Назад в Эрдберрот

* * *

В пространных описаниях своей разнесчастной любви я совсем забыла упомянуть о новой работе, куда я устроилась после шестилетнего пребывания в нашем крошечном болотце со странностями. Не скажу, чтобы на новом месте было что-то выдающееся и заслуживающее особого внимания. Народу было довольно много, и если у кого-то и были странности, они не так были заметны. То есть концентрация чудаковатых людей была намного слабее из-за большого количества персонала и просторности офиса.

Правда, в самом начале именно меня и посчитали за странную. Точнее так решила одна из коллег, с которой, впрочем, мы потом сдружились. Я имею такую привычку, как составлять список продуктов, если планирую поход в магазин. И так как эти продукты приходили мне в голову иногда в течение рабочего дня, то я брала из стопки бумажный квадратик и записывала все, чтобы не забыть. Бумажонку я потом складывала и засовывала в карман джинсов. Моя будущая подруга с любопытством наблюдала за мной, как за новенькой, и мои махинации с бумажкой почему-то у нее вызвали какие-то странные мысли. Ей представилось, что я чуть ли не ведьма, которая записывает что-то вроде заклинаний или проклятий, когда мне что-то не нравится. Она в ту пору была беременна, и я прощаю ей тот бред, что роился у нее в голове насчет меня. Тем более, потом еще выяснилось, что она не видела, как я засовываю их в карман. Она думала, что я пишу, сразу комкаю и выбрасываю. Ну, в подобных действиях и впрямь, наверное, могло быть что-то настораживающее.

Может, я кому-то еще показалась странноватой, больше мне в этом никто не признался. А в общем, ничего тут такого нет. Не зря существует такое выражение: «Каждый из нас – чей-то странный коллега по работе». Обожаю эту фразу.

Зато была у нас барышня по имени Маша Стручкова, не столько странная, сколько раздражающая. Причем раздражала она, честное слово, не только меня. Это была очень высокая и худая, стриженная под каре блондинка. Перемещаясь по нашему кабинету, она ручки всегда держала перед собой согнутыми в локтях и со свешенными ладонями. И от этого ее руки напоминали лапки крыс, которые шли в воду за дудочкой Нильса в мультфильме «Заколдованный мальчик». Поэтому иногда за глаза мы ее так и называли, Крыса. Она, в общем-то, была неплохая. И я даже допускаю мысль, что если бы мы встретились где-то вне работы, то могли бы подружиться. Но вот во время рабочего процесса она бесила, работать с ней было некомфортно, а еще очень нервировали ее дурацкие словечки, которые она сама выдумывала и постоянно произносила умильным полудетским голоском. А если учесть, что барышне было за сорок и ростом она была выше меня на голову, то выглядело это как-то не очень. В самом начале, когда она к нам только пришла, она называла сама себя Лапуля, причем говорила о себе в третьем лице. Например, Лапуля пойдет на обед, Лапуля хочет покурить. Мы просто тихо ржали, но одна из наших девиц, с которой «Лапуля» умудрилась подружиться, не выдержала и сказала ей, чтобы больше она это слово не слышала. К нашему удивлению, Стручкова послушалась. Но у нее был целый арсенал других замечательных слов. Когда она складывала куда-то документы, она называла это «гнéздить» с ударением на первый слог. А если, напротив, разбирала документы, то это звучало так:

– Копóшу кучку! – с ударением на второй слог.

Еще она любила часто употреблять омерзительное слово «печалька». Но все-таки в основном свои глупые фразочки и словечки Маша придумывала сама, заведомо зная, что они неправильные. Так она своеобразно кокетничала. И, конечно, ни в какое сравнение это не шло с перлами моей бывшей главной бухгалтерши Ани Собакиной с предыдущего места работы. Среди оговорочек той я специально записала такие как «пневмоническая машинка», это вместо «пневматической», которую мы продавали. Потом, по ее словам, она как-то после вечеринки подвозила до дома подвыпившую «нерентабельную» сестру. Надеюсь, вы поняли, что она имела в виду «нетранспортабельную». А однажды ляпнула, что ничего не меняется в доме Обломовых. «Лапуля» Стручкова все-таки этим не страдала.

Тем не менее бывали и забавные ситуации, связанные с ней. Как-то в очередной раз мы с коллегами из нашего кабинета, и со Стручковой в том числе, пришли в нашу небольшую офисную кухню-столовую на обед. У нас там имелось четыре обеденных стола, кофемашина, две микроволновки, тостер и аж два холодильника. Кухня была светлая за счет двух огромных окон, располагавшихся рядом. Под каждым из окон находилась отопительная батарея.

На одной из батарей сушилась какая-то темная тряпка, похожая на панталоны. Я пригляделась и обмерла. Действительно, панталоны.

– Надо же! Кажется, это труселя сушатся! – воскликнул кто-то из девчонок, привлекая внимание коллектива.

– А это мои утеплительные трусы, – объяснила, немного смутившись, «Лапуля». – Я протекла, поэтому постирала их и повесила сушиться. У нас-то батарея только у главного бухгалтера в кабинете, я как-то постеснялась к ней туда их повесить.

То есть к главному бухгалтеру в кабинет – стыдно, а в кухне, в которой постоянно толчется народ из двух организаций – нашей и материнской, причем большей частью мужчины, не стыдно. Кто-то из наших девчонок прыснул, кто-то сделал круглые глаза и покачал головой, одна выдавила «ну, ты даешь». Развеселившись таким образом, мы поели и вскоре ушли.

Через какое-то время зайдя снова в кухню, чтобы налить чайку, я застала там секретаршу и ее подругу, начальницу одного из отделов.

– Нин, – обратилась ко мне секретарша, славившаяся любовью к сплетням и обсуждению всех и вся. – Ты представляешь, кто-то сюда трусы повесил! Вообще с ума посходили!

– А, да, я знаю, – ответила я. – Это Стручковой, она их постирала.

Я тоже не против иногда посплетничать, особенно когда дело касается «Лапули». Секретарша с подругой прокомментировали ситуацию на том языке, который я не могу, к сожалению, употребить в книге.

– Слушай, Нин, скажи ей, чтобы убрала их на фиг, – попросила она меня, когда я с чашкой чая отправилась на выход. – Ну позорище же, мальчишки сюда приходят, а тут эти панталоны!

– Хорошо, Свет, я скажу, – весело ответила я и отправилась в кабинет. Там я намекнула «Лапуле», что ее трусы вызывают всеобщий интерес и лучше бы ей их спрятать. Дождавшись, когда кухня опустеет, она сбегала и забрала свои панталоны. Бедная Стручкова сама уже была не рада, и ей не хотелось, чтобы кто-то видел, что это она их забирает. Она не ожидала, что я такая болтушка.

Еще у нее была одна привычка, над которой тоже укатывались все, кто про это знал. У нас периодически устраивались некие подобия корпоративов по небольшим торжественным поводам. К этому не относилось празднование Нового года или годовщины компании. В такие даты праздник организовывался совместно с головной организацией по полной программе, с выездами в ресторан или с заплывом на пароме в теплое время. А чьи-то дни рождения, 8 марта и 23 февраля мы отмечали относительно тесным коллективом нашей фирмы в той самой кухне. Столы сдвигались, вытаскивались дополнительные стулья, в общем, места нам всем хватало. В качестве угощения чаще всего были осетинские пироги или пицца, различная мясная и сырная нарезка, овощи и фрукты. К нарезке прилагался хлеб.

И вот мы стали замечать, как каждый раз в процессе любых посиделок наша «Лапуля» накладывает так невзначай себе на тарелку крысиными лапками по нескольку бутербродов или кусочков пиццы, сидит для приличия некоторое время, затем встает и удаляется. Часть наших коллег такое тоже практиковали, но это только в том случае, если им требовалось срочное присутствие на рабочем месте, а кушать хочется. Они обычно брали что-то вкусненькое и уходили с концами. Стручкова же минут через десять возвращалась в кухню, садилась как ни в чем ни бывало обратно за стол и подключалась к празднованию. Потом через какое-то время она повторяла манипуляции с накладыванием на тарелку и дальнейшим вынесением бутербродов из кухни, и так могло происходить за одни посиделки несколько раз. Особенно это бесило, когда праздник был общий, на который скидывались все из своего кармана. Кто-то из девчонок нашего кабинета в один из таких дней даже заглянул тайком к ней в тумбочку. Одна из полок была буквально набита едой, которую Крыса успела натаскать с общего стола. Из тумбочки разило колбасой и пиццей.