Ложь

— А может, мне и не надо быть кем-то важным? Может, я не хочу искать в каждом прохожем врага и спать с кинжалом?

Мастер улыбается. Добродушно и жутко, как умеет только он.

— Ты хочешь спать с мужчиной и рожать ему детей. В муках. Хочешь кормить свиней и мести полы. Быть игрушкой. Собственностью. Так же у нас женщины живут?

Ученица делает упрямый шаг вперёд.

— Я не буду, как они, — вырывается сквозь сжатые зубы.

Мастер широким жестом очерчивает её скупой мешковатый наряд.

— Конечно, не будешь. Возвращайся к тренировкам, ученик.

Его шаги удаляются, но громкий треск ломаемого копья заставляет обернуться.

— Я не буду такой, как они. Не буду ни игрушкой, ни собственностью. Все ваши слова— ложь! У меня есть свой путь. Без насилия и притворства!

— Я делаю, как лучше для тебя.

Снова покровительственный взгляд и отеческие объятья. Но она не верит, нерешительно возводит взгляд.

— Тогда дай мне свободу!

Таящие безумие очи внимательны и непреклонны. Она готова услышать «нет». Она готова снова терпеть, сбегая по ночам в библиотеку и жадно вчитываясь в заученные строки романов. Но мастер отчего-то кивает.

— Я дам тебе свободу. Для пары ошибок хватит, — раздражённо замечает.

Её глаза восторженно распахиваются, как у чистого и деятельного ребёнка.

— Я… Спасибо, мастер!

— Ты вернёшься, — бросает он.

Но девушка лишь со счастливой улыбкой качает головой. Не вернётся. Ни за что не вернётся.

Белый конь всегда готов двинуться в путь, и она не заставляет его ждать. Немного еды и воды. Немного денег на первое время. Мамино дорожное платье, неудобное после обычного мужского. Но она ещё успеет привыкнуть. Солдатом она не станет. В балладах солдаты лишь стопками гибнут, а девушка не хочет для себя такой участи. Обещания мастера — очередная ложь. Он безумец. Безумный, изуродованный на одной из своих любимых войн старик, вечно ждущий новую. Но мир создан не для войны. Она читала.

— Не пожелаете удачи?

Изящная птица слетает с руки мастера с очередным посланием. Он недовольно смотрит на беглянку через плечо.

— Ты вернёшься.

Девушка азартно пришпоривает коня.

Несутся по обеим сторонам дороги знакомые заросли, и ей снова кажется, что она противится сильному течению. И побеждает. Но стихия неумолима. Девушка знала бы это, желай она знать.

Взбудораженный ум довольно скоро утихает. Долго томящееся в конюшне животное растрачивает накопленный силы и теперь устало стучит подковами по камням. Ночь напоминает о себе осенним холодом, и девушка задумывается, где бы ей переночевать.

А впереди Город. Она видит свет его окон, завораживающий и близкий, и кажется, будто стало немного теплее на сердце. Конь недовольно фыркает. Ему тепло иллюзорное не нужно и даром. Он рад, очутившись в конюшне. Пусть и не дом, но здесь есть сено и крыша. Девушка только треплет любимца за спутанную белую гриву и оставляет конюху монетку с профилем про̒клятого короля. Ей нужно дальше.

Улицы холодны и пустынны. Ледяная влага близкой реки витает в воздухе, делая зыбким свет факелов. Она не знает, куда идти. Она никогда не умела разобраться в переплетении чужих дорог. Её шаг несётся наугад и в голове очередные знакомые строки. Обманчивый отсвет смирённого огня скрывает пару теней. Она не знает, куда идти…

— Эй, постой.

Девушка застывает на мгновение и ускоряет шаг. Ей не нужен страх. Она не должна бояться того, во что не верит. Не должна бояться чудищ запретных земель или северных охотников… или насильников.

— Я сказал стой!

Спину пронизывает холод каменной стены. Девушка пытается вырваться, но не может, прижатая к камню парой огромных рук и тёмным взглядом.

— Смотри, какая милашка заблудилась, а, Жок?

Она оторопело смотрит, как приближается из-за его плеча второй смутный силуэт.

— Выпусти…те меня.

Здоровяк издевательски присвистывает.

— Ле-еди. Такая вежливая…

Он проводит носом по её щеке, но, получив удар ногой куда-то в район живота, на время ослабляет хватку.

Девушка проскальзывает у него под рукой. Лицо её суровеет от гнева. Тонкие пальцы пытаются нащупать на ремешке привычную рукоять.

— Ну раз заблудилась — значит, поблудит, — с мерзким хихиканьем отпускает остроту названный Жок.

Новый удар о стену выбивает из лёгких весь воздух, на несколько долгих мгновений лишая возможности двигаться. Грубые нетерпеливые пальцы рвут платье по шву.

Мир создан не для войны. Она — читала.

Нож остался в поместье.

========== Благородное. ==========

Даже в самых обычных книгах есть что-то благородное.

То, чего так не хватает в жизни.

То, что ты сам хочешь в неё привнести.

В мире много зла и несправедливости, она знала это. Но становиться частью этого зла — вовсе не обязательно. В это она верила. К этому она стремилась.

Зло можно и нужно истреблять. Начиная с малого: с загулявших наёмников, не гнушающихся развлечься с первой встречной девой, с разбойников, грабящих продовольственные обозы, с бандитов, крадущих из тёплых постелей детей… И заканчивая чудищами запретных земель.

О, они были реальны, как и любое другое зло. Кожа их лоснилась, маски человеческих лиц двигались волей безумия, клыки вспарывали животы смельчаков, как шило вспарывает ситец. Но самое страшное из всего, чем они обладали — это их глаза. Огромные и голодные, защищённые костяным наростом сверху и окаймлённые зловещей чёрной кляксой снизу. Глаза, напитанные болью и кровью. Глаза совершенного убийцы. Глаза, так похожие на человеческие.

Но любое чудовище можно убить. Она — убила. Её встречали, как героя. Девушки бросали ей под ноги яркие луговые цветы, юноши восхищённо пожимали руки, дети и старики улыбались. Мастер же только кивнул.

И она поняла, о чём он ей тогда говорил. Почувствовала себя героем баллад, защитником слабых и угнетённых. И на душе было так свободно, так щекочуще тепло и приятно, что она не чувствовала ни усталости, ни дрожи в руках, сжимающих окровавленное оружие, ни тянущей боли прокушенного сухожилия.

Она была героем. Ей казалось, будто сила и благородство её сравнимы разве что с южным Владыкой. Она почти забыла, сколько прочих воинов легли вместо неё на острые клыки абсолютного зла. Она почти забыла, что у того было человеческое лицо.

Души спасает благородство чистых рыцарей. Она верила в это. Она к этому стремилась.

А мастер лишь снова улыбался жалостливо и насмешливо вдали от прославляющей его творение толпы.

Ложь.

***

— Должны сделать. Что-то.

Широкий, чётко выверенный шаг: один, два, поворот. Три, четыре — остановка. Плащ задумчиво облегает бесполую фигуру и возвращается на обычное место за спиной.

Мастер поднимает взгляд неторопливо и со скукой.

Чёрствый? Нет, конечно нет. Она слишком давно с ним знакома, чтобы заблуждаться. Разочаровавшийся. Отрешённый. Но он мудр и умён. Он желает блага. Она знает. Она выучила тот урок.

Мастер всегда прав.

И потому она сжимает в нить губы по его старой привычке. Она понимает, что не имела права говорить ему о том, что он должен. Но она понимает, что не имеет права и промолчать.

Она — герой, защитник. А за высокой оградой поместья бродит смерть.

— Твои варианты? — интересуется мастер.

Но ученица молчит. Её взгляд прикован к узорчатому полу. Её сжатые губы дрожат.

— Я жду, — напоминает.

Длинные костлявые пальцы выбивают на столешнице ритм старинного марша. Левой, левой, левой. Было бы всё так просто. Был бы причиной вражеский полк, шагающий под ненавистный барабанный бой…

Ученица поднимает взгляд.

Он всё ещё ждёт. Его черты выражают интерес. Возможно, мастер признал бы правой её. Но с дрожащих губ срывается только одна из бесполезных баллад.

— Есть справедливый южный царь,

С небесно-синими очами,

Власа̒ми чёрными, как гарь,

И сладкогласными речами…

Голос её резко прорезает сумрак кабинета, но сбивается в шёпот к концу, под аккомпанемент оглушительного хохота.