Шизо и Зоо

– Я в этой семье, например, самая красивая!

– Да я тебя как в первый раз увидел, чуть не умер от страха!

– Ну, ты! Фредди! Перешёл все границы дозволенного! Негативные чувства обычно имеют триггер – событие или мысль, которая вызывает тревожный ответ! Будь осторожен, сопляк!

Она резко вынула из-под дивана бутылку с недопитым белым вином и швырнула её мне в голову. Я увернулся, плюнул рядом с ней на пол, выругался матом и ушёл в свою комнату.

Через час кто-то позвонил в двери, мама открыла и о чём-то разговаривала минут двадцать с тётей Катей. Это точно была она, этот прокуренный голос нельзя спутать ни с чем в мире. В итоге, судя по крикам, они, как всегда, поругались. Мать минут через тридцать вернулась в комнату, но не стала долго задерживаться, после чего воцарилась тишина. Несколько минут спустя мама принялась заливаться истерическим смехом. Да так громко, что меня так и подмывало спуститься и узнать, в чём дело. Ибо между нами произошла ссора, в этом не было никакого смысла. Моя мама – не быстро отходчивый человек. Она может обижаться неделями.

Минут через сорок явился отец. Я так обрадовался, бегом спустился вниз, но мама затащила его на кухню и заперла за собой дверь.

– Папа?

– Фредди, погоди, я разговариваю с твоей мамой на личную тему.

– Па, я не хотел её обидеть, просто она вывела меня из себя своей безразличностью и поверхностностью! Па?

– Фредди, я сказал – подожди!

Я просто стоял и ныл около запертой кухонной двери, объясняя ей – двери, что я не виноват в перепалке с мамой. Ручка опустилась вниз, дверь отворилась, отец вышел из комнаты, в упор глядя мне в глаза.

– Фредди, скажи мне, ты вообще больной?

– Я не виноват, она меня вывела!

– Я не о том.

Он открыл ноутбук, на котором шёл фильм о том, как я сижу у Кати Ковалёвой на диване, смотрю русский боевик и дрочу себе и пекинесу.

– Па, нууууууу, эээээээ! Вот смотри, перемотай немного назад, он трахал мою ногу, видишь? Мне стало его жалко, и я решил ему помочь, вот и всё.

– Ты решил подрочить собаке? О господи, какой позор!

– Вот сучка, оставила включённой камеру и ушла!

– Подбирай выражения, хам! Совсем распоясался! Разве я тебя такому учил?

– Ты – нет, это всё мама!

– Пьер-Алан, я его такому тоже не учила, клянусь! – проговорила заплетающимяся языком мать откуда-то из-за спины отца.

– И ты! Что ты, постоянно пьяная, несёшь? Перестань пить или закодируйся! Мне надоело это всё! Что за семейка!

– Я тебе обещаю, с завтрашнего дня я начну бегать, заниматься спортом!

– Хорошо, я посмотрю, как ты выполнишь своё очередное пьяное обещание! Словоблуда! А ты, Фредди, чистить зубы и спать! Завтра поговорим с тобой серьёзно!

– Ок, папа. Покойной ночи!

– Стой! Ты сделал домашнее задание?

– Нет, я же читал русский фильм у тёти Кати и ухаживал полдня за пекинесом.

– Ну да, точно, ты был занят, я видел на видео.

– Пап, ну перестань. Я сейчас быстро сделаю, нам немного задали.

– Хорошо, иди. И спокойной ночи, заодно.

– Пап, может, всё-таки поговорим? Мне нужно столько тебе сказать!

– Не сегодня, извини.

После этого случая отец отдалился от меня. Не пожелал даже выслушать мои идеи по поводу спасения мира. Они с матерью, казалось, стали на одну сторону, взялись за моё воспитание, проверяли каждый мой шаг. Постепенно я начал ненавидеть их обоих.

Мама на удивление принялась за изучение новой жизни под названием ЗОЖ. Но в её случае это был полный пиздёж. Хотя она настолько старалась всех удивить и переубедить, что иногда у неё это неплохо выходило. Между запоями и наркотой, как она говорила, срываются иногда с катушек все, она умудрялась вести до фанатизма трезвый образ жизни. Колотить маски из свежей крапивы, вырванной в лесу, пить смузи из шпината, много воды. Ой, как я смеялся, когда эта растяпа рвала крапиву в перчатках для бега, через которые растение обожгло ей все руки, потом она сложила это всё в карман спортивной беговой куртки, через которую крапива искусала ей весь бок. Мать в соплях и в слезах бежала со своей маской для волос и тела в кармане домой, жалуясь на проклятое, по её мнению, растение, часть которого она заваривала и втирала в свои тонкие волосы так интенсивно, что я думал, эта лапша у неё на голове сотрётся и останутся залысины. Остальную часть жгучего улова она перемалывала в блендере с яблоком и мёдом, обмазывая всё тело кремом, похожим на взбитый понос. Я удивлялся её генетике, честно. Она становилась ещё более красивей и привлекательней. На дорогах ей вслед из проезжавших машин свистели малолетки, не понимая даже того, что по улице в лосинах бежит тётя Агнешка, а не какая-нибудь двадцатилетняя Барби с торчащими сосками. Хотя малолетки любят тёток постарше. Опыт-то откуда-то нужно брать. А юных краснолицых девчат распечатывают обычно герои постарше, награждая тех своим малым, но уже имеющимся опытом. Вечный круговорот жизненной несовместимости раздражал меня. Ничего в этом мире не было одинаковым, равным, совместимым. Постоянно чего-то не достаёт здесь, не хватает там. Даже элементарных палочек, чтобы были одинаковые, в лесу найти невозможно. Всё, всё в мире абсолютно разное. Казалось бы – две руки, две ноги у человека должны быть одинаковыми. Но нет же, всё разное. Даже сиськи у тёти Кати Ковалёвой оказались разного размера. Этот монстр стал моей первой женщиной, перевоплотившись в моих глазах в нечто святое и даже сексуальное. А я стал первым у её пекинеса. В течение полутора года она всячески пыталась намекнуть мне о том, что видео, которое она, «по ошибке, естественно», передала моим родным, носило для неё особый характер. Она никогда не видела такого большого и взрослого пениса у малыша, как она меня порой называла. Пару раз у нас доходило дело до обнимашек посреди улицы, после чего она бегала, причитая, по дороге:

– О боже! О боже, нет, меня посадят из-за тебя в тюрьму!

Я хотел её так же сильно, как и она меня. Вообще-то я хотел всех подряд, даже её пекинеса. Мне было наплевать, кого и каким образом, лишь бы это, наконец, свершилось.

В мой день рождения, мне исполнялось уже 16, я не мог себя более сдерживать от переживаний за свою семью. Прямо в мой праздничный день я застал мою мать у нас в доме, в сауне внизу с каким-то мужиком.

Я знал, что она изменяет отцу, но чтобы так внаглую, не ожидал. Молодая жена гуляет, странно. Может, он имел для нее особое значение?

Подсмотрев в щель, выходившую в коридор сауны, где висели веники, которыми пользовалась лишь мать, избивая себя по ягодицам, я увидел неприглядную сцену. В Швейцарии не принято в сауне размахивать ветками. Они просто парятся, спокойно валяясь на деревянных полках. Я увидел, как наш сосед отменно имел мамулю, прямо искусным образом. С разворотами, поворотами. Мне даже первый раз показалось, что она, и правда ведь, истинная красавица. Трахаться хотелось так, что стало невмоготу. Я выбежал из дома, перешёл второпях дорогу, вырвал с корнями на клумбе какой-то цветок и позвонил в дверь Катюши. Ой, что я с ней делал, невозможно представить! У неё такого ещё никогда не было. Раз за разом мой член поднимался снова, не желая отпускать ни на минуту трясущееся белое тело с огромной дырой между ног. Теперь понятно, почему она была одинока. Не из-за того, что рыжая и конопатая грубиянка с окурком в зубах и поводком в руках. В такую глубокую пещеру трудно отыскать постояльца.

– Фредди?

– Да, моя королева?

– Ты заметил, что я похудела?

– Ну конечно, заметил. С тебя же льётся пот ручьями, особенно со спины. Тебе бы неплохо было бы заняться спортом.

– Ты с ума сошёл, какой ещё спорт? Я еле нахожу в себе силы покормить собаку после твоего ухода. У меня всё тело болит, особенно там.

– Не может быть, чтобы у тебя там что-то болело!

– Я же нежная и страстная, конечно болит. Поцелуешь?

– Фу, не!

– Что ты сказал? Повтори!

– Говорю – не сегодня.