Страница 5 из 9
После короткой борьбы в очереди Максим получил стакан, с позволения сказать, чая, ибо чаем это было только на словах, несмотря на несколько крупного размера чаинок. Вкуса эти чаинки не добавляли и только мешали пить подслащённый кипяток. Пару раз Максиму приходилось пальцем доставать их из стакана. Он даже удостоился осуждающего взгляда одной дамы с высоким шиньоном. Впрочем, это его не остановило, ведь даже взрослые мужчины делали то же самое, иначе просто было невозможно нормально допить эту горячую сладкую жидкость. Молодёжь тоже была, но никого интересного Максим не приметил. Через несколько минут всё убрали, но Максим уже не был голоден, пару кусков хлеба с вареньем и стакан горячего сладкого чая сделали своё дело. Нормальной сытостью это назвать было нельзя, но и противное чувство голода уже отступило. Максим встал, отряхнул крошки и пошёл в сторону доносящейся музыки.
Ну да, а что ещё могли гонять здесь на допотопном магнитофоне, выдавливавшем звуки через хриплые колонки. Разве это музон? Вот у Саньки Курочкина, бывшего одноклассника Максима, родители недавно вернулись из Адис-Абебы, кажется, это Эфиопия. И привезли Саньке небольшой, прямоугольный, компактный магнитофон, облачённый к тому же, в красивый чёрный с дырочками защитный кожаный кожух с ремешочком. И кассеты там не такие огромные бобины, а прямоугольные, пластмассовые, лёгкие и маленькие. Машинка та носила надпись: “Panasonic”. Вот это аппарат! А какой музон! Санёк нажал на клавишу, и полилось что-то неземное. Он и сам не знал, что это, да и Макс никогда прежде ничего подобного не слышал ни на «Голубом огоньке», ни в «Утренней почте», ни в «Сопоте». Одно верно в этой песне: с любовью у Максима была полная невезуха, вроде и внешность нормальная, и язык подвешен, всегда в компании мог пару анекдотов не то что рассказать, а даже изобразить, но вот, поди ж ты, так и не сумел обзавестись подругой. Не считать же подругой очкастую худющую Ленку из его группы в техникуме, которая вечно находила предлог пообщаться с ним. Максим уже давно прекратил обращать внимание на насмешки со стороны соучеников. Ленке вечно нужно было что-то списать или объяснить, правда, взамен его объяснений и предоставленной тетради с конспектами Ленка щедро одаривала его разными домашними печеньями, которые, по её утверждению, она пекла сама. Как-то раз она даже притащила билеты на концерт. Максим нехотя согласился, хотя впоследствии нисколько не жалел, на сцене были прекрасные исполнительницы арфистки. Это было необычно для их уральского города. Максим с удовольствием погрузился в прекрасную музыку, правда, будь на месте Ленки кто-то другой, он получил бы большее наслаждение. Зато Ленка вся сверкала и светилась, разоделась так, что Максиму в его простенькой, но чистой одежде было немного не по себе. Но Ленка, казалось, не замечала ни его заношенных отцовских ботинок, ни полупальто, перешитого из бабушкиной шубы, со следами отпоротых пуговиц на женской стороне. Её в Максиме устраивало всё. Да и девчонка она была неплохая, добрая и отзывчивая, но не лежала у Максима душа к ней, хоть убей. На знакомство с кем-то в санатории он вообще не рассчитывал. Неужели сюда, в эту глушь, поедут поправлять здоровье настоящие красавицы, которые к тому же и не больны вовсе какой-нибудь язвой желудка, как сам Макс, а идеально здоровы и прибыли с одной единственной целью – стать идеальными ему подругами. Ладно, он отбудет это восемнадцатидневное заключение и уедет к себе, в Оренбург. Главное, немного подлечиться, а то уже достали эти голодные боли по ночам. Это ж надо было, прямо накануне шестнадцатилетия угодить в больницу и отваляться там три недели. Его уже с души воротило от протёртых больничных кашек, которыми потчевали всех язвенников. А эти болючие уколы всевозможных витаминов дважды в день. Хорошо хоть, что глотать таблетки он мог запросто, хоть горстями, хоть по одной.
Макс присел на лавочку, глядя на пяток сорокалетних старух, что-то изображающих из себя на танцплощадке. Ну куда они лезут со своими старомодными движениями? Сидели бы дома и не позорились. Внуков бы нянчили, чего в таком возрасте на танцплощадку переться? Ну всё, пошёл съём, подкатил к ним полулысый хрен лет сорока пяти, тоже из себя весь вихляется, словно его рак за одно место клешнёй прихватил. Они даже не понимают, как смешно выглядят. И эти тоже, разулыбались ему. Ну как же, единственный кавалер. И вот среди этих старпёров ему предстоит провести время?
Макс с досадой отвернулся от танцующих. В другом конце площадки собирались люди помоложе, но всё равно этой группке было в районе тридцати. Ну что он может делать в такой компании, даже если они его и примут? Нет, в этом санатории можно только умереть от скуки. Макс представил похоронную процессию с венками и оркестром, идущую по улице. И надписи на венках: «Умершему от скуки» от друзей, от педколлектива техникума, от Ленки. Да уж, пожалуй, она будет единственная, кто по-настоящему зальётся слезами. А эти придурки-друзья и на его похоронах стали бы дурачиться и идиотничать. Да и какие это друзья, вон, он в больницу попал, так кто к нему пришёл? Только Юрчик, да Ленка бегала, как заведённая. Ну ладно, в больнице деваться некуда, так он терпел её появление, к тому же она всегда притаскивала что-то вкусненькое. Полный неудобняк был, когда она столкнулась с его предками. Ну, конечно же, они знали, кто она. Мама сразу начала выяснять, насколько это серьёзно, кто её родители и где работают. Просто достала, Максим тогда ей наговорил всего. Папа только посмеивался в сторонке, хоть кто-то в семье понимает, что ему эта худобина нафиг не нужна. И вообще, он уже паспорт на днях получает, так что вполне сам может разобраться, с кем ему дружить и на ком, если надо, жениться. Всё! Отвяли все! Просто забодали своей заботой! А то ещё соседки у подъезда: чего такой симпатичный мальчик да без девочки? Да какое ваше собачье дело? Что вам всем от меня надо? Что, я должен со всеми крокодилами города дружить, только чтоб вы могли сказать, что не ту девочку выбрал? Ну что за жизнь?
– И последний танец на сегодня, уважаемые отдыхающие. И это будет белый танец. Дамы приглашают кавалеров!
Ну конечно, везде одно и то же. И белый вальс один и тот же.
– Молодой человек, можно вас пригласить?
– М-меня?
– Да, молодой человек, идёмте быстрее, это последний танец. Ну что же вы? Вставайте, даме нельзя отказывать!
Максим нехотя поднялся. Ну вот, удостоился внимания сорокалетней тётки. Браво! Аплодисменты! Вот за этим он сюда и приехал. И чего она его мотает, танцевала бы спокойно, нет, надо ещё дёргать из стороны в сторону. Мало того, что он на позор поднялся, даме, видите ли, не отказывают. И чего он согласился, скорей бы музыка закончилась. Ну вот, слава богу, отмучился.
– Спасибо вам, молодой человек! Как вас зовут? Максим? Чудесное имя, а меня Ольга, очень приятно. Спокойной ночи! Приходите завтра танцевать!
Ага, так он и попрётся старуху вытанцовывать! Размечталась, вон с тем лысым попляши, с вечера на него очередь займи, глядишь, к завтрашнему вечеру и дойдёт. Ну да, а он просто в центре внимания, ручки дамам расцеловывает. Терпеть не могу таких сладких подлиз. Чего крутиться тут перед ними? Мужиков всё равно нет, к любой подойди, так сразу вскочит и танцевать помчится. Ну только не он, он этих старушенций на дух не переваривает, с этой станцевал, так, не дай бог, остальные тоже решат, что его можно приглашать. Вон она, идёт, бёдрами виляет. Кому тут нужны её бёдра, Любаша с поезда и то лучше, помоложе, правда, чуть полнее, зато руки какие у неё мягкие и тёплые! А у этой какие-то жёсткие и холодные, и таскала она его своими руками по всей танцплощадке, а эти мымры, кому мужики не достались, ещё и хлопали им. Со стыда сгореть!