Долина папоротников

А сам принялся крепить веревку с волчатами в центре поляны, к кусту бирючины.

И они принялись ждать…

Аддингтон привалился к березовому стволу, следил за кобылой, монотонно пощипывающей едва пробившуюся из земли зелень и вспоминал прощание с Лиззи: как подхватил ее руку, поцеловал, и как зарделось ее лицо в ответ на его комплимент.

«Раглан не ведал хозяйки прекраснее вас…»

Он вдруг осознал, что это не просто слова, что верит в каждое из них, что Лиззи… милая Лиззи, пробралась ему под кожу. Сделалась больше банальной благотворительности, коей он изначально прикрывался.

Он чувствовал больше, чем хотел бы на самом деле…

И вдруг увидал отмашку егеря… Заскучавшие охотники вскинули ружья, замерли, заприметив костлявую волчицу, показавшуюся на поляне: она с опаской обнюхивала воздух, бока ее ходили из стороны в сторону — щенята заголосили сильнее при виде нее.

И тогда грянули выстрелы… Один, другой, третий. Воздух заволокло пороховым дымом, в ушах зазвенело, и только по счастливой случайности Аддингтон успел заприметить второй волчий силуэт, метнувшийся под кроны деревьев. Он закричал, не разбирая собственных слов…

— Еще один зверь… Волк. Волк… Самка была не одна!

Его никто не услышал: оглушенные не меньше его, другие участники гона устремились к окровавленному телу волчицы. Они улюлюкали и смеялись… Аддингтон вспрыгнул в седло и подхватил поводья.

Он убьет этого зверя сам! Это его охота. И удивился, заприметив серого хищника между деревьев. Словно поджидающего его… Мужчина вскинул ружье, почти нажал на курок, когда животное вспрыгнуло в сторону и понеслось по протоптанной дорожке спорым аллюром.

Аддингтон устремился следом… И ничего, что ветки хлестали его по лицу, а чаща становилась все менее проходимой. Тропинка превратилась в едва заметную нить, уводящую все дальше и дальше…

И вдруг они вышли на поляну. Природный амфитеатр из уходящих к самому верху ветвей мачтообразных сосен… Волк замер по центру, прижался к одному из стволов и вдруг ощерился, как бы намереваясь пойти в наступление. Кобыла под Аддингтоном заволновалась, беспокойно запрядала ушами, и он, соскочив на землю, накинул поводья на руку, вскинул ружье.

Прицелился…

Еще секунда, и зверь был бы мертв, но тут что-то вскочило ему на спину. Упало с дерева, судя по ощущениям, вцепилось в одежду, раздирая ее когтями, острыми лезвиями полоснуло по ребрам, груди, впилось клыками в правое предплечье.

Он закричал, заметался, пытаясь избавиться от этого нечто: раздирающего его когтями и удерживающего, словно человек. Однако оно так и держало со спины, не давая повернуть головы… А после и вовсе вцепилось в самые волосы, оттянуло макушку назад, обнажая тонкую кожу над сонной артерией.

И тогда Аддингтон увидал того самого волка… С ощеренной мордой, наступающего с неизменной неотвратимостью.

25 глава

Девочка металась на постели, горела, словно в огне. Выкрикивала непонятные слова…

— Что с ней? — спросила Элиза.

Рассказ про возможное обращение не шел из головы… Что, если и правда возможно такое? Что, если здесь, в этом диком краю, любая сказка способна осуществиться? Про мужа, охотившегося на чудовище, она старалась и вовсе не думать… Что-то тревожное, страшное не отпускало ни на минуту.

Рассказ Альвины про канувших Бродериков во время такой же облавы она старалась и вовсе не вспоминать.

— Тело и хворь вступили в противоборство, — ответила старуха. — И кто пересилит, одному богу известно! Придержите ей голову.

Элизабет обхватила голову девочки руками, постаралась удержать ее неподвижно, и старуха влила меж пересохших губ Эмили очередную травяную настойку.

— Что вы ей дали? — спросила Лиззи в видимом беспокойстве. — Это поможет девочке выздороветь?

— Говорю ж, только богу известно… А это горячку уймет, даст телу передохнуть. — И добавила от порога: — Зря вы девочку сюда перенесть велели, теперь и присмотреть за ней некому. Джейн совсем от страха ополоумела, а вам, верно, не с руки с ней сидеть.

— Я посижу, — уверила ее Лиззи. — Мне это не сложно. Только в радость!

Старуха мотнула головой и прикрыла за собой дверь, Лиззи осталась с девочкой наедине. Чуть стиснула ее горячую руку, посмотрела в осунувшееся лицо… Здесь, в одной из пустующих комнат для слуг, маленькой пациентке было всяк лучше, чем в полутемной каморке Альвины, да и родителей здесь принимать сподручнее. Томас еще с утра отправился в деревню с печальным известием…

Девочка начала затихать, похоже, отвар Альвины подействовал, и Лиззи, супротив этому, вернулась мыслями к мужу и происходящей нынче охоте, разволновалась пуще прежнего. Сама словно в горячке забилась…

Тогда в дверях и появился Томас с незнакомой ей женщиной, крестьянкой, судя по одежде и виду, матерью Эмили, как поняла девушка. И слуга подтвердил догадку, представив ее миссис Маргарет Чейз.

Крепкая, плотно сбитая женщина, она, казалось, только теперь уверилась в истинности принесенного ей известия: накрыла дочь своим телом и зарыдала. Да так, что у Лиззи комок подступил к самому горлу, и слезы навернулись на глазах… Она позволила женщине выплакаться и только потом коснулась ее подрагивающей спины, помогла присесть на стул у постели дочери.

Женщина наспех утерла слезы, вроде как устыдившись собственной слабости.

— Простите, — прошептала глухим, осипшим от долгого рыдания голосом, — не думала я, что такое с дочкою приключится. Что девочка наша… — она с трудом, но сдержала рыдание, — попадет в лапы этого зверя. А ведь муж еще тогда мне говаривал: «Попомни слова мои, Маргарет, не к добру человек этот в деревню явился. Не бывать дыму без огня! Жди новой беды». Но время прошло, и мы, верно, расслабиться успели, страх потеряли…

Она стиснула руку дочери, и слеза медленно побежала по ее щеке.

Элизабет поинтересовалась:

— О каком человеке вы говорите? Кто приходил в деревню и почему?

— Имя уж я и не упомню, — ответила собеседница, — да и не важно оно. Авантажный такой мальчонка, лет двадцати или чуть больше. Все Бродериками интересовался… Вот и к нам заходил, знамо дело: мать моя горничной в замке работала, каждого в доме знала. Очень переживала, что с ними такое случилось… С каждым из них. Впрочем, вам, верно, о том мало известно: вы не из местных. Про Бродериков слыхом не слыхивали…

— Немного наслышана. Альвина рассказывала о смерти мисс Кэтрин и исчезновении мужчин Бродериков

— Рассказывала, значит. — Маргарет Чейз поглядела на девушку с любопытством. — Что ж, тогда она, верно, и о слухах упомянула… Тех самых, что после смерти мисс Кэтрин ходили.

Элизабет мотнула головой.

— Ничего такого она не упоминала, — сказала она. — А что за слухи такие?

— Такие, — ответила женщина, — что это не мисс Кэтрин прибоем у Берри прибило, другое то было тело. Девичье, но другое… Еще матушка, добрейшей души человек, говаривала бывало: «Отродясь у мисс Кэтрин таких волос не бывало, как у этой утопленницы». А ей ли не знать, коли тело ее она обмывала да в гроб укладывала… А прежде уборкой в ее комнате занималась и волос этих множество с ковра выметала. Только никто в Раглане и слова не сказал… Схоронили девицу, и дело с концом.

Элизабет возразила:

— Но разве родные родители смогли бы так обмануться? Да и к чему бы им это?

— Вот и я тем же вопросом задаюсь. О том и мальчонке заезжему говорила: не понимаю, я, дескать, что тут к чему, коль надо, то сами и разбирайтесь. А он словно обрадовался даже, денег мне дал: фартинг оставил, мол, за потраченное мной время. Чудный такой, в горчичного цвета камзоле… До сих пор так перед глазами и стоит.

Женщина даже улыбнулась, едва приметно, как солнечный луч через тучку пробился. И Лиззи, страшась, что она большего и не скажет, поспешила заметить:

— Но муж ваш деньгам не обрадовался…

— Не обрадовался, — подтвердила Маргарет Чейз. — Еще и обозлился на мой длинный язык. Сказал, зря я о Бродериках разболтала: мол, недоброе это дело — о них вспоминать.