Белапктрисса Бессертатч

– Ты все правильно сделал, – шептала она.

– Белапктрисса, – испуганно огляделся Роберт, – где ты?

– Я здесь, – говорила она, – я с тобой, и я помогу тебе меня воскресить: ведь только ты теперь достоин моего воскрешения.

– Да, Белапктрисса… Только я теперь достоин… Только я…

Глава 4. Безумие, болезнь

Было прекрасное летнее утро; трава, покрытая прохладной росой, сверкающей алмазами в лучах восходящего солнца, переливалась на склоне небольшого холма, и быстрый взгляд талантливого художника мог заметить в ней оттенки чистого перламутра и представить себя вылезающим из раковины моллюском, греющимся где-то на безлюдном тихом пляже; вдали, за холмом, проглядывалось море, с которого утро снимало покрывало ночной темноты, а легкий бриз, дующий в сторону покрытого высокой травой берега, был несилен, только-только сменив ночное направление. Чистая небесная лазурь отразилась в водном зеркале, а на холме, смеясь, лежали двое; так начиналась история их любви… Неужели читатель поверил, что именно такой будет эта история?, как бы не так!

Это было холодной зимней ночью, когда улицы небольшого английского городка превращались в призраки, а дома походили на могильные плиты на старом заброшенном кладбище. Сильный ветер поднимал с земли недавно выпавшие иглы далеко не перламутрового снега, стараясь избавиться от одинокого путника. Читатель уже знает его имя. Фонари погасали за его спиной, и он шел, сам не зная куда. Увидев небольшой мотель, который ночами превращался в живое безумное существо, где стены пропахли плесенью и крепким спиртным, а толпы богачей постоянно стремились туда в надежде на… пока рано говорить, на что. У входа, как всегда, стояло похожее на статую существо, которое сложно с первого раза назвать человеком; оно, скорее, играло роль колонны, нежели вершины эволюции. Его лицо не выказывало никаких эмоций, нельзя сказать, был ли он рад каждому новому посетителю.

– Зачем тебе туда? – услышал путник за спиной тихий нежный голос. – Тебя там уничтожат, тебя там поработят.

Это было еще до его знакомства с Белапктриссой, лет, минимум, десять назад. Обернувшись, он заметил среди метели милое женское лицо, прячущееся от холода в огромном до самой земли пальто; ее стройный силуэт невольно бросился в глаза, заставив его улыбнуться. Ветер снегом вывел за ее спиной что-то наподобие белоснежных крыльев… Странное, выпорхнувшее из хаоса существо.

– Кто ты?

– Меня зовут Маргаретт Кооф, – нежно улыбнулась она в ответ. – Не ходи туда.

– Почему? – такая просьба всегда кажется пугающей от незнакомого человека.

– Это не твой мир. Я хочу спасти тебя.

– Но от чего?

– От того, что скрывается за этими стенами.

– Я не понимаю тебя, – сжался он от холода. – Ты, совершенно не зная меня, вдруг решила остановить посреди улицы, – оглянулся он по сторонам, заметив погасшие фонари, – с какой-то странной просьбой…

– Брось; ты еще поймешь, что я спасла тебя.

– Ты явно не в своем уме… – собирался он уйти.

– Послушай, – подошла ближе Маргаретт Кооф, – я знаю, какое у тебя сложилось мнение обо мне, но когда-нибудь ты поймешь истину. Этот мир, куда ты собираешься попасть, не предназначен для жизни… по крайней мере, обычных людей. Таких, как ты…

– Мне нравится такое начало, – заставил он себя улыбнуться. – Скажи, где ты берешь опиум?

– Я не… все не так! – заставила она себя не обижаться. – Я лишь хочу помочь тебе, я…

– Меньше слов, иначе у тебя это не выйдет.

Так началась история их любви. Это были самые светлые, самые искренние чувства, которые продлились два года и еще, кажется, четыре с половиной месяца… для чего такая точность? Это не была та любовь, которую Бальзак принимал за религию: в ней отсутствовал культ; это было истинное счастье. Но в любой идиллии, в любом прекрасном мире может неожиданно возникнуть возбудитель какой-либо болезни, и тогда вся реальность будет представляться иначе. Поначалу счастливое безумие начинает переходить в легкое заболевание, но люди, как правило, не придают большого значения первым симптомам болезни. Однако Маргаретт изначально знала, что в любой истории, где участвуют двое безумно любящих друг друга людей, никогда не бывает прямого сюжета: в любом произведении, поднимающем тему любви (имеются, однако, исключения) появляется третий персонаж, нарушающий гармонию двух сердец (какая ужасная фраза, зачем я ее написал?). Таковым здесь была Белапктрисса…

Глава 5. История Веммера и Белапктриссы

Чтобы читатель не терял интерес, путешествуя по страницам этой повести, иногда стоит не только ставить пред ним вопросы, желая ответить на них лишь к финалу, но и раскрывать некоторые моменты еще в начале; формула успешного произведения заключается не в постоянном нагромождении вопросов и интриг, а в их развитии; когда мы долго ждем ответ и долго его не получаем, пропадает желание продолжать чтение… Кажется, я, как всегда, увлекся.

Джеймс Веммер де Эйр, как уже известно, был профессором в одном английском университете (совершенно не важно, в каком); в свое время он чуть ли не в идеале изучил латынь и, умея отделять долгие и краткие звуки, стал с радостью ее преподавать. Бессмысленное в его время знание, которое бы пригодилось разве что для медиков и алхимиков (уже вымерший вид людей), он желал сохранить и передать своим ученикам; но какой уважающий себя студент сейчас будет зубрить латинские слова и выражения?, неужели кто-нибудь из прохожих, сделав совершенно серьезное выражение лица, подойдет к вам и попросит перевести случайную фразу, скажем, из Цезаря, или, что еще хуже, из книги Utopia? Дивный и безумный мир!, надеясь воскресить старое, не задумываясь об его актуальности, люди, порой, не понимают, что многое из этого выглядит просто смешно! Вместо новых идей они развивают старые мысли, уже изжившие себя, исчерпавшие, уже не раз побывавшие в мутных водах Леты.

Белапктрисса пришла к нему совершенно неожиданно. Сверкнув своими глазами, готовыми испепелить одним только взглядом весь окружающий мир, будь он весь в ее власти, она опустилась рядом на небольшой диван, приготовленный для гостей (он всегда пустовал), и, смеясь, лукаво произнесла, тяжело вздохнув:

– Вы же профессор Джеймс Веммер? Мне сказали, что только вы в этом городе можете обучить меня латыни.

– Зачем вам это? – удивился даже де Эйр, обернувшись. Что-то было таинственное, загадочное в блеске ее огненных глаз: они были похожи на грозу.

– Мы раньше нигде не встречались? – спросила Белапктрисса. – Ваше лицо мне кажется знакомым.

– Мне ваше тоже. Может, виделись где-то на улице.

– Может…

– Так зачем вы хотите изучить латынь? – все еще удивлялся он. – Что такая очаровательная женщина забыла в этом… образовательном учреждении?

– Мужчинам никогда не понять, насколько мы можем быть непредсказуемы, – поднялась она и, улыбнувшись, медленно пошла в сторону Веммера. – В нас всегда заключена какая-то тайна.

– Да уж, – ответил он, снимая очки, – это видно. Но ваши соблазнительные… я хотел сказать, прекрасные… губы… ваши…

– Слишком много слов, Веммер. У вас ведь никогда не было женщины, не так ли?

– С чего… вы так… знаете? – немного растерялся он после такого вопроса.

– Иначе вы бы не были здесь и не занимались всей этой бессмыслицей, – стояла она уже прямо перед ним, и ее груди, словно пазл, были ровно на уровне глаз профессора; он еле дышал.

– Да… да… То есть, нет! – тут же вскочил Джеймс с места.

– Да ладно вам, – отошла от него Белапктрисса. – Радуйтесь, Веммер, что ваши знания могут пригодиться хотя бы одному человеку.

– Так зачем же вы хотите выучить латынь? – не знал он, как продолжить разговор.

– Какой вы любопытный, Веммер, посмеивалась Белапктрисса. – Так и быть, у меня есть старая родословная книга, но она, вот несчастье, написана на латинском языке. Как будто ее писал сам дьявол! – прошептала она чуть ли не перед его лицом. – Мне важно знать все, что записано в ней.