Страница 78 из 81
Поиск истинной пары для шера сродни азартной игре: ставки неограниченно высоки, риск неограниченно велик, но и возможный выигрыш — бесконечное счастье и могущество. Сказка, да и только!
Но мы с вами живем в реальном мире, а не в сказке, где все дается даром, а истинная пара — всегда истинная пара и никуда от нас не денется, что бы мы ни творили.
Увы. Искать свою пару можно до позеленения, а найдя — получить неприятие, ненависть или хуже того, равнодушие. Почему, спросите вы? Ответ прост. Мы получаем ровно то, что готовы отдать. Способны и готовы любить — значит, способны и принять любовь. Способны понять, принять, взять на себя ответственность — и получим именно это. Если же мы живем как бедненькие уточки, которым все должны просто по факту существования, то и от истинной пары получим то же самое.
Потому что истинная пара — это не более чем зеркальное отражение нас сами. Не более, но и не менеe!
С.ш. Майнер, из лекции для широкой публики
3 день журавля
Шуалейда шера Суардис
Двери за Энрике закрылись, а Шу не могла сдвинуться с места. Вокруг бушевал ураган, рвал на части.
Убить! Растерзать, содрать кожу — до крови, до кости! Чтобы орал, срывая голос, и молил о пощаде. Переломать пальцы, один за другим, напиться его болью и отчаянием. Продержать его сутки без воды, чтобы потом, стоя на коленях, лакал из ладоней…
…чтобы пил из ладоней, собирал капли губами. Нежными, горячими… А потом запустить руки ему в волосы, взглянуть в глаза. Спросить — зачем? Зачем ты ушел? И услышать в ответ — я же вернулся…
Целовать рот, глаза, залечивать переломанные пальцы, поить из губ в губы вином…
Проклятье! Он не вернулся. Он бы не вернулся сам — как бы ни саднил осколок мечты глубоко внутри. Нет больше ласкового, страстного Тигренка — и не было никогда. Там, наверху, незнакомец. Пленник. Истинный шер — даже отсюда видно, как бушуют протуберанцы расплавленного золота.
Что же делать? Убить? Молить о прощении? Или выпить досуха, чтобы никому не достался?
«Нет. Не надо торопиться! — уговаривала себя Шу. — Может быть…»
Что может быть, она не знала. Нити вероятностей сгорели.
«Иди! Ну же, иди! Может быть, это последний раз, когда ты увидишь его. Ты знаешь, что сделаешь. Не притворяйся перед самой собой, маг разума. Маг правды…»
Шу коротко засмеялась и пошла наверх.
В лаборатории ничего не изменилось: те же свитки и шкатулки на столе, развешанные в простенке экспонаты из Гнилого Мешка вперемешку с оружием, полные книг шкафы. Только посреди комнаты, над опаловым озером, сияет пойманное солнце — слепит, заставляет жмуриться. Вокруг него вьются цветные струи, не то лаская, не то пытаясь утянуть в глубину.
Сморгнув видение вместе со злой слезой, Шу взглянула не на мага, а на человека: беспомощен, распят между столбов, ранен, но спина напряжена, весь натянут — дотронься, и зазвенит. Дотронуться… слизать засохшую кровь с раны на боку, провести руками по плечам. Прижаться, чтобы стало тепло. Чтобы он расслабился и застонал…
Прекрати. Сейчас же!
Нож! — позвала мысленно.
Поймав слетевшее со стены оружие, Шу подошла к пленнику. Отвела влажные пряди — он замер, не дыша, когда ее пальцы коснулись шеи — и вспорола рубашку. Рука дрогнула: острие оцарапало спину. Он дернулся и напрягся еще сильнее. Мускулы взбугрились, словно он пытался порвать цепи.
Еще два взмаха, и Шу отбросила негодные тряпки. Провела ладонями вдоль рук и ребер — только не коснуться! Злые боги, только не коснуться… — исцелила порезы и кровоподтеки.
Тигренок коротко вздохнул и снова замер.
Шагнула назад, сглотнула горький ком в горле, кинула нож обратно — лезвие просвистело в ладони от его уха, но он не шевельнулся. Обошла круг, прислушиваясь… но лишь скулил за окном ветер, стучался в стекло дождь, да трещало пламя в камине.
Тигренок молчал. Спутанные волосы прятали лицо. На обнаженной груди блестел серебряный круг — раньше его не было. Огненные блики играли прядями, дразнили: дотронься!
«Ну же, посмотри на меня! Скажи — здравствуй, Шуалейда! Скажи — хоть что-нибудь!.. Пожалуйста…»
Проглотив крик вместе со слезами, она закусила губу и успокоила рвущиеся в буран потоки магии. Обернулась ими, как коконом: спрятать страх, спрятать надежду и боль. Ни к чему сейчас… и потом тоже ни к чему.
Осторожно приподняла его голову за подбородок.
Закушенная губа, расширенные зрачки, и демоны пляшут в синих омутах… упрямство, злость, презрение…
Проклятье!
Хлесткий звон выдернул Шу из зеркальных омутов ярости: ладонь горела, на щеке Тигренка алело пятно. Буран распирал изнутри, выл: крови! Мести!
— Ты посмел! — Пощечина. — Оставить! — Еще пощечина: его голова моталась из стороны в сторону, нижняя губа треснула. — Меня!
В ответ он глянул на нее: прямо, глаза в глаза. Яростное пламя метнулось к Шу, обожгло, отбросило.