Страница 15 из 41
Завершая свое послание, император писал: «Итак, прими эту весть как исповедание истины, потому что не от тиранической души весть приходит, но от царственнейшей мысли признание. Твоя дочь вкореняется и, так сказать, внедряется на самом тучном и плодородном корне, а не на какомлибо сухом и диком. Корнем этого царственного древа и этого прекрасного тука был мой отец; после внедрился дикий приросток (Роман IV Диоген. – А. В.), но правда не потерпела, чтобы такой прирост участвовал в благородном туке, и он был отторгнут и отсечен, а я, ветвь от первого корня, процвел, а вместе со мной поднялись вверх и мои братья»110.
И хотя истинное положение дел никак не коррелировало с тоном и содержанием письма, император как ни в чем не бывало говорит Гвискару: «Я усомнился бы предложить такое всякому другому, но для тебя одного я предпринял и задумал и с величайшей готовностью делаю это соединение».
И вновь ответа не последовало, поскольку Гвискара в этот момент больше занимала Сицилия, присоединением которой к своим итальянским владениям он был занят уже несколько лет после взятия Бари. Уже в июле 1071 г. он, собрав значительное войско, переправился на остров и, соединившись с отрядами Рожера Отвиля, осадил Палермо, жители которого пришли в ужас от грядущих перспектив.
Тем не менее сарацины вышли навстречу норманнам и попытались дать им решительный бой. Закаленные в боях дети северных морей быстро опрокинули врага, но все же не смогли по пятам отступающих мусульман ворваться в город. Началась осада. Понимая, что в одиночку им не одолеть врага, арабы призвали на помощь своих африканских единоверцев, и те прибыли с большим флотом. Это, конечно, была неприятная неожиданность для норманнов, которые заметно уступали числом и силой сарацинам. Однако Гвискар приказал вступить в бой, накануне призвав всех своих товарищей причаститься Тела и Крови Христовой и молитвенно призвать к Его помощи. В завязавшемся сражении удача была на стороне христиан, потопивших множество кораблей и гнавших арабов до самой крепостной стены.
Желая развить успех, Гвискар поднял своих рыцарей в атаку и, невзирая на ливень стрел, которыми их осыпбли агаряне, норманны пошли на штурм города. Вот взяты крепостные укрепления, затем викинги окружили цитадель, но скоро пала и она. 10 января 1072 г. Палермо перешло под власть норманнов. За ним в скором времени последовали Мельфи, Трани, Джовинаццо, Бишелье111.
Все последующее время Гвискар фланировал от Италии к Сицилии, подавляя очаги сопротивления, набирая новые отряды и продолжая завоевание Сицилии. В ноябре 1073 г. с герцогом Гвискаром заключил мирный договор Амальфи, а в 1075 г. им был взят Салерно. Пока Роберт пребывал в своем герцогстве, в Сицилии оставались Рожер Отвиль, который сумел в 1074 и 1075 гг. отбить новое нападение африканских арабов, которых направил из Туниса Тамим ибн альМуизз (1061—1108), что из династии Зиридов. Он же защитил от сарацин Калабрийское побережье. Однако в скором времени и Отвиль был вынужден покинуть Сицилию, оставив остров на своего зятя Гуго Жарзе, женатого на его дочери Фландине (?—1094). На помощь родственнику Рожер оставил своего незаконнорожденного сына Иордана, графа Сиракуз.
Увы, молодости свойственна горячность и некоторая неосмотрительность. И нет ничего удивительного в том, что сицилийский эмир Бернаверт сумел поймать безрассудных рыцарей в засаду неподалеку от Катании; Иоардан скрылся постыдным бегством, но Гуго Жарзе был убит. В ярости от смерти зятя Отвиль немедленно вернулся в Сицилию, и месть его была страшна. В 1076 г. он сжег до основания Ното и замок Зотика, где скрывался эмир, всех мужчин перебил, а женщин отправил на невольничий рынок в Калабрии для продажи. Оставшиеся очаги сопротивления твердой рукой в короткое время уничтожил уже Иоардан, мечтавший отомстить арабам за позор своего бегства в злосчастной битве у Катании. Он захватил 12 замков, раздал их своим рыцарям, а затем с богатейшей добычей отправился в город Викари, что в 40 км от Палермо, который сделал своей резиденцией112.
Как следствие военных успехов, недостатка в брачных предложениях у северных вождей не было. Так, граф Луниджаны Альберто Аццо II д’Эсте (1056—1097) предложил Роберту породниться, и в скором времени дочь норманна была выдана замуж за сына графа113. На этом фоне длительная затяжка с ответом Парапинаку выглядела просто насмешкой. Возможно, василевс, чувствовавший себя глубоко оскорбленным, не стал бы более обращаться к Гвискару, но, как говорят, «охота пуще неволи». Дела шли из рук вон плохо, и срочно приходилось искать сильного союзника, каковым, как ему казалось, могли быть только непобедимые норманны.
Не выдержав, Парапинак написал уже третье по счету письмо Гвискару, и тот неожиданно ответил. Император настолько обрадовался этому событию, что тут же резко увеличил размер аванса, способного заинтересовать герцога. Он предложил норманну для перераспределения среди членов семьи Гвискаров 44 высших византийских чиновных титула, каждый из которых давал право на получение руги (жалованья) в размере 200 фунтов золота ежегодно.
Поскольку взамен конкретных даров и выгод от норманнского герцога требовались только добрые слова и обещания будущих действий, Роберт согласился с данным предложением. Вскоре в Константинополь прибыла его дочь Елена. Правда, как рассказывают, она была, мягко говоря, некрасива, и наследник престола Константин Дука с ужасом думал о предстоящем браке, «как ребенок о пугале»114.
Пусть этот брачный союз и не сулил больших выгод, в данный момент эта комбинация позволила Михаилу VII нанять несколько норманнских отрядов. Началась новая война, на которую в 1073 г. василевс отправил 22летнего Исаака Комнина с войском, в состав которого входил отряд норманнов под командованием Урселя, на сельджуков. Сопровождал Исаака Комнина его брат, совсем еще юный Алексей Комнин – герой нашего будущего повествования. Поскольку это семейство относилось к царскому роду (по Исааку I Комнину), было богато, знаменито и широко известно, Михаил VII решил вызвать Комнинов из ссылки и использовать в собственных целях. Но на таких участках, где Комнины имели высокие шансы расстаться с жизнью.
И действительно, первая же попытка Исаака Комнина навести порядок, тут же наткнулась на сопротивление Урселя, заявившего, что ни он, ни его норманны неподсудны византийцам. Исаак настаивал на своем, норманны откровенно угрожали вступить в бой не с турками, а с византийцами. Наконец, по дороге норманны вообще самовольно покинули византийскую армию, вследствие чего Исаак Комнин потерпел поражение от турок и даже попал в плен.
В этом первом для себя сражении Алексей Комнин действовал мужественно и храбро. Когда его брат был пленен, он, желая отбить его, вместе с группой воинов бросился на сельджуков и лично поразил нескольких врагов. В битве под ним пала лошадь, а из отряда телохранителей осталось всего 5 воинов. Тем не менее Алексей вернулся в лагерь и сумел навести в остатках армии порядок и восстановить дисциплину. Как рассказывают, старые воины плакали, глядя на него, и говорили: «Да здравствует юноша спаситель, избавитель уцелевшего ромейского войска! Да здравствует он в теле едва не бестелесный!»115 Иными словами, они приравняли его воинские деяния к духовному подвигу во имя родины.
Правда, ночью остатки войска все же покинули лагерь, и утром Алексей с удивлением обнаружил, что остался совсем один (!). Юноша отправился пешком на родину, не пожелав снять боевые доспехи, хотя был ранен и его одежда перепачкана кровью. Он едва не попал в руки турок, но добрался до некоего городка в Гавадонии, где потряс местных жителей своим геройским видом и мужеством. Погостив у них 3 дня, он отправился к Анкире, разузнав все о брате, которого надеялся выкупить из плена.
К своему удивлению, он узнал, что аристократы Каппадокии в дружном порыве собрали деньги на выкуп Исаака Комнина. Вскоре братья встретились в Анкире и направились в столицу, но по пути их еще ждало много приключений и опасностей. Однажды в местечке Декта дом, в котором юноши отдыхали, окружил отряд турок числом до 200 всадников. Многие византийцы из числа местных горожан решили сдаться в плен, но Алексей организовал оборону, и вот уже меткие стрелы полетели в сельджуков. Те опешили и отступили, причем Комнину удалось поразить одного из самых сильных турецких воинов116.