Страница 11 из 12
Сейчас, идя в школу, я с грустью думаю, что мама и папа в итоге оказались правы. Вот она, дорога: такая привычная и обычная. И я шагаю по ней туда и обратно уже который день. Без Дариши. Меня это совсем не останавливает. Не мешает идти дальше. «Просто мне нужна золотая медаль. Нужна, чтобы заслужить встречу с Даришей. И чтобы заработать дополнительные баллы для поступления в медицинский. Тогда я сама смогу помочь ей, если её ещё не успеют вылечить, и тем, кто страдает от такой же редкой болезни», – мысленно успокаиваю я себя. Только, надеюсь, встретимся мы всё-таки гораздо раньше, чем мне эту медаль вручат. Если я вспомню нашу узелковую азбуку и успешно сдам экзамен по правдоподобному вранью. И тогда… тогда Дариша либо выздоровеет окончательно и вернётся домой, либо её состояние улучшится, и мне разрешат её навещать.
Здание школы даже снаружи начало казаться мне совсем другим с тех пор, как я стала входить в его двери одна, без Дариши. Одиноким и печальным. Вечно тоскующим. Я точно знаю причину этой тоски. Поэтому каждый раз, подходя к нему, я смотрю в его окна-глаза с пониманием. И сочувствием. В орущей, смеющейся толпе можно находиться очень долго, дышать с этими людьми общим для всех воздухом, но всё равно не заразиться от них вирусом веселья, если среди них нет всего лишь одного человека. Очень важного для тебя человека, которого так не хватает. Мне кажется, ещё с тех пор, как Дариша перестала приходить сюда, школа – вот этот четырёхэтажный дом из холодного бетона – по-настоящему скучает по ней. Хотя здесь и без неё всегда много людей. И всегда шумно и весело.
День сегодня точно будет такой же, как всегда. Если в школе что-то и случается особенное, то только первого сентября или по праздникам, когда в класс входит директриса или кто-то из учителей, торжественно что-то объявляют, с чем-то нас поздравляют. А сегодня не праздничный и не первосентябрьский день. Просто сентябрьский. С тех пор, как папа вынес Даришу на руках из дома и мама мне объяснила, почему пришлось это сделать, я не люблю новости. Не люблю того, что все называют «происшествиями» или «сенсациями». Не хочу слушать их и читать. Потому что среди них очень мало хороших. Гораздо больше таких, от которых перед глазами вдруг всё чернеет, уши закладывает и хочется спрятаться в какой-нибудь бункер или сбежать в другую реальность, забыв своё имя. Что-то подобное я испытала, узнав новость о Дарише. А ещё – задолго до этого: в ночь, когда на меня напала бабочка-монстр. Я так и не перестала бояться бабочек и плохих вестей.
В кабинете истории – мокрые и скользкие полы и противный запах грязной тряпки, которой эти полы недавно помыли. Девчонки толпятся возле учительского стола и что-то шумно обсуждают. Мальчиков пока совсем мало – они у нас все приходят либо за минуту до звонка на первый урок, либо уже после него. Историчка Алла Васильевна, наша классная, называет таких «опаздунами».
Заметив меня, одноклассницы наперебой кричат:
– Дин, слышала новость?
Ну, вот. А ведь день так хорошо начинался. Стоило мне только подумать о том, как я не люблю новости, – и почти сразу…
– Он должен прийти сегодня!
– Ага. Прямо к первому уроку, наверно.
– Скоро увидим, что это за чудо.
– Таинственный незнакомец – интрига интриг!
Какая же это новость? Просто очередная сплетня. Нам уже столько раз обещали новеньких, – и учителей, и учеников, – но никто так и не пришёл.
– Дин, а вот и не сплетня! Стопроцентная инфа! Вот прозвенит звонок – сама увидишь.
Неужели я произнесла слова про сплетню вслух? Ну и ладно. Да пусть приходит кто угодно. Если такое «событие» никак не помешает мне продолжать идти на золотую медаль и красный диплом, – а значит, день за днём зарабатывать для себя шанс увидеться с Даришей и поступить в медицинский, – то это и не событие вовсе, и мне вообще всё равно. Может, в этот раз новость окажется не пугающей и шокирующей, как обычно случалось до сих пор с другими новостями, а просто… никакой. Пора наконец-то перестать их бояться. Приняв такое решение, я будто сразу же становлюсь бесстрашной. Кажется, мне и вправду уже всё нипочём. В ответ на всё ещё звучащие громкие восторги девчонок, которые пытаются и меня удивить и поразить «сенсацией», я молча пожимаю плечами и прохожу к своему месту за второй партой. Два – наше любимое с Даришей число. И не только потому, что у нас всего было всегда по два, и нас с ней двое – вдвоём мы, кстати, даже сейчас, хоть я и не знаю, где она находится. Просто другие числа казались нам какими-то ненастоящими, выдуманными, уродливыми. Три, например, – это два плюс один, один – это два минус один. А к двум никак нельзя ничего прибавлять. Ничего и никого. И отнимать от двух – преступление. Это против правил. Против наших с Даришей правил.
Поэтому здесь, за второй партой, я сижу одна. И все к этому привыкли – никто давно уже не пытается ко мне подсесть, а учителя никого ко мне не подселяют. Они видят, что я вроде бы со всеми, не пугливый зверёныш какой-то, не изгой, но в то же время – сама по себе, и уважают это моё право и желание. О том, что я на самом деле не одна, а до сих пор всё равно с Даришей, знаю только я. Как и о том, что место рядом со мной, за моей второй партой, – её место. Я не хочу, чтобы кто-то его занимал. Ни здесь, в школе, ни вообще в моей жизни. Ведь это будет предательством по отношению к ней. Так что неудивительно, что друзей у меня нет.
Задумавшись, я перестаю следить за временем и тем, что происходит вокруг. Мы по-прежнему вдвоём с Даришей, папа ещё никуда её не унёс из дома – всё это только в моей, невидимой для всех, реальности. В ней мне всегда так хорошо, поэтому я чаще там, чем здесь. Внезапно из неё меня выдёргивает пронзительное дребезжание звонка на урок и строгий, командный голос Аллы Васильевны, призывающей всех успокоиться и «настроиться на рабочий лад». Рядом с ней у доски стоит ухмыляющийся черноглазый парень с зелёной чёлкой и серьгой в ухе, жующий жвачку. Так вот она какая, наша сегодняшняя «сенсация». Ничего сенсационного. Ну, если не считать зелёную чёлку и серьгу – но кого сейчас всем этим удивишь? Даже в школе. Просто теперь нас тут – тридцать плюс один. Вот и всё. Это меня совсем не шокирует, как обычно другие новости. Значит, я наконец-то научилась не бояться их, наверно.
Алла Васильевна представляет новенького. Почти все её слова я пропускаю мимо ушей, потому что снова задумываюсь об узелковой азбуке. Мне кажется, чем чаще я о ней буду думать, тем больше у меня шансов поскорее вспомнить, что означают строчки-ниточки и буквы-узелки. Я ведь знала это когда-то, мы с Даришей обе знали, – как можно было в один день всё напрочь забыть? То есть сразу же после одного дня, когда…
– Ты не против?
Конечно, против, но от моего ответа, кажется, уже ничего не зависит – новенький решительно отодвигает стул рядом со мной и усаживается на него. Как его, кстати, зовут? Я всё прослушала. Он, каким-то чудом догадавшись об этом, шепчет:
– Витас.
Теперь он вопросительно смотрит на меня. Я усиленно делаю вид, что внимательно слушаю Аллу Васильевну и не собираюсь отвлекаться от урока. Хотя почему «делаю вид»? Это, в общем-то, так. Но ещё я хочу дать Витасу понять, что ему лучше поискать другого соседа или другую соседку по парте. Тут много тех, кто точно обрадуется ему и совсем не будет против – особенно среди девчонок. А место рядом со мной хоть и кажется свободным, но на самом деле занято. Так и не дождавшись от меня ответа, Витас усмехается и начинает ещё активнее двигать челюстями, жуя жвачку – странно, что Алла Васильевна до сих пор не сделала ему замечание.
После звонка с урока я немного задерживаюсь в кабинете, дописывая эссе. Витас тоже не торопится уходить. Я боковым зрением замечаю, что он как-то чересчур медленно собирается и всё время оглядывается по сторонам. Когда в кабинете кроме нас остаётся только несколько человек, он, приблизив ко мне лицо, говорит:
– Что-то ты не очень общительная. Так у вас тут встречают новеньких?