Квир

Дети их, братья с сестрами не делились на джентльменов и леди, всегда находясь в тесноте и какой-нибудь да нужде – все были те еще сорванцы! Но самой разбойницей была Алинка – безостановочна и не смолкаема, затейница, хулиганка. Ей хотелось узнать в этом мире все и сразу. В школе она училась плохо, если не сказать отвратительно. Но не потому, что была глупа, а потому, что просто была живым и подвижным ребенком, и ее невозможно было уговорить или заставить заниматься по программе. Тетя Софья корпела над нею с манерами, тетя Настя настаивала над оценками: мол, пусть она занимается изысканиями в поисках своего таланта и пристрастия, сколько вздумается, но родной язык Алина обязана знать выше тройки! И потому каждое лето тети договоривались о летних занятиях для племянницы со своим одноклассником, преподававшим в той же деревенской школе, где они и сами некогда учились.

Алине было стыдно одной из семерых ходить домой к Михаилу Георгиевичу и заниматься таким элементарным предметом, как родной язык. Тем паче, было совсем не интересно. Чувство стыда, и вследствие злости, мучило ее, когда она пробиралась с занятий тайком через сады, чтоб никто ее не видел у дядя Мишы. И кипевшая в ней смесь куда-то обязательно вылилась бы с очередным сезоном позора, если бы так продолжалось и дальше. Алинка била стекла у соседей камнями, ломала ветки деревьев, обдирала кусты и топтала грядки, пакостничая и выливаясь после занятий. Тем летом особо было невмоготу, ибо все братья с сестрами уже подросли на столько, что могли одни без взрослых гонять на великах в лес, купаться в озере. А она должна была подтягивать русский. Летом! Когда уж ей и вовсе в этом возрасте не положено на каникулах об уроках думать…

Алинка как раз вынашивала план, где бы спрятаться до самой ночи, чтоб всех наказать, но те мысли, которые и ее саму-то пугали, с легкостью разлетелись по ветру, как только она встретилась с мальчиком, на столько красивым, что о таком даже мечтать не получилось бы. Он был какой-то ненастоящий и не уместный здесь среди коряжистых яблонь, словно оживший персонаж из аниме. Алина, пока рассматривала его думала, что перегрелась на солнце или перекипела от злости, но уж никак не то, что он живой!

Глаза их встретились и она вдруг перестала думать хоть о чем либо, кроме того, на сколько он красив. Сам Тору в тот миг провалился в мысль, что ему все это уже знакомо. Он оцепенел от дежавю, которое произошло в его сознании. Тору смотрел на нее не моргая, действительно как мультяшка, но попытался компенсировать неловкость тем, что поздоровался вежливым наклоном головы. Алина же вопреки настроению, минувшему лишь пару мгновений как, вдруг перестала желать быть сорванцом, донимающим всех, и захотела понравиться этому необыкновенному созданию. Тору ни за что не догадался бы сейчас о чем она решила, а сам понял о перевертыше, как сразу обозвал про себя этот случай.

Дело в том, что подобную встречу глаза в глаза он пережил много раз. Но, тогда он был не он сам, а его отец Николай. Девчонка эта была, не Алина с перепачканным лицом, взлохмаченными волосами да в драных джинсах, а его красивой мамочкой Наоми. Там в перевертыше он был русским парнем, не японцем, а она наоборот – японской девушкой, а не русской. И все это, сразу дало понимание Тору, что все, что должно произойти в его жизни, уже началось. До этого момента была подготовка, жизнь же настоящая стартовала в тот момент, когда под ее ногой хрустнула сухая яблоневая ветка, и он, смотрящий себе под ноги, вздрогнув, поднял растерянное лицо, и встретился с ее таким же не мигающим взглядом.

Перевертыш

Бабушка Наоми, что в переводе с японского означает «красота», будучи на летних каникулах со своей институтской группой в Швейцарии, встретила дедушку Николая. Именно эту романтичную историю Ли обожала и просила пересказать ей всякий раз, когда гостила у бабули с дедулей, коих называла одним словом НаНи, сложенном из первых слогов их имен. Тогда НаНи садились в гостиной на диване, Ли сворачивалась клубочком между прародителями, положив голову деду на колени, а бабушка, укрывала ее ножки тонким пледом, прежде, чем они вдвоем начинали рассказывать внучке о своей встрече.

Николай познакомился со своей судьбой тогда, когда был в Швейцарии на каникулах, как много лет позже и его сын Тору в русской деревне летом. Только он сбежал с института на несколько недель, чтоб узнать, чего стоит. Его друг по протекции работал в небольшой столичной туристической фирме, принадлежащей родителям. Он бесплатно помог Коле с выбором доступного жилья в Швейцарии да с прочими документами, в обход работы. Был октябрь 2012, в первый день прилета Николай сидел за столиком в открытом кафе, а Наоми проходила со своими друзьями на экскурсии по улицам пригорода и они случайно встретились глазами. Русский парень и японская девушка – такая банальщина и одномоментно несуразица.

Николай знал о Японии достаточно, чтоб понимать, что он не в силах вскочить и бежать за той, что украла его взор. Наоми же больше не слышала подруг, а все оборачивалась на него, удаляясь, словно во сне. Николай успел только резко встать, от чего загремела посуда, и то ли кивнуть, то ли поклониться. Он сам не понимал, что делает, это было рефлекторно. Обычно улыбчивый парень, забыл даже о том, что такое улыбка. На него словно обрушился водопад смолы, и он горел в нем, не двигаясь и застывая. Лишь хлопая глазами, провожал ее в оцепенении.

Наоми тоже не поняла, что произошло, и не сделала ничего, позволив подружкам под руки увести ее прочь от этого странного и красивого молодого человека. Позже, когда она вернулась в отель в другом городе, где они остановились, она поняла, что не в состоянии думать ни о чем кроме того момента, как он смотрел на неё.

А Николай, влюбленный в Японию, но никогда даже не мечтавший о японских девушках, все уже решил для себя: что отыщет ее, чего бы ему это ни стоило. Теперь-то он понял, почему его так страстно интересовала эта страна. Все сложилось в единую картинку и он увидел, что непроизвольно год за годом тянулся к знаниям о Японии, о том месте, где живет его судьба.

Наоми в этот же день обратилась к руководителю своей группы и, собрав вещи, закрыла все дела с документами. Она не стала прощаться с подругами, предупредив лишь соседку, что уезжает, и чтоб та прикрыла ее во всех делах и особенно с родителями, если те позвонят в отель. Предстоял большущий скандал, но позже, а это сейчас было не главным.

Отправившись в постель, как только смогла, она пыталась уснуть, чтоб встать, как можно раньше. Но, так и не смогла выкинуть его из головы! Лишь периодически дремала, проваливаясь в короткие бурные сны, в которых слышала свой смех и видела множество его глаз, как бывает в фильмах ужаса. Ей вовсе не было страшно, когда она просыпалась. Наоборот, она вздрагивала и с досадой понимала, что ни единой пары его глаз в этой комнате нет даже в помине. А ей не хотелось больше ничего, кроме того, чтоб он снова смотрел на неё, словно она единственная, последняя девушка в целом мире.

Наутро следующего дня, Наоми не оглядываясь вышла из отеля. Не задумываясь о расписании автобусов, сразу взяла такси, чтоб поскорее вернуться в пригород. Она не знала, что будет делать и зачем. Наоми понимала только, почему она так решила и твердо была убеждена, что иначе поступить не может. Не стала звонить родителям, ведь ее группа возвращалась домой только через неделю. Это значило, что целую неделю она предоставлена самой себе. А может даже и ему, парню из кафе, который как в фильме, просто одним взглядом и своим растерянным лицом, перечеркнул всю ее жизнь.

Перечеркнул потому, что все для нее было предрешено. Расписано родителями на десятилетие вперед и прогноз на остальную жизнь был тоже ясен в общих чертах по обозначенным главным пунктам. Но, как часто бывает с детьми, которых воспитывают в строгих рамках, рано или поздно те осмеливаются выйти за пределы, выдуманных родителями, границ. Наоми перешагнула их, как только приняла решение выйти из учебной группы, не говоря обо всем остальном.