Страница 3 из 6
Ветер играет над дорогой осенними листьями – швыряет вверх, собирает в стаи, разбрасывает по сторонам…
Птичка в клетке
Соседскому мальчику подарили птичку в большой клетке с позолоченными прутьями. Неделю или две он наслаждался общением со своим пернатым другом. Но в конце концов из чувства сострадания решил выпустить птичку на свободу.
Он поставил клетку на балкон, открыл в ней дверку, а сам вернулся в комнату и стал через стекло наблюдать, как его друг будет прощаться со своей позолоченной тюрьмой.
Вначале «друг» долго и придирчиво осматривал балкон и распахнутое над клеткой небо, потом несколько раз опасливо высовывал наружу голову, суетливо вращая ею во все стороны: нет ли во всем этом непривычном для него окружении какого-либо подвоха, и, наконец, вот он долгожданный миг – выпрыгнул через дверку на пол, взмахнул крыльями и взвился в небо.
Но не тут-то было. Не прошло и минуты, как птичка вновь спустилась на балкон и поспешно запрыгнула обратно в клетку.
Последующие попытки выпустить «друга» на свободу оказались такими же безуспешными. Пернатый друг явно выказывал предпочтение хоть и тесной, но обжитой, «родной» клетке перед необъятными просторами внешнего мира.
Не так ли и ум человека, соорудивший для себя клетку из прошлых обид, побед, поражений, не решается с ней расстаться – все пережевывает и пережевывает прошлое, упуская настоящее, упуская саму жизнь.
Дверь в клетке открыта – лети! Весь мир открыт перед тобой! Но…
Как мы с Женей Шароновым чуть не стали индейцами
Сейчас уже не помню, из каких источников я, ученик второго класса самой обычной советской школы, почерпнул информацию о жизни индейцев. Но сама по себе идея жизни в лесу – свободной от скуки школьных уроков, полной опасности и приключений – до такой степени овладела мной, что я решил незамедлительно начать подготовку к ее осуществлению.
Первым делом под большим секретом я поведал о своих планах Жене Шаронову. Женя тут же заявил, что тоже хочет стать индейцем. Кроме всего прочего, его в этой идее привлекала возможность избавиться от чрезмерной родительской опеки. (Женя был единственным ребенком в семье, и мама с папой дрожали над каждым его шагом, стараясь во всем сына контролировать, направлять, иногда применяя для пользы дела методы физического воздействия в виде ремня.)
Мы с Женей продумали детали обустройства жизни в лесу и начали подготовку к осуществлению столь замечательной идеи. У Жени был ключ от принадлежавшей их семье сарайки, расположенной во дворе дома. В углу сарайки, за поленницей дров, мы устроили небольшой склад, куда в течение месяца перетаскивали из своих квартир кусочки сухарей и по маленьким горсточкам различные крупы, сахар, соль.
Кроме того, мы изготовили два копья – обороняться от волков и других хищников, если те осмелятся напасть на нас в лесу. Копья представляли собой тонкие двухметровые палки, на торцах которых за неимением железных наконечников мы прибили по гвоздю, сплющив затем шляпки и заострив при помощи напильника.
Естественно, мы не забыли также создать свой «золотой запас», выпрашивая под разными предлогами деньги у родителей. Точную цифру не помню, но рублей 10 набрали (дело было еще до денежной реформы 1961 года). Мы бы могли и более основательно подготовиться, но после очередной взбучки от родителей за двойку Женя сказал, что его терпенье лопнуло – бежать в лес надо немедленно.
На следующее утро, основательно позавтракав и прихватив с собой увесистые бутерброды, мы якобы пошли в школу, но, завернув за угол, быстро обежали дом с другой стороны и вдоль строя примыкавших друг к другу сараек добрались до Жениной.
В сарайке вытряхнули из портфелей учебники, тетрадки и прочие излишние для индейцев вещи. Замаскировали всё среди дров. Один портфель сделали продовольственным, сложив в него бутерброды, сухари, крупы, соль, сахар. В другой положили топор (а как же в лесу без топора!), ножик, спички, фонарик, гвозди, походный котелок и бельевую веревку. Достали из тайника наши копья и пошли в лес.
Из окружающих город лесов мы выбрали тот, который начинается за поселком Волжский. Женя в нем ни разу не был, но я считал себя большим знатоком того леса, так как неоднократно ходил в него за грибами и ягодами вместе с отцом и старшим братом. Обычно мы на пристани «Дворец культуры» садились на речной трамвайчик, примерно через час выходили на пристани «Мехзавод», поднимались вверх по речному склону и через поселок Волжский шли в лес. Весь путь занимал часа три, не больше.
Утро нашего побега выдалось морозным. До Волги мы добрались быстро, еще храня в складках одежды тепло домашнего очага. Далее предстояло идти по льду реки. Дабы сократить путь, мы заранее решили не переходить Волгу по прямой, с берега на берег, а идти по диагонали, ориентируясь на силуэт здания шлюзов. Подняв воротники пальто, завязав покрепче ушанки так, что наружу выглядывали только глаза и кончики носов, мы ступили на заснеженный лед.
Встречный ветер заставил нас пригнуть головы. Вначале мы шли плечом к плечу, потом для экономии тепла и сил разумно решили идти след в след, поочередно меняясь местами. Ветер крепчал, далекий силуэт здания шлюзов становился все менее заметным, а затем и вовсе исчез за пеленой густой снежной мглы.
Около часа мы двигались молча, но упорно вперед, ориентируясь по смутным очертаниям берегов и постепенно приближаясь к другой стороне реки.
– Далеко еще до леса? – спросил наконец Женя, обходя меня сбоку, чтобы сменить в роли ведущего.
– По Волге – столько, сколько прошли, или чуть больше, а потом через поселок еще идти надо.
Женя остановился, повернулся лицом ко мне:
– Мы не дойдем, выбьемся из сил и замерзнем.
– Да, – согласился я, – летом на речном трамвайчике мы с отцом быстро добирались, а пешком по снегу получается очень медленно, и устаешь.
– Надо искать другой лес, поближе, – резюмировал Женя.
– Хороший лес есть около железнодорожной станции Просвет. Она недалеко от Рыбинска. Я видел из окна поезда – там по обе стороны железной дороги сплошные елки растут.
– Надо ехать в лес на поезде, чтобы выйти, чуть-чуть пройти и сразу шалаш для жилья строить, костер разводить.
– Да, пойдем к нашему берегу. Я знаю, где тут летом пристань была, а недалеко от нее было кольцо автобусное. Сядем на автобус, доедем до вокзала.
Мы развернулись назад и минут через сорок в том месте, где летом была пристань «Свобода», замерзшие и чуть не падающие в снег от усталости, наконец, снова вышли на берег.
Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания прохожих, копья спрятали среди лежащих на берегу Волги бревен.
Пока добирались автобусом до железнодорожного вокзала, случилась другая напасть – набившийся на Волге в валенки снег постепенно растаял, ноги отсырели, и от этой сырости по всему телу шел жуткий холод. Нужно было где-то найти место, чтобы разуться, просушить валенки, носки, согреть ноги. В холодных залах железнодорожного вокзала такого места не нашлось. Потоптавшись немного в очереди возле касс, все еще чувствовавшие усталость и дрожащие от холода, мы решили немного повременить с лесом.
Я предложил идти от вокзала во Дворец культуры. Там есть маленький боковой вход, откуда идет лестница в библиотечные залы. Дверь должна быть открыта, так как читальный зал работает очень долго. За дверью в тамбуре вся стена увешана отопительными батареями. Там всегда очень-очень тепло, можно прижаться к батареям, сверху положить мокрые носки. Заодно и перекусим бутербродами, а то уже кишки от голода сводит.
Собрав остатки сил, мы покинули здание вокзала и вновь окунулись в снежную круговерть. На улице было темно. Какая-то женщина остановила нас на полпути, принялась расспрашивать, почему мы еще не дома, не лежим в своих кроватках. Я разъяснил ей, что нам срочно надо в библиотеку. Какое-то время она упорно шла рядом с нами, потом отстала.