Страница 26 из 30
– Я думала, Тегол отправил тебя в дворцовую стражу, – сказала она, надеясь отвлечь гиганта.
– Я терпеть не могу начищать сапоги.
– Ублала, это ведь раз в несколько дней – да и можно нанять кого-нибудь…
– Не мои сапоги. Вообще всем.
– Остальным стражникам?
Он хмуро кивнул.
– Ублала, пошли со мной – куплю тебе выпивку. Или три. – Они двинулись по улице к мосту через канал. – Слушай, эти стражники просто пользуются твоей добротой. Ты не обязан начищать им сапоги.
– Нет?
– Нет. Ты гвардеец. Если бы Тегол знал… а ты можешь сказать сослуживцам, что собираешься поговорить со своим лучшим другом, королем.
– Он мой лучший друг, да. Он давал мне курочку.
Они пересекли мост, отмахиваясь от вьющихся навозных мух, и пошли по аллее вдоль одного из ночных рынков. Шурк обратила внимание, что вокруг необычно много малазанских солдат.
– Именно. Курочку. А такой человек, как Тегол, не станет делиться курочкой с кем попало, так ведь?
– Не знаю. Наверное.
– Точно-точно, Ублала, уж поверь мне. У тебя друзья в высших эшелонах. Король, канцлер, седа, королева, Королевский меч. И любой с радостью угостит тебя курочкой, а с другими гвардейцами, уверяю тебя, не будут так щедры.
– Значит, я не обязан начищать сапоги?
– Только свои – или можешь кого-нибудь нанять.
– А штопать их форму? А точить их ножи и мечи? А стирать их исподнее?
– Хватит! Ничего подобного – и сейчас же пообещай, что поговоришь со своими друзьями. С любым. Тегол, Бугг, Брис, Джанат. Обещаешь – для меня? Расскажешь им, что остальные гвардейцы заставляют тебя делать?
– Ладно.
– Хорошо, этим уродам, сослуживцам из гвардии, достанется. А вот и подходящий бар – у них скамьи, а не кресла, так что не застрянешь, как в прошлый раз.
– Хорошо. Я пить хочу. Ты настоящий друг, Шурк. Я хочу секса с тобой.
– Как мило… Но ты должен понять: многие мужчины занимаются сексом со мной, и это не должно тебя тревожить, ладно?
– Ладно.
– Ублала…
– Ладно, ладно, я обещаю.
Капрал Целуй ссутулилась в седле; отряд медленной рысью двигался в город Летерас. Целуй старательно не смотрела на сестру, Уголёк, чтобы жалость не затопила ее и не утащила душу, вцепившись намертво, в небытие.
Она всегда знала, что Уголёк последует за ней повсюду; и когда вербовщики явились в их деревню в джунглях Дал-Хона, что ж, это стало лишь дополнительной проверкой их тайной привязанности. Хуже всего было то, что в морпехи они записались по дурацкой прихоти. Все из-за местной заварухи, водоворота подозрений, закрученного вокруг самой Целуй – проклятой «разлучницы», живущей улыбчивой тенью на задворках семьи, – она пережила бы скандал, все решив лишь кивком головы и небрежным жестом. Да она и не любила того мужчину – все лесные духи знали, что этот кобель не достоин женской любви, ведь он жил только ради себя и не стал бы жертвовать ничем во имя чести жены и детей. Нет, Целуй поступила так вовсе не из романтических соображений.
Главным погонщиком стала скука, непрерывно щелкая кнутом. Жажда запретного только добавляла мрачности ее порывам. Целуй всегда знала, что настанет время, когда ее погонят из деревни, изгонят на всю оставшуюся жизнь. Впрочем, изгнание уже не смертный приговор: громадный мир за пределами джунглей открывает бесконечное количество путей отхода. Малазанская империя велика: миллионы жителей на трех континентах. И ей будет несложно затеряться в благословенной анонимности. И потом, она знала, что никогда не останется одна. Уголёк – умелая и практичная – будет идеальным спутником во всех ее приключениях. А еще, видит Белый Шакал, ее сестра – красотка, и им обеим не стоит бояться недостатка в мужской компании.
Вербовщики, похоже, обещали разумный срок службы и готовы были оплатить все транспортные расходы. И она ухватила гиену за хвост.
И, само собой, Уголёк немедленно последовала за сестрой.
Тут бы и конец истории. Но Бадан Грук увязался за ними. Придурок запал на Уголька.
Если бы Целуй хоть немного поразмыслила над своими решениями, то поняла бы, в какую ужасную катастрофу втянула их всех. Малазанским морпехам положено служить десять лет; Целуй просто усмехнулась, пожала плечами и подписалась на этот долгий срок, сказав себе, что, если надоест, она просто сбежит и снова скроется в тумане.
Увы, Уголёк была гораздо принципиальнее. Она привыкла держать слово, и данной клятве была бы верна до самой смерти.
Целуй очень скоро поняла, какую ошибку совершила. Невозможно сбежать и бросить сестру, которая благодаря своим талантам быстро дослужилась до сержанта. И хотя для Целуй была не слишком интересна судьба Бадана Грука – он был негодным солдатом, а сержантом вовсе никудышным, – ей стало ясно, что Уголёк чем-то привязала его к себе. Как Уголёк последовала за сестрой, так и Бадан Грук последовал за ней. Но не только тяжкий груз ответственности связывал Уголька и Бадана Грука. Было что-то еще. Неужели сестра действительно влюбилась в идиота? Возможно.
Жизнь была куда проще в деревне, несмотря на постоянную слежку и отчаянные кувыркания в кустах у реки; по крайней мере, Целуй была сама по себе, и что бы ни случилось с ней, сестра останется ни при чем. И в безопасности.
Вернуть бы те деньки…
Увеселительная прогулка в морпехи, похоже, убьет их всех. Веселье давно закончилось. Ужасное плавание на грязных кораблях – до Семи Городов. Марш. И’гхатан. Снова плавание. Малаз. Вторжение на континент… Ночь на реке… цепи, тьма, вонючие камеры без еды…
Нет, Целуй не решалась смотреть в сторону Уголька – не могла видеть ее разбитой. Не могла взглянуть и в измученные глаза Бадана Грука, увидеть горе и ярость.
Лучше бы она умерла в той клетке.
Лучше бы она приняла предложение адъюнкт об отставке – пока оно было официальным. Но Уголёк не согласилась бы. Ни за что.
Они ехали в темноте, но Целуй почувствовала, когда сестра внезапно натянула поводья. Солдатам позади пришлось отворачивать коней, чтобы избежать столкновения. Ворчание, проклятия – и тревожный голос Бадана Грука:
– Уголёк! Что случилось?
Уголёк повернулась в седле.
– Неп с нами? Неп Хмурый?
– Нет, – ответил Бадан.
Целуй почуяла, какой страх охватил сестру, и ее сердце заколотилось в ответ. Уголёк такая чувствительная…
– В город! Нужно торопиться…
– Погоди, – каркнула Целуй. – Уголёк, прошу тебя: если там беда, пусть они разберутся…
– Нет – нам нужно туда!
Она внезапно ударила пятками коня, и тот рванулся вперед. Через мгновение все последовали за Угольком, и Целуй тоже. Ее голова кружилась – она запросто может свалиться с коня, слишком слабая, слишком утомленная…
Но ее сестра. Уголёк. Ее проклятая сестра теперь морпех. Она принадлежит самой адъюнкт – и хоть та не подозревает, именно такие, как Уголёк, тихие и бесконечно преданные, и есть железный хребет Охотников за костями.
Злоба охватила Целуй, черная, как флаг в полночь. Бадан знает. Я знаю. Тавор… ты украла мою сестру. И этого, холодная ты тварь, я не прощу!
Будь ты проклята, я верну ее.
Я верну мою сестру.
– Ну и где этот придурок?
Кулак Кенеб пожал плечами.
– Арбин все больше с тяжелыми пехотинцами общается. У которых грязь на носу и пыльный ветер в голове. Кулак играет с ними в костяшки, выпивает, а может, и спит, если на то пошло.
Блистиг, усевшись, зарычал.
– А разве так завоевывают уважение?
– Думаю, по-разному бывает, – сказал Кенеб. – Если Арбин обыгрывает всех в костяшки, остается сидеть прямо, когда все уже под столом, и изматывает всех, кто отважится разделить с ним постель, может, это работает.
– Не валяй дурака, Кенеб. Кулак должен сохранять дистанцию. Больше, чем жизнь, и вдобавок строже. – Он налил себе еще кружку местного пенного пива. – Хорошо, хоть ты здесь.
– Я на прошлом прочтении и не должен был быть. Просто вместо Свища пошел.