Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 70 из 141

Можно подумать, самолет сбить труднее, чем штурмом взять Белый дом…

По счастью, ничего этого не случилось. Идти на приступ, неминуемо закончившийся бы кровавой свалкой, большевики не решились.

Утром стало окончательно ясно, что партия проиграна вчистую. «Мужики, писец . Мы победили» – воскликнул герой революции и будущий арестант-коррупционер генерал Кобец.

В 10 часов министр обороны Язов объявил товарищам по оружию, что коллегия Минобороны решила вывести из Москвы войска. Отныне любые попытки что-то изменить всякий смысл теряли.

Точно побитые собаки, лидеры ГКЧП наперегонки – кто быстрей – помчались каяться перед Горбачевым. «Полечу к Михаилу Сергеевичу виниться», – по-военному прямо рубанул маршал Язов.

Вопрос только: в чем виниться?

Прежде чем перейти к апофеозу августовских событий, вернемся на полгода назад, в февральскую Москву 1991 года.

Мало кто помнит сейчас, но 26 февраля в столицу тоже были введены танки. Это случилось на другой день после беспрецедентной по масштабам манифестации, организованной сторонниками Ельцина прямо у стен Кремля. По оценкам МВД и КГБ, на митинг собралось тогда не меньше трехсот тысяч (демократы утверждали, что полмиллиона) человек.

Собравшиеся требовали провести прямые выборы президента России, размахивали портретами Ельцина и чуть ли не собирались штурмовать Кремль.

Нервы у Горбачева не выдержали. Хоть и убеждал его шеф МВД, меланхоличный латыш Пуго, что пороть горячку не следует, и ситуация под контролем, генсек все равно требовал решительных мер. И тогда в город вошли танки, бронетехника, внутренние войска и десантники, вставшие на подступах к Кремлю.

Через месяц, в марте, все повторилось. Когда на съезде народных депутатов РСФСР страсти накалились до предела, Горбачев вновь приказал вводить в Москву армию. В знак протеста съезд даже прервал свое заседание и вышел на улицы.

Два этих события, на мой взгляд, есть не что иное, как звенья единой цепи. Это были генеральные репетиции будущего путча. И отнюдь, кстати, не единственные.

То, что случилось в январе 1991 года в Вильнюсе, как две капли воды смахивает на ГКЧП: просто масштаб пожиже .

Для тех, кто запамятовал, напомню, что в ночь с 12 на 13 января в литовскую столицу были введены танки. Группа «Альфа» штурмом захватила местный телецентр, 14 человек и один спецназовец погибли. Под контроль также были взяты телеграф, Департамент охраны края, Дом печати и центральный телефонный узел.

Председатель Верховного Совета Литвы Ландсбергис обратился к гражданам с призывом: все на защиту демократии. В считанные часы местный парламент был окружен ополченцами, началось строительство баррикад. Захватывать парламент военные в итоге не решились.

А теперь – скажите мне, в чем разница между 12 января и 19 августа? Только в том, что зимой президент СССР отсиживался в подмосковной резиденции, а летом – перебрался в Крым: строго по сезону.

В обоих случаях Горбачев поспешил откреститься от своей причастности к этим событиям, хотя в январе – сомнений никаких нет – войска и спецназ пошли в Литву именно по его прямому приказу. (По-другому просто быть не могло.)

А в августе?

Именно прибалтийские события – агрессия , как называла ее демократическая печать – и стали той окончательной трещиной в отношениях Ельцина с Горбачевым, после которой какое-либо примирение было уже невозможно.

Ельцин публично заявил, что союзные власти совершают реакционный поворот. Вскоре он потребовал незамедлительной отставки Горбачева, и нескончаемые многотысячные митинги москвичей полностью его поддержали. В ответ президент СССР не нашел ничего умнее, как попросту запретить проводить в Москве манифестации.

Вопрос: вы верите в столь странную череду совпадений? Я лично – нет.

Если принять за основу, оттолкнуться от того, что ГКЧП было детищем Горбачева, многие странности, необъяснимые загадки разом встают на свои места.





И беспомощность путчистов. И удивительное их нежелание переходить от слов к делу. Нескончаемая болтология вместо конкретных действий, хотя их чуть ли не упрашивали на коленях продемонстрировать жесткость и решительность.

Ладно, ввели в Москву танки, не ставя никаких задач – это еще полдела. Но как объяснить тот факт, например, что экстренное заседание Верховного Совета СССР, которое, несомненно, поддержало бы чрезвычайное положение и таким образом придало всем действиям путчистов легитимный и законный характер, было почему-то назначено лишь на 26 августа.

Что мешало собрать его 20-го числа? Или даже 18-го? Спикер Лукьянов-то был в одной упряжке с Янаевым, Крючковым и Язовым.

Бред какой-то: люди, имеющие в руках всю полноту власти, не могут созвать подконтрольный себе парламент, в то время как оппозиционер Ельцин преспокойно свой , российский парламент собирает, хоть и сидит под прицелами танков.

А пленум ЦК КПСС? Провести его – вообще было делом пятиминутным. Именно с помощью пленума происходили в Союзе все предыдущие дворцовые перевороты: так низвергали Хрущева, антипартийную группу Молотова-Маленкова-Кагановича, арестовывали Берию.

Но большинство членов ЦК о готовящемся ЧП даже и не ведали. Часть секретарей разъехалась по командировкам и отпускам (Лучинский, Семенова, Дзасохов), другая – прямо накануне событий слегла в больницу, в том числе и второй человек в партии, зам.генерального секретаря Владимир Ивашко.

И если на штурм Белого дома у лидеров ГКЧП, в самом деле, могло не хватить духа, то для этих нехитрых действий решимости совсем не требовалось.

Уже к полудню 20 августа в Москву съехалось больше сотни иногородних членов ЦК. Другая половина – за исключением командированных, заболевших и загулявших – находились в столице безвылазно, ибо представляли московскую элиту. То есть кворум имелся. Но пленума проводить отчего-то не стали.

Отчего?

Невольно возникает чувство, что горе-путчисты к победе даже и не стремились. Эти люди как будто действовали не по собственной инициативе, а тупо выполняли чей-то приказ: от сих до сих и не более. Точно по такому же принципу функционировали и введенные ими в Москву войска: вошли – и встали. Потому как других команд не поступало.

Президент Горбачев, само собой, любые обвинения в своей причастности к ГКЧП гневно отметает.

«Ходит и такое: я, мол, знал о предстоящем путче, – возмущается он на страницах своей книжки “Августовский путч”. – Следствие покажет все. Так же как цену запущенного слуха, будто Горбачев имел ненарушенную связь, но устранился, чтобы отсидеться и приехать потом “на готовенькое”. Так сказать, беспроигрышный вариант. Если путч удался, то президент, давший ГКЧП шанс, выигрывает. Если путч проваливается, он опять прав».

Насчет связи – мы говорили уже довольно подробно, и возвращаться к этому вопросу смысла, наверное, нет.

Похоже, остальные его доводы – столь же неубиенны , и логика в них – прямо скажем железная.

Собственно, с этого вопроса я и начал главу: кому путч был больше всего на руку? Ответ очевиден.

И неважно, что Горбачев не сумел собрать урожая с августовских полей: все в одиночку заграбастал Ельцин. Откуда генсек мог предположить, как поведет себя российский президент. Ведь нейтрализуй его путчисты сразу, в первую же ночь, и не было бы никаких баррикад, развивающихся бело-сине-красных полотнищ.

Между прочим, члены ГКЧП говорят ровно об этом. Их рассказы о благословлении Горбачева, сказавшего на прощанье «шут с вами», я уже обильно цитировал.

Теперь – пришел черед откровениям новым.

Вот, например, что говорит член ГКЧП Валерий Болдин, один из самых доверенных генсеку людей:

«Горбачев в начале 1990 года пригласил к себе группу членов Политбюро и Совета безопасности – всех тех, кто впоследствии вошел в ГКЧП (среди них были Крючков, Язов, Бакланов) – и поставил вопрос о введении чрезвычайного положения. Все, кого Горбачев тогда позвал, идею ЧП поддержали, особенно учитывая нарастание националистических, центробежных тенденций в Прибалтике и Закавказье. И у нас, в аппарате Горбачева, начали готовить концепцию ЧП».