Страница 13 из 14
– А ты почему здесь? – вопросом на вопрос ответил муж, он не хотел с ним говорить, а тот заваливал его вопросами.
– А ты точно хочешь знать, что я тут делаю? – вежливо и заинтересованно спросил мексиканец.
– Ага, сгораю от нетерпения, – съязвил Гром, полагая что мексиканец просто бедный.
– Я работаю на великого мастера.
И тут, чтобы хоть как-то дать о себе знать этим двум мужчинам, которые так смотрели друг на друга как слон на козу, в разговор вмешалась я:
– Правда? И что именно ты делаешь? –
– Я работаю, познавая добро и зло. Учусь отличать одно от другого, создавать первое, отрицая второе.
– Ха! – усмехнулся Гром. – И как много за это платят?
– Как обычному мексиканцу! Я получаю 10 долларов в час.
– Ого! – удивилась я, мне даже за работу режиссера в Москве меньше платили. – Научи нас! Я тоже хочу 10 долларов в час!
– Договорились, – спокойно ответил мексиканец, доедая свой буррито. – Смотрите, фаранги, внимательно и учитесь. Если урок усвоите, то будет вам награда и больше, чем каких-то 10 долларов в час.
Он молча встал из-за стола и, ругаясь непонятными словами на испанском, направился к стойке бара. Там он, обменялся рукопожатием с владельцем, который выглядел как острый нож – темноволосый с больший открытым взглядом и яркими мыслями. Мексиканец перекинулся с ним парой слов и почему-то одним кивком указал на нас, или не на нас, может мне показалось. Но потом он просто вышел, хохоча на всю округу так заразительно, что даже владелец заведения тоже немного посмеялся и еще кто-то из посетителей за столами. Когда смех прекратился, я сказала:
– Ты видел, Гром, какой странный этот тип мексиканец?!
– Да уж, тут наркоманов пруд пруди в Гоа. А чего ты хотела, привыкай.
– Не собираюсь я привыкать, мне противно даже тут находиться среди всех этих обкурышей таких, как тот с перьями в волосах.
– Ну ладно, малышка, ты еще не видела ничего, так что не делай, прошу тебя, поспешных выводов. Тут не все такие как он, вот Гоша, к примеру, и его друзья.
Когда мы с Громом подошли оплачивать свой счет владельцу, только тут вблизи я его хорошо разглядела, он оказался с большим лбом и с приподнятой вверх взъерошенной угольной шевелюрой. Так он почему-то отмахнулся от нас, и не захотел брать деньги. Видно у него был праздник какой-то и он всех тут угощал? Потому что нам не пришлось платить ни копейки за большой обед. Мы очень порадовались и захотели прийти сюда еще в следующий раз. И мне, такой уже сытой и довольной, даже тот мексиканец почему-то показался таким симпатягой, что аж жалко его стало.
Когда мы вышли на пляж, солнце плавно тонуло в дымке. Морского горизонта не было, и небо, которое сливалось с морем, казалось, уходило вниз и еще ниже, там где красные оттенки перетекали в розовые, а потом – в сиреневые и темно-синие, где самое морское дно. Сказочно так и плавно тонуло солнце, заходя за линию, условно которая была названа именно горизонтом, но тут она растекалась по всему этому небу-морю, отчего вид был невероятно сказочно-прекрасным. И печальные тучи рассеялись разноцветными пятнами по всему гигантскому небу, которое именно тут, на самом длинном пляже, казалось огромным. Такого большого неба я не встречала никогда в жизни. Это было первое мое знакомство с пляжем Гоа и океаном, таким спокойным и немного волнительным. И можно было просто так стоять и смотреть, как делали тут многие люди, которые выходили на сансет. И больше ничего не надо было ни желать, ни думать, ни бежать, ни скитаться. Глядя с всеми остальными, кто тут находился, на эту фантастическую закатную картину, казалось что мы все уже дома, мы пришли и достигли всего в жизни, и больше нас ничего не тревожит и не заботит.
Набережная уходила на несколько километров вперед. Кого тут только не было, тут были все. Помимо индусов, казалось, тут собрались все национальности планеты, среди которых: йоги, циркачи с обручами и поями, философы, писатели, танцоры, татуированные байкеры, хиппи и еще непонятно кто, в костюме американских индейцев с длинным аж до земли венцом из торчащих белых перьев. Все выглядели необычно. Кто в белой простой одежде из хлопка, кто в кожаном топе, коротких шортах и высоких сапогах из кожи крокодила, кто – в развивающихся лоскутных юбках, в этнических украшениях с перьями в волосах, таких же как были у того мексиканца. Одним словом, все тут были из похожих семейств разношерстных наркоманов. Позже, два года спустя, я поняла как же я ошибалась, создавая свое первое такое некрасивое мнение об этих творческих и просветленных, самых добрых людях на планете. Да-да, если вы не были на пляже в Арамболе, тогда срочно езжайте туда зимой.
Откуда-то ветер доносил гулкий барабанный ритм. Впереди виднелось скопление людей. Мы подошли ближе. В центре группа барабанщиков – человек двадцать, вокруг которых танцевали, крича, улыбающиеся загорелые люди. Муж достал свой джембе и сразу присоединился в круг.
Барабаны размеренно раскачивали землю. Песок на пляже поднимался из-под ног танцующих. К группе барабанщиков присоединялось все больше новых музыкантов. Стальные пальцы били по натянутой коже. Да тут не двадцать, а теперь и все тридцать барабанов одновременно били землю. Такие крепкие пальцы барабанщиков, словно из слоновой кости и их такие мускулистые тела; все очень красивые и молодые, и такие опрятные в своем едином ритме, как единый организм. И только Гром выделялся на их фоне, он старался себя показать, от этого немного сбивался, я не понимаю в ритмах, ну вот было такое чувство, что он как будто не с ними, и от этого ошибался. А барабанщики раскачивали танцующих так естественно, и те, в танце, казались одним единым организмом с ними. Как им это удается? – думала я, – поразительно, как они гармонично сосуществуют вместе с музыкантами, словно одно целое. Они чувствуют друг друга, и именно на фоне толпы людей и целых тридцати, а то уже и сорока! музыкантов с джембе и другими ручными барабанами, это было очень ярко заметно – эта природная естественная гармония людей друг с другом, и музыка их объединяла. И люди аплодировали им, очень тщательно выбивая ритмы.
Гром колотил свой джембе. Странно, я даже не знала о том, какой он музыкант. Люди танцевали вокруг него счастливые. Я улыбнулась за Грома. Он получил то, чего хотел. Ему здесь хорошо, тут его публика, тут он – звезда. А я кто тут? – никто! Стало понятно, почему его сюда так тянуло, тут его аудитория, и он тут – как среди своей семьи, и это было так видно. И я просто порадовалась за него, хоть на душе стало обидно, что он все-таки думал про себя, в первую очередь, а как же «в мире и согласии»? А где тут согласие, когда человек думает только про себя? Ладно, надеюсь и я тут найду свое место. А как же моя книга? Нет, я не отказываюсь от своей цели покорить Голливуд, вы не подумайте, дорогой читатель, я все также туда стремлюсь и я обязательно туда попаду. Но Настя еще не знала, попадет она туда или нет, и знаете что, Настя отпустила желание вообще когда-либо туда попасть.
«Пусть это будет моя жертва в знак любви к тебе, Гром!” – подумала я, села на песок, закрыла лицо руками и заплакала. Как мне было больно расставаться с верой в мечту, которая казалось удалилась от меня теперь на непонятное расстояние, и, также как и солнце, растворилась в море и бесследно исчезла из виду. Но, также как и солнце, я знала, что она спряталась, только и всего. И вскоре возможно опять появится в небе над головою и также ярко засветит новыми красками надежды. Вот напишу книгу, продам ее продюсерам или права на экранизацию, и на вырученные деньги поеду в Голливуд! – думала я на пляже в Арамболе. – Времени теперь у меня хоть отбавляй, главное, не умереть случайно.
Гладкий мокрый песок блестел серебром и слепил глаза как во сне. Вот, Гром, я тебе этого твоего эгоизма еще нескоро прощу!
– Эй, релакс! – стукнул меня по плечу какой-то парень и тут же скрылся среди толпы в танце. Я разозлилась на него за это, какое он имел право, он меня даже не знал! Мне сразу захотелось уйти отсюда подальше, от этих наркоманов. Я сказала Грому, что ухожу, пусть остается сам там играть. Но Гром не оставил меня, он вложил джембе обратно в чехол, обнял меня и мы пошли к байку.