрой и Византийским императорским домом127.
Поразмыслив, царьстарик решил, что легитимизация его статуса возможна самым коротким путем через соединие брачными узами с кемнибудь из женщин семьи Дук. После некоторого раздумья выбор Вотаниата пал на Марию Аланскую, жену Михаила VII Парапинака. И, конечно, в данном случае приятное совмещалось с полезным.
Во всех отношениях это была прекрасная партия для любого, самого высокородного аристократа, поскольку отцом Марии являлся Грузинский царь Баграт IV (1027—1072), а матерью Аланская принцесса Борена. Брат Марии Георгий II (1072—1112) унаследует царский трон Грузии. Что ж касается внешних данных, то современники писали о ней так: «Была она высокой и стройной, как кипарис, кожа у нее бела, как снег, а лицо, не идеально круглой формы, имело оттенок весеннего цветка или розы. Кто из людей мог описать сияние ее очей? Ее поднятые высоко брови были золотистыми, а глаза голубыми. Чары императрицы, сияние ее красоты, любезность и обаяние ее нрава, казалось, были недоступны ни описанию, ни изображению»128.
Мария действительно тронула сердце старого императора, и, несмотря на то что ему выгоднее и умнее было бы жениться на бывшей царице Евдокии, он сделал выбор в пользу жены Парапинака. Как обычно, страсть оказалась далеко не лучшим советником, и результат получился противоположный ожиданиям Вотаниата. Для самого Никифора III это был уже третий брак, причем его вторая жена была еще жива, и с ней пришлось срочно разводиться. В общем, с канонической точки зрения этот союз выглядел очень и очень сомнительно, что тут же отметили константинопольцы.
Кроме того, императору не мешало бы предварительно узнать о том, что сердце Марии Аланской уже давно не принадлежит ей. Юный Алексей Комнин, благородный и обаятельный юноша, был влюблен в царицу, и не без взаимности. Когда Вотаниат посватался к Марии Аланской, та, опасаясь за своего 4летнего сына Константина Порфирородного, не посмела перечить царю129. Но, конечно, приказать любить невозможно, и тайная связь Марии с Алексеем продолжалась.
На аланскую княжну усиленно давил и кесарь Иоанн, опасавшийся, что Евдокия, уже раз забывшая об интересах семьи Дук, вновь способна в качестве жены Никифора III Вотаниата сотворить нечто подобное. То обстоятельство, что она к тому времени являлась монахиней, не могло никого ввести в заблуждение – в случае необходимости и в Византии, и на Западе монашеские обеты легко снимались. Почему же Евдокия должна была стать исключением?