Страница 4 из 7
А здесь мы излагаем грубо, зато точно.
Недотеории информации
Каждое объяснение должно собрать представление о том, что ещё не известно, из того, что уже известно. Эта сказка про самогон – не первая и, надеемся, не последняя недотеория информации, собранная из известных говна и палок, оказавшихся сейчас под рукой. У нас теперь есть какая-никакая теория информации и представление не только о компьютерах, но и о квантовых компьютерах, поэтому появился шанс на шажок к выявлению новых подробностей нашей фактически самой баянистой сказки. Будет новый набор известных говна и палок – будет новая недотеория. Мы смотрим в будущее с оптимизмом, неизменно навязчиво преследующим всех недосамогонов.
Раньше религия пыталась собрать всеобщее объяснение из каких-то древних грубых и примитивных представлений об известном, и получалось очень плохо. Не потому, что религия плохая, а потому что набор известного был очень скуден. Работы того же Фомы Аквинского были бы куда как забористее и точнее, если бы они могли опереться на понятия о квантовых компьютерах, или хотя бы информации или, на самый худой конец, энтропии. Фома Аквинский упомянут здесь именно потому, что последними его словами были «Всё, что я написал, – солома». Рискнём предположить, что за его заслуги ему при последних мгновениях жизни была дана благодать увидеть другие наборы известного, что и послужило поводом для подведения именно такого итога своего творчества. Из всех недосамогонов он был наименее «недо».
Сейчас набор известного такой, какой он есть сейчас, поэтому продолжим лепить новую недотеорию сами знаете из чего. Хватит уже рефлексии.
Казалось бы, причём здесь информация?
Собственно, при том, что философия за прошедшие тысячелетия облажалась с объяснениями самогона не хуже религии. Что характерно, по той же самой причине скудности набора известного для построения объяснений. Среди сомнительных достижений философии следует отметить попытки называть самогон Природой, Первопричиной, Мирозданием, Вселенной и прочей отвлечённой религиозно нейтральной ерундой. Однако при всём этом лучшее, к чему удалось прийти к первой половине ХХ века, – это договоренность считать говно и палки сущим, а всё остальное – ничем. Ничем не в смысле ничем, а в смысле ничто. Это слово даже не склоняется, и это одна из двух причин, по которой здесь написано «ничем», а не «ничтом». Попробуйте угадать вторую. Мартин Хайдеггер, конечно, очень продвинутый мыслитель и тщательно обработал все известные на его время теории других очень продвинутых мыслителей, но из понятия ничто до сих пор никто не смог извлечь никакого полезного смысла.
Зато у нас есть теория информации, худо-бедно устанавливающая взаимоотношения между определённым и неопределённым. Используем эти способы, чтобы установить новые взаимосвязи между известным и неизвестным.
Хорошо, религия и философия облажались, но где же всё это время была наука? А нам не всё равно ли? Для науки никакого самогона не существует, а существуют только его небольшие фрагменты, к которым можно устойчиво и воспроизводимо приладить измерительные приборы. Наука облажалась, даже не пытаясь постичь смысл самогона. Или наука единственная пришла к успеху, не затрудняясь задачами постижения какого-то там самогона. И то, и другое верно, как бы странно это ни звучало. Науке, кстати, известно, как и почему такое возможно.
Не то что бы мы симпатизировали каким-то особым образом науке, мы договорились не рефлексировать. Просто среди всей абсолютно бессмысленной фигни только у науки есть какой-то неповторимый особый шарм, цепкость, что ли, какая-то. Это обязательно нам пригодится.
Тысячелетия недосамогонской суеты
Каждое объяснение должно собрать представление о том, что ещё не известно, из того, что уже известно. Ой, стойте, кажется, предыдущая глава начинается именно этими же словами. Это не ошибка и не тавтология, это усиление. Не самогоном единым интересуется человечество. Надо же иногда и наборы уже известного где-то и как-то собирать для последующих жалких попыток постижения непостижимого.
Сначала иудеи начали развивать Каббалу и утверждали, что египтяне, досократики и все остальные, в том числе не оставившие в истории известного нам следа, учились у них. Сильное утверждение, но примем его в качестве допущения. Его оспаривание очень интересно, но точно не нам и уж точно не сейчас.
Затем прошло несколько тысяч лет, если верить евреям. Потом Сократ сказал, что «Всякая изречённая мысль есть ложь».
Потом были Платон с Аристотелем, которые при всех их разногласиях абсолютно одинаково «родились, работали и умерли». Нам здесь нечего добавить к этому блестящему описанию их наследия, сделанному Мартином Хайдеггером.
Затем прошло примерно полтысячелетия. Потом все вдохновились событием Христа и увлеклись поисками самогона там, где его нет и быть не может. По той же банальной причине скудности уже известного. Проделана огромная уйма совершенно безупречной и при этом абсолютно бессмысленной работы. Даже проблема скудности уже известного всё это время почти не решалась.
Затем прошло ещё примерно тринадцать веков. Фома Аквинский родился, продолжил искать самогон там, где его нет и быть не может, сформулировал учение об акциденции и субстанции, произнёс «Всё, что я написал, – солома» и умер. Мартин Хайдеггер так о нём не рассказывал, но мы быстро учимся делать ёмкие и точные описания.
Потом события пошли чуть поживее. Почти современник Фомы Аквинского, хоть и младший, Уильям Оккам сформулировал принцип терминологической скупости и его обоснования. Это было одним из величайших прорывов человеческой мысли, опередивших всех современников на столетия. Этот принцип до сих пор не понят верно, мы разберём его подробно позже. Вместо верного понимания несколькими безответственными и фактически безымянными болтунами был введён в оборот термин «бритва Оккама», который очень удобен прежде всего для выявления некомпетентных придурков. Историю этого запредельного стыда, позора и былинных неудач мы также разберём подробно. Мы не отвлекаемся, верное понимание наследия Уильяма Оккама действительно очень важно.
Затем Огюст Конт примерно в середине XIX века сформулировал принципы методологии науки в двух своих основных сочинениях «Курс позитивной философии» и «Система позитивной политики, или Трактат по социологии, устанавливающий религию Человечества». Само название второго сочинения ненавязчиво укореняет в истории человеческого мышления тему абсолютной бессмысленности и суеты. Эта ненавязчивость сохранялась до начала XX века, когда всё закрутилось очень быстро, и бессмысленность всех этих недосамогонских потуг стала не только очевидной, но и доказанной.
Полвека бессмысленных откровений
Всё смешалось:
– Рене Генон прокомментировал методологию Огюста Конта и связал её со способами постижения Традиции,
– Лев Толстой создал учение о непротивлении злу насилием,
– Фёдор Достоевский написал «Великого Инквизитора» и несколько текстов, комментирующих его пространно и обстоятельно,
– Мартин Хайдеггер сформировал известные к настоящему времени экзистенциализм и феноменологию,
– Людвиг Витгенштейн написал «Логико-философский трактат».
Здесь мы остановимся и рассмотрим этот перекрёсток философии подробнее. Витгенштейн родился, обзывал Хайдеггера шарлатаном, а его изыскания – не только ложными, но и бессмысленными, неожиданно пришёл к тому же, обойдя сферу с другой стороны, и умер. Так научный и философский мир начал подозревать, что всё, чего он может достичь своими методами, – неполная, внутренне противоречивая и абсолютно бессмысленная фигня. Это все подробности, которые могли бы быть нам интересны.
Тем временем физики Эрвин Шрёдингер, Нильс Бор, Вернер Гейзенберг и многие другие сформулировали основы квантовой механики, принцип дополнительности, принцип неопределенности и – совершенно внезапно! – интерпретации квантовой механики. Даже философы не додумались до методологически корректных множественных интерпретаций философии, а тут всё прямо любо-дорого: никогда такого не было, и вот опять! Эти изыскания спустя пару десятилетий привели к созданию ядерного оружия и ещё немного позже – квантовых компьютеров. И одно, и другое вносит важный вклад в набор уже известного, необходимого для постижения самогона.