Зеркала и лабиринты

– Это едва ли получится, – сухо заметил Митчелл – поскольку ваша идеология утверждает отсутствие бога, а город, как вы заметили ранее, под вашим управлением.

Мужчина обдумал услышанное, усмехнулся и кивнул.

– Гляди-ка, знает как и что к месту притянуть. Жаль тебя стрелять, но война есть война.

Сайфер не был тронут этим сомнительным комплементом.

– Где раненый? Что с ним случилось?

– Да кто ж его поймёт, без доктора. – выругался мужчина, кивая солдатам, чтобы те выходили из помещения – Нам нужно твоё мнение. Комиссар сказал, что поймёт, если ты откажешься, с тебя уже нечего требовать. Однако у меня такое чувство, что ты поможешь.

Лейтенант ничего не ответил, его взгляд соскользнул с собеседника и устремился в дверной проём. Мужчина-помощник комиссара улыбнулся.

Вскоре они уже шли вдоль знакомых Сайферу улиц города. В окнах некоторых домов был свет от керасиновой лампы или лучины – ещё более примитивного инструмента домашнего быта. Когда обитатели этих ветхих жилишь замечали приближение вооружённой группы, они тут же задёргивали окна плотными тканями, как того требовала светомаскировка.

Уже не в первый раз Сайфер признавал, что у «красных», в некоторых подразделениях, с дисциплиной всё было в порядке и несмотря на дефицит офицерского состава, они черпали заслуживающие уважения знания о военном деле. Неосязаемая, холодная длань недавнего противника ощущалась здесь, как никогда ранее. Пленный лейтенант уже не в первый раз ловил себя на мысли, что противник, которого его странна, в составе Антанты, победила несколько лет назад, обретал реальную возможность для реванша здесь, словно призрак убиенных армий возрождался и вселялся в этих, недавно ещё мирных, людей.

Митчелл так же обнаружил, что его вели тем же маршрутом, которым он прогуливался некоторое время назад, в ту странную ночь, когда ему явилось видение, которое он постарался забыть.

Вскоре, конвой вышел на ту же несуразную улицу, где лейтенант обнаружил то самое странное здание с одно дверью. Всё оставалось прежним, складывалось впечатление, будто перемены не посещали эти места. Митчелла привели в один из домов, где нашли своё укрытие люди. В небольшом домишке, под одной крышей ютились шесть человек, и один из них, по мнению «красных» был на пороге смерти.

Это был мужчина, зрелых лет, чрезвычайно худой. Он лежал на полу, обёрнутый какими-то тряпками, его лицо и всё тело целиком свидетельствовали об невыносимых мучениях. Причиной тому было пулевое ранение брюшной полости. Сайферу было достаточно осмотреть пострадавшего, чтобы прийти к неутешительному выводу. Рана была причинена двенадцать, если не больше, часов назад, и теперь раненый страдал от разлитого перитонита. С имеющимися в распоряжении «красных» медикаментами и скудным инструментарием, об операции не могло идти и речи.

– Этот человек умрёт. – констатировал Сайфер, без лишних обиняков, понимая, что кроме помощника комиссара, никто больше его не говорил на его языке. Однако, сказав это, лейтенант не без некоторого удивления обнаружил, что находящиеся рядом с раненым женщина и другой мужчина, изменились в лице, словно тревога в один миг трансформировалась в тяжелейшую степень печали. Для некоторых явлений не существовало языкового барьера.

– Что с ним? – спросил мужчина, стараясь выглядеть бесстрастным.

– Ранение повредило кишечник. Содержимое вылилось внутрь, началось обширное воспаление – перитонит. – объяснял Сайфер – Вот, видите как напряжена мускулатура брюшной стенки!

С этими словами лейтенант стянул одеяло, вновь обнажая живот раненого.

– Он сильно мучается, и температура очень высокая. Я, если честно, не знаю, как долго это продлится.

Мужчина-помощник комиссара дольше обычного переваривал слова англичанина. Затем он повернулся к своим подчинённым и издал несколько распоряжений. Сайфер не понимал, о чём шла речь, но он увидел, как взмолились женщина и мужчина – близкие раненого. Никто, впрочем, не обращал на них внимания. Солдаты подхватили тело раненого и довольно ловко, игнорируя его, усилившиеся многократно, стоны, вынесли на улицу.

Сайфер догадывался, что готовилось свершиться, он почувствовал предательскую слабость в ногах, предпочтя остаться на своём месте.

Раздался хлопок выстрела пистолета, стоны раненого стихли в сию же секунду.

Женщина уткнулась в плечё мужчины с суровым, непроницаемым выражением лица, и разрыдалась.

Только сейчас, когда ему представилась возможность осмотреться, Митчелл заметил висевшую на стене, под потолком, мутную фотографию. Качество снимка было плохим, но именно такие фото могли себе позволить небогатые люди в этих краях. На снимке была девочка, лет десяти-одиннадцати. Она была одета в лёгкое, летнее платье и стояла где-то на поле, за её спиной и под ногами колыхались травы. Девочка опиралась на костыль, удерживая в руках полевой цветок, у неё не было одной ноги.

– Митчелл! – раздался голос мужчины-помощника комиссара – Вставай давай, пора возвращаться.

В мыслях лейтенант прогонял предстоявшую ему пережить сцену – его собственную казнь, которая, как бы он себе её не обрисовывал в попытках рационализировать – продолжала вселять в него тупой, природный, инстинктивный страх.

Выйдя наружу, Сайфер увидел лежащий около дома труп. Солдаты предусмотрительно накрыли голову трупа какими-то тряпками. И хотя убитый не имел много сходств с самим Митчеллом, лейтенант без особого труда представил, как через несколько часов его собственное тело будет сложено подобным манером, дабы не оскорблять своим видом тех, кому ещё нужно было жить.

Неотвратимость собственной судьбы, как никогда ранее, ощущалась комом в горле.

– Это было лучшим, что мы могли для него сделать. – сказал помощник комиссара, хотя никто его и не спрашивал – Он бы отмучался ещё не весть сколько. Терпеть это не могу.

Сайфер воспользовался возможностью, никто не подгонял его сзади, и взглянул на странное здание напротив.

– Завтра, согласно приказа вашего комиссара, я «отмучаюсь». – заметил лейтенант, продолжая смотреть на странную, выцветшую дверь.

Даже с того расстояния, на котором он находился от неё, Митчелл угадывал увиденную ранее табличку с надписью «ביבליאָטעק»

В какой-то момент, помощник комиссара уловил взгляд пленного и посмотрел в том же направлении. Для него это здание не представляло ни малейшего интереса.

– Знаешь, что там находится? – спросил мужчина.

Сайфер отрицательно покачал головой.

Помощник комиссара вновь посмотрел на дверь. Затем он пересёк узкую улицу и оказался возле входа в таинственный дом. Повинуясь скорее интуиции, Сайфер последовал за мужчиной. Странно, но никто из солдат не попытался остановить пленника или хотя бы окликнуть его.

– Здесь что-то написано. – помощник комиссара попытался разобрать вырезанные на табличке символы – Похоже на эту жидовскую письменность. Ну точно! Она!

Повернувшись к одному из вооружённых карабином солдат, мужчина сказал:

– Саня, есть у нас здесь жидовствующие, из местных?

Солдат что-то отвечал, после чего мужчина начал что-то ему объяснять. В этот самый момент, могло показаться, что Сайфер Митчелл остался один в целой вселенной и ничьё внимание больше не приковывалось к нему. Столь странное чувство напомнило ему порыв освежающего, весеннего ветерка, привкус пьянящей надежды, столь неуместной при данных обстоятельствах.

Лейтенант прикоснулся к двери, позволив себе, вопреки здравому смыслу, надавить на шершавую, выцветшую поверхность. Без единого скрипа дверь пришла в движение, отойдя внутрь, приглашая Сайфера войти. За дверью царила кромешная тьма, как если бы дверной порог разграничивал земное, и космическое пространство. Наблюдая бесконечную, неопределённую никакими физическими границами, пустоту, Митчелл испытал нерешительность, и даже страх, но позади него, за спиной, продолжал облизываться «демон отчаянья» В следующую секунду Сайфер Митчелл волевым усилием заставил себя буквально перелететь порог и погрузиться туда, где, как ему казалось, его ожидало пугающее и спасительное «ничто»