Страница 14 из 23
– Да, мисс Нильсон скоро вернется домой.
Глава XIV
Настоящая Билли
В самом начале мая пришло непринужденное письмо от Билли, в котором она сообщала о своем скором возвращении.
«Я буду очень рада вас всех повидать, – писала она в заключение, – я так давно уехала из Америки!» И подписалась: «С наилучшими пожеланиями».
Билли больше не писала «С любовью».
Уильям немедленно начал строить планы и готовиться к приезду Билли.
– Уилл, она не написала, что приедет сюда, – напомнил Бертрам.
– А зачем это писать? – уверенно улыбнулся Уильям. – Это подразумевается само собой. Ведь здесь же ее дом.
– Но она не была в Страте несколько лет, а домом она зовет Хэмпден-Фоллс.
– Я знаю, но это было раньше, – возразил Уильям с тревогой. – К тому же тот дом, кажется, уже продан. Ей остается только приехать сюда, Бертрам.
Уильям был так уверен в том, что Билли вернется в дом на Бикон-стрит, что Бертрам тоже в это поверил. Он наблюдал, с каким энтузиазмом старший брат обустраивает для нее комнаты, и вскоре сам заразился надеждами Уильяма. Что это были за приготовления! Даже Сирил в этот раз положил на пианино Билли экземпляр своей новой книги, а также кучу новых нот. И эти ноты были опасно близки к регтайму.
Наконец все было готово. Ни одна пылинка не ускользнула от взгляда Пита, ни одно украшение не избежало заботливых рук Уильяма. В комнатах Билли повесили новые занавески и постелили новые ковры. В комнате миссис Стетсон тоже. Самый новый и лучший «девичьий лик» улыбался со стены над пианино Билли, а на каминной полке красовались ценнейшие сокровища Уильяма. И уж конечно, среди них не было ни пистолетов, ни ножей, ни удочек.
Комнаты наполнили вещами, соответствующими тонкому женскому вкусу: зеркало, рабочая корзинка, низкий стул для рукоделия, столик с чайным подносом. Везде расставили розы, вверху и внизу, воздух загустел от их аромата. В столовой Пит мотался, как маятник, но это был радостный маятник, не желающий терять ни секунды. Печаль царила только в кухне, потому что Дон Линг испортил огромную плитку шоколада, пытаясь приготовить любимые ириски Билли. Даже Спунки, который вырос в гладкого, ленивого и величественно безразличного кота, принял праздничный вид. Его толстую шею впервые за много месяцев украсил розовый бант впечатляющих размеров.
– Понимаешь, – объяснял Уильям Бертраму, – я повязал ему ленту, чтобы он выглядел поуютнее и стал больше похож на Спунка. Когда Билли уехала за границу, она сильнее всего скучала по котенку. Тетя Ханна так сказала.
– Знаю, но все же Спунки – не Спунк, сам понимаешь, – сказал Бертрам, припомнив, как Билли радостно вынула из корзинки серого котенка с огромным розовым бантом.
На сей раз не было нужды в тайной поездке в Нью-Йорк. Трое братьев решили встретить Билли, и они ее встретили. Единственным облачком на их горизонте было появление Колдервелла. Тот тоже пришел встречать Билли, и братья Хеншоу вдруг поняли, что Колдервелл им не нравится. Билли очень обрадовалась, увидев их. И увидев Колдервелла. Пока она разговаривала с ним, братья Хеншоу разглядели ее получше и решили, что время было к ней очень благосклонно.
Они увидели стройную девушку с королевской осанкой. Подбородок, пусть мягкий и округлый, все равно выдавал решительный характер. Взгляд остался трогательным и блестящим, но теперь в нем таились какие-то влекущие глубины. Вьющиеся волосы Билли заправляла за прелестные ушки, а выбившаяся из прически прядь горела полированной бронзой. Щеки чуть побледнели, но легкий румянец не покинул чистую гладкую кожу. Взглянув на ее губы, Бертрам сразу захотел рисовать. Они были не крупными и не тонкими, розовыми, с восхитительным изгибом… Рисовать, конечно же рисовать! Уильям тоже смотрел на ее красивый рот. Он не знал, что, разговаривая с Билли, почти все люди замечали ее губы. Уильям хотел, чтобы Билли говорила с ним, а не с Колдервеллом. И только Сирил обращал на Билли мало внимания, потому что говорил с тетей Ханной. Впрочем, ему показалось, что Билли ничем не отличается от других веселых, беспечных и шумных молодых женщин, каких он знал – и не любил. Сирил подумал, что жизнь с юной тезкой Уильяма не будет таким уж невероятным удовольствием.
Через час Билли, тетя Ханна и Хеншоу приехали в отель. И только тут братья Хеншоу начали узнавать прежнюю Билли, которую они хорошо знали.
– Я так рада вернуться! – воскликнула она. – Америка – лучшее место на земле!
– А Бостон – сердце Америки, – напомнил Бертрам. – И он ни на йоту не изменился, разве что стал больше. Завтра сами увидите.
– Да я дни считала до приезда в Америку! А что вы все теперь поделываете?
– Новые «девичьи лики» ждут вашего одобрения, – скромно сказал Бертрам.
– А также горы черного базальта и чайников? – спросила она у Уильяма.
– Не без этого, – засмеялся Уильям.
– И, конечно, новая музыка? – Билли посмотрела на Сирила.
– Право, все это сущие пустяки, – пробормотал он.
– Я хочу видеть все. Я мечтала о том, что буду делать в Бостоне, правда, тетя Ханна?
– Правда, моя дорогая, – с нежностью отозвалась старушка.
– Если вы согласитесь мне позировать, я позволю вам болтать без умолку, – вдруг некстати заявил Бертрам.
Билли вздернула нос.
– Вы полагаете, сэр, что после такой речи все еще этого заслуживаете?
– А что твои уроки музыки? – вмешался Уильям. – Ты мало упоминала об этом в письмах.
Билли замялась и бросила взгляд на Сирила, но тот вроде бы не услышал вопрос брата, занятый разговором с тетей Ханной.
– Я играю, немного, – уклончиво пробормотала девушка. – Расскажите лучше о себе, дядя Уильям.
Повторять просьбу не потребовалось. Но посреди речи Уильяма в ответ на какую-то его фразу Билли вдруг удивленно воскликнула:
– Домой с вами? Дядя Уильям, о чем вы? Вы полагали, что я по-прежнему буду докучать вам?
Уильям побледнел, а потом покраснел.
– Билли, ты нам не докучаешь, – тихо сказал он, печально глядя девушке прямо в глаза.
– Простите меня, – вежливо сказала Билли. – Я высоко ценю вашу доброту, но, конечно же, и подумать не могла о таком.
– И не нужно думать, – вставил Бертрам, почувствовав, что ситуация накаляется. – Просто поедем и всё.
Девушка покачала головой.
– Вы все очень добры ко мне, но не думаете же вы, что я на самом деле поселюсь у вас? – возразила она.
– Разумеется, думаем, – быстро сказал Бертрам. – Мы все подготовили. Даже замаскировали Спунки под твоего Спунка! Я могу поклясться, что Пит несет вахту у окна на случай, если мы приедем сегодня, а Дон Линг, наверное, перепортил уже ящик шоколада. Он готовит ириски.
Билли засмеялась и заплакала – по крайней мере, глаза у нее вдруг стали мокрыми. Впоследствии Бертрам долго размышлял: она смеялась до слез или сквозь слезы?
– Нет-нет, – дрожащим голосом возразила она, – не могу. Я и не собиралась.
– Но почему? И что ты будешь делать? – спросил Уильям упавшим голосом.
На первый вопрос Билли не ответила. Зато ответила на второй – быстро и весело, чтобы отвлечь внимание от первого.
– Мы с тетей Ханной едем в Бостон. Пока сняли комнату в пансионе, но потом купим дом и будем жить вместе. Вот так.
В доме на Бикон-стрит Уильям с траурным видом сдернул розовый бант с шеи Спунки, а Бертрам в сердцах выбросил все розы из ваз. Сирил унес наверх ноты и свою книгу, а Пит, повинуясь приказам, убрал рабочую корзинку, чайный прибор и низкий стул для рукоделия. Целую неделю Бертрам понемногу возвращал с верхних этажей свои вещи, которые отнес туда перед приездом Билли. Комнаты ее заперли, и они вновь стали такими же, какими были в последние годы – тихими и пустыми.
Билли и тетя Ханна после встречи с братьями Хеншоу отправились прямиком в пансион на Бэк-Бей.
– Это только на время, пока я ищу подходящий дом, – сказала девушка.
А вскоре она решила уехать на лето в Хэмпден-Фоллс и отложила покупку дома до осени. К тому времени Билли исполнится двадцать один год, и ей нужно обратиться к поверенному Хардингу, чтобы уладить дела с наследством. Словом, Билли не возвращалась в Бостон до сентября, и у братьев Хеншоу не было шансов возобновить знакомство с тезкой Уильяма.